городок.
К Ветрогорску прокладывают газопровод. «Незримое топливо» должно прийти издалека по стальным подземным трубам. В городе уже проектируют замену угольных топок заводов и домовых котельных на газовые. Во многих квартирах устанавливают плиты, водогреи, колонки. Магазины сетуют: пал спрос на керосинки, примуса, электроплитки. А санитарно-эпидемиологическая служба уже занялась подсчетом, насколько чище станет воздушный бассейн, когда над жилыми кварталами перестанут стлаться черные шлейфы дыма.
Так уж повелось в Ветрогорске: подключать крупнейшие предприятия к городским хлопотам. Скажем, нужно украсить улицы к празднику, благоустроить стадион или оборудовать в школах мастерские — обязательно начинают теребить шефов.
На этот раз местные власти решили: кому, как не комбