— Я до замужества была очень хороша, — продолжала болтать Пава Романовна, бесцеремонно наблюдая, как Ольга натягивала чулки. — Но беременность ужасно уродует фигуру, а аборты запретили… Просто несправедливо, клянусь честью! — Она стукнула по столику маленьким кулаком и добавила горячо: — У нас столько говорят о красоте здорового тела, а какая может быть красота у много рожавшей женщины?! Конечно, дети — цель жизни, это и Пряхин мой всегда твердит. — На минуточку поток слов прекратился: Пава Романовна нюхала духи, не вынимая пробки из флакона. — Нет, надо серьезно заняться собой, не хочется сходить со сцены к тридцати годам. Я не хочу так рано стариться.
Ольга собиралась положить на место взбитую ею подушку, но в наступившей тишине раздались всхлипывания. Пава Романовна плакала… От неожиданности Ольга выпустила из рук подушку и присела на край постели, даже не сделав попытки утешить гостью.
Чем еще собиралась огорошить ее эта удивительная женщина?!
— Милочка! Мне необходимо сделать аборт! — порывисто сказала Пава Романовна и села на кровать рядом с Ольгой. — Попросите Ивана Ивановича… Он любит вас, он вас послушает. Ради бога! Вы знаете, я уже просила его, он отказал наотрез. Мужу я заявила, что лучше умру… Мой Пряхин прекрасный человек, но я не могу признаться ему, что беременна не от него…
Пава Романовна уловила вспышку испуганного удивления на лице Ольги, усмехнулась, встала и мягкой ручкой поправила, точно обмела, белоснежное пикейное одеяло.
«Какой цинизм! — подумала Ольга. — И в то же время сколько простодушной веселости, а откровенность просто редкостная».
— Я специально ездила в Укамчан, но знакомый хирург тяжело заболел, — с настойчивостью продолжала Пава Романовна, поведя по комнате сосредоточенным в себе взглядом. — Теперь вся надежда на Ивана Ивановича.
— Он не пойдет на то, что запрещено законом.
— Ах, боже мой! — Черные глаза Павы Романовны ярко заискрились. — И в наше время приходится иногда обходить законы! Войдите в мое положение… Ведь я на все пойду теперь, к любой знахарке кинусь! А у меня семья: мать больная, детей двое. Неужели нельзя оказать снисхождение человеку?! Ведь и Пряхин пригодится Ивану Ивановичу, клянусь честью! У него такие знакомства, такие связи!
Ольга смотрела на нее в серьезном раздумье: в самом деле, положение незавидное!
— Я поговорю, — сказала она нерешительно, — но заранее уверена, что из этого ничего не выйдет.
14
Долина спускается к речке Каменушке двумя широкими террасами. На нижней, вдоль берега, — рощи тополей и заросли живучего краснотала. Там приисковый парк. Кое-где в бледной по-весеннему зелени сереют избушки, окруженные низкими плетнями. На верхней террасе раскинулась вся масса домов поселка. Выше по склонам гор — огороды и еще не раскорчеванные порубки. Над кромкой отступивших лесов поднимаются в небо скалистые серые вершины, покрытые лишь мхом и лишайниками, владения геологов да медведей.
Ольга стояла у открытого окна и рассматривала новую местность, где ей предстояло теперь жить. Она глядела на гольцовые хребты и думала о том, что они медленно, но упорно разрушаются и со временем исчезнут, как те гиганты животные, которые жили когда-то на севере. Горы походили еще на погибающие деревья, сохнущие с макушек, — не очень-то веселый вид, если бы не этот городок-поселок!
Надо было поднять столько неудобной целины под огороды! Говорят, раньше на приисках огородничеством не занимались: тайгу считали нежилым местом. Правда, суровая она, но сколько здесь богатств! Где еще можно увидеть такие горы? А лиственницы с их серыми стволами, под голубовато-зеленой дымкой молодой хвои?! А кедровые стланики, чернеющие, как брошенные шубы, на серых каменных осыпях?
— Хорошо. Очень! — сказала Ольга вслух и снова с тряпкой в руке обошла комнаты, сметая невидимые пылинки со стульев и подоконников.
В квартире теперь все блестело. Даже простенькая мебель, передвинутая по соображениям новой хозяйки на другие места, глянула веселее. В столовой богатый ковер, белоснежная скатерть; на буфете немножко искусственных цветов в синей с золотом вазе: полевые еще не выросли, садовых здесь нет… Оконные шторы, сделанные покойной матерью, спадают почти до полу. Когда Ольга решила поехать куда-то на край света, отец передал ей часть привычных, дорогих ему вещей.
— Пусть они на холодном севере напоминают тебе о родном доме, о детстве, — сказал он.
