— Огонь у них под скалой. Серафим, ты с Андреем косогором по лесу обойдешь скалу и подойдешь с той стороны к их табору, — отдавал распоряжения Матвей Кузьмич. — Мы с Васильевичем подойдем с этой стороны. А ты, Вадим, спустишься и с тыльной стороны подойдешь к скале. Выбери повыше место, чтобы скала у тебя была как на ладони. Если бандиты бросятся отступать, встречай их там. Все ясно?
У парней поблескивали глаза.
— Ясно.
— Тогда пошли.
Матвей Кузьмич, пригнувшись, осторожно крался от дерева к дереву. Димка шагал за ним след в след. Лес постепенно редел. Показалась россыпь, за ней серая стена скалы. Димка пристально смотрел вперед. Где бандиты? Где костер? У него гулко стучало сердце. Матвей Кузьмич подкрался к кромке россыпи и присев за толстым обгорелым пнем. Димка встал на коленки рядом. Шагах в пятнадцати в котловине горел небольшой костер. Возле него, навалившись на котомку, спал кряжистый бородатый Спиря. На коленях у него лежала двустволка. Фомка, щуплый, рыжий мужчина, казавшийся рядом со Спирей почти подростком, пил из кружки чай. Одноствольное ружье его лежало рядом.
— Одного нет, — озабоченно прошептал Матвей Кузьмич. — У Белого яра их трое было.
— Может, дорогой шлепнули? — предположил Димка.
— Черт их знает.
Вдруг Фомка вздрогнул, вскинул ружье. Но в это время из леса прогремел выстрел. Фомка выронил ружье и, шатаясь, закружился. Спирю как кто подкинул. Он прыгнул через костер к камню. Но из леса прогремел второй выстрел, бандит споткнулся за костром, зацепил плечом Фомку, и оба они свалились возле камня.
— Все, — Димка сделал движение, чтобы встать.
— Тихо, — остановил его рукой Матвей Кузьмич.
Димка притих. И в это время Матвей Кузьмич увидел на возвышенности у скалы третьего бандита. Это был Генка Ворон. Он высунулся из-за многотонной ребристой глыбы и вскинул ружье. У Матвея Кузьмича от страха за Димку перехватило дыхание, одеревенели на карабине пальцы.
Глава XII
Тетя Глаша сходила домой, затопила печку и пришла за Анютой.
— Бабуся, а Дымка варнаки не украли? — встретила се вопросом Анюта.
— Да нету никаких варнаков, — успокоила ее тетя Глаша.
— И не обманывай, есть. Они нехорошие. В нашего Диму стреляли.
— Да не слушай ты никого.
— А Дима мне гостинец принесет?
— Как же, принесет. Давай оболокаться.
На кровати, среди подушек, играла лоскутками Маша. Семеновна рядом присматривала за ней. Маша глянула на Анюту, что-то лопоча, замахала руками.
— Машу не возьмем с собой, — серьезно заявила Анюта.
— Ты че это на нее рассердилась? Она же подружка твоя.
— Она за волосы меня дергает.
— Это она любя.
Из кути донесся стук посуды: Ятока готовила завтрак. Семеновна посмотрела на тетю Глашу с Анютой.
— Вы че это собираетесь? Завтракать будем.
— Какой завтрак? — отмахнулась тетя Глаша, — Убираться надо. В доме дым коромыслом.
— Ты че мелешь-то? Без тебя там домовой в чехарду играл?
— Какой домовой? Вчера ушла, не прибралась. Побежим мы. Потом придем.
Из кути вышла Ятока. На тарелке у нее были пирожки.
— Однако, совсем ты испортилась, тетя Глаша. Большой грех — от чая убегать. Людей обидеть можно.
— Я че, чужая? — оправдывалась тетя Глаша.
— Пирожки хоть возьми Анюте.
— За пирожки спасибо.
Тетя Глаша взяла тарелку с пирожками, и они с Анютой ушли. Маша увидела Ятоку, протянула ручонки, просясь к ней.
— Это че же за беда такая. Не дает матери убраться, — ворчала на Машу Семеновна.
Ятока вздохнула:
— Однако, к вечеру мужики должны вернуться. Далеко бандиты от них не уйдут.
— Да хоть бы скорей вернулись, — вступила в разговор Семеновна. — Я на волосок за всю ночь не уснула. И че только не передумала. Вся душа изныла. Сколько парней на войне свои головы сложили. И тут еще такая напасть, ребятишкам шагу без оглядки шагнуть нельзя: того и гляди, пуля прилетит. Господи, будет этому когда-нибудь конец или нет? — Семеновна уголком платка вытерла слезы.
Время остановилось. Ятока несколько раз выходила на угор, подолгу смотрела в поскотину, не покажутся ли всадники. А их все не было.
Прибежал из школы Славка, бросил на диван холщовую сумку.
— Димы еще нет?
— Нет еще, — ответила Ятока.
Славка переобулся в ичиги, надел старую шапку и телогрейку.
— Ты куда собрался? Поешь, — сказала Ятока.
— Пойду баню затоплю. Дима велел ещё вчера к вечеру ее истопить.
Семеновна легла отдохнуть. Ятока уложила Машу, достала из русской печи чугунок с супом, выгребла из загнетки горячие угли и опустила их в самовар. «Как там мужики в тайге? Без продуктов уехали, — думала Ятока. — Может, птицу добудут».
Хлопнула дверь. И еще от порога послышался взволнованный голос Славки:
— Ятока, идут.
— Пошто идут? Куда коней подевали? — удивилась Ятока.
— На носилках кого-то несут. А лошади за ними идут.
— Ты хоть оденься, — вслед бросила Семеновна.
«Несут. Димка…» — Ятока задохнулась от страха. За городьбой в поскотине двигалась кучка людей. За ними цепочкой шли лошади. «Димка…» Ятока бежала в одном платье и не чувствовала холода, волосы, собранные в одну толстую косу, метались по спине.
А по селу летело тревожно:
— Кого-то на носилках несут.
Бабы бросали работу и выскакивали из домов. И вот уже все, кто был в деревне, бежали к поскотине.
Ятока подбежала совсем близко, но видела только носилки. На глаза наплывали слезы, и носилки, казалось, плыли сквозь туман. Носилки остановились перед ней и опустились на землю. Глянула: с бескровным лицом лежал Матвей Кузьмич. И только теперь она увидела Димку. Кое-как держались на ногах Серафим Антонович, Вадим, Андрейка. Шутка ли — прошагать с носилками столько километров, да еще голодными.
— Мама, ты что раздетая? Простынешь.
— Что с Кузьмичом?
— В плечо пуля угодила. На спине под лопаткой вышла.
— Бабы, берите носилки — и к нам, — скомандовала Ятока.
Матвея Кузьмича занесли в комнату Василия и уложили в постель. Ятока осмотрела рану, смазала мазью с облепиховым маслом, которую готовила сама, перебинтовала плечо. Матвей Кузьмич силился поднять голову, бредил:
— Сынок… Миша… Да постой ты… Я что-то пристал… Обожди меня…
Семеновна смахнула слезу.
— Горемычный. Сына зовет, Михаила, который погиб.
Ятока укрыла Матвея Кузьмича одеялом.
— Усни, Кузьмич. Однако, сейчас боль пройдет… Спать надо… Спать… Крепко спать… Видишь, боль совсем ушла… Спать… Вот так… Совсем хорошо…
Матвей Кузьмич притих. Ятока вышла из комнаты. Возле дверей стоял Серафим Антонович.
— Ну, что? — с надеждой спросил Серафим Антонович, его осунувшееся лицо казалось совсем старым.
— Профессора бы сейчас сюда, из города.
— Где его возьмешь? Ты уж, Ятока, постарайся.
— Ты сам, однако, Серафим Антонович, ложись в постель. На ногах не стоишь.
— Ладно. Вечером приду.
Димка сидел за столом. Перед ним стояла кружка с чаем. Он отпил несколько глотков.
— Как же случилось-то? — допытывалась Семеновна у Димки.
— Окружили бандитов. Во время перестрелки и ранило Кузьмича.
— Андрей говорит, ты убил Генку Ворона. Это верно? — спросил Славка.
Димка только махнул рукой, еле доплелся до кровати, ткнулся головой в подушку и тут же уснул.
— Как же все случилось?
А случилось это так.
Генка Ворон делился в Димку. Матвей Кузьмич только успел толкнуть Димку, как почти одновременно прозвучали два выстрела. Выстрелил Генка Ворон, и, падая, случайно нажал на спусковой крючок Димка. Димка, больно ударившись головой о дерево, вскочил на ноги, не понимая, что произошло. За каменной ребристой глыбой, схватившись за голову, из стороны в сторону раскачивался Генка Ворон. Димка задел его картечиной. В это время грохочущее эхо катнулось по скалам, — выстрелил Вадим. Генка упал.
Димка глянул на Матвея Кузьмича. Тот лежал в неудобной позе, навалившись на пень. Лицо его было бледным, широко раскрытым ртом он хватал холодный воздух.
— Кузьмич, что с тобой? — крикнул Димка.
— Кажись, малость задело, — прошептал Кузьмич.
— Серафим Антонович… Серафим Антонович… Кузьмича ранило.
Торопливо подошел Серафим Антонович, за ним парни.
— Как же ты оплошал, а? Матвей? — склонившись над ним, спросил Серафим Антонович.
— Так уж вышло… Плечо горит… и душу жжет.
— Сейчас поглядим, — Серафим Антонович распорол ножом полушубок, пиджак и рубаху, оголил плечо, залитое кровью.
— Что там? — морщась, спросил Матвей Кузьмич.
— Ничего страшного. Сейчас перевяжем — и будешь жить еще сто лет.
Серафим Антонович снял с себя нательную рубаху, разорвал на ленты.