Ольгу очень растрогала тогда его неожиданная забота, и теперь она с нежностью представила своего милого ученого-родителя, далекого от мелочей жизни. В самом деле, совсем по-другому стало выглядеть жилище таежника Аржанова!
Так же уютно бывало в комнатах, где хозяйничала покойная мать. Она была добрым гением семьи, и это являлось оправданием ее жизни. Ольга часто сожалела, что была еще маленькой, когда мать властвовала в доме.
Отец отличается редкостной рассеянностью.
За ним надо следить, как за маленьким. После смерти матери эту заботу взяла на себя тетка Ольги, потом поочередно старшие сестры.
Хорошо, если твои домашние хлопоты действительно необходимы! Пока у Ольги был ребенок, она каждую минуту ощущала себя занятой важнейшим делом, даже когда просто гуляла со своей девочкой. Другое дело теперь… Может быть, подсознательно. Желая отвлечься от пагубных мыслей, Ольга сразу ухватилась за вновь возникшую у нее идею устроить удобнее кабинет мужа.
Она выглянула в коридор — позвать уборщицу, чтобы та помогла перенести вещи, но вдруг передумала, прошла мимо женщины, домывавшей пол, и остановилась на крылечке.
«Зря я бросила машиностроительный институт, когда родилась дочка, тем более что училась отлично, — сказала она себе с горечью. — Струсила малодушно перед трудностью учиться и одновременно воспитывать ребенка. А Ваня слишком легко отнесся к моему уходу из института. Ведь другие учились и детей растили, и материально были обеспечены гораздо хуже нас. Как мы сплоховали тогда!»
Тревожило Ольгу и обещание переговорить с мужем, опрометчиво данное Паве Романовне: знала ведь, что Иван Иванович не согласится сделать аборт, сама никогда не подтолкнула бы его на это. Отчего же согласилась стать посредником?
Пава Романовна перед уходом взяла с нее честное слово, что она придет вечером к Пряхиным вместе с Иваном Ивановичем. Значит, переговорить нужно сразу, как только он вернется с работы. А почему нужно?
«Я ничего не скажу ему, и мы никуда не пойдем сегодня», — решила Ольга, увидев Ивана Ивановича, и пошла, почти побежала ему навстречу.
Он тоже быстро шагал по тропинке, окаймленной мелким кустарником, и Ольга еще издали разглядела, как играла на его губах неудержимая улыбка. С минуту они стояли молча, глядя друг на друга.
— Кто пойдет впереди? — спросила Ольга серьезно.
— Конечно, ты! Я хочу смотреть теперь только на тебя.
— Нет, ты веди меня. — Ольга посторонилась и продела руку под его локоть.
Идти было неудобно, но весело, и оба смеялись, и, заметив их, рассмеялась Елена Денисовна, вышедшая с пустым ведром на свое крыльцо.
— Водоносы мои сбежали! Придется самой…
— Давайте я принесу, — вызвалась Ольга и шутя отняла у нее пустое ведро. — Готовлю я неважно: всегда приходилось жить так, что кто-то брал на себя заботу о кухне. Но вы можете использовать меня на любой подсобной работе.
Дом стоял у края верхней террасы. По ступеням, выбитым в каменистой земле, Ольга и Иван Иванович спустились к бывшему руслу. Оно было сплошь изрыто старателями, а вода отведена канавами на горное производство. Над грудами речного песка и гальки перекинут мосток для пешеходов. На другом берегу плотный плетень крохотного огорода. Золотая пыльца осыпалась с ветвей ив. В деревянном срубе, опущенном в яму, светлела хрустально чистая вода источника, в которой отражался голубой кусок неба, сквозивший между ветвями тополей. Здесь пахло влажной землей и тополевыми листьями, еще полуразвернутыми, клейкими.
Ольга почерпнула воды, выпрямилась гибко, молодо.
— Теперь я, — сказал Иван Иванович, берясь за дужку ведра.
— Нет я! — заспорила Ольга. — Ты уже потрудился достаточно! Надо же так: жена приехала после долгой разлуки, а он за целый день ни разу не забежал домой…
— Была очень сложная операция, — ответил он, радуясь упреку.
— А потом?
— Потом переливание крови и еще одна операция. Район у нас огромный, работы страшно много. Приезжают ведь и издалека… Даже из соседних областей. Но здесь я работаю главным образом как общий хирург: нейрохирургия отошла на задний план. А ты чем занималась?
— Я устраивалась и наводила порядок в квартире. У тебя там обжит по-настоящему только письменный стол.
Толкая друг друга большим ведром и расплескивая воду, они прошли по гладко утоптанной прибрежной дорожке и через мостик.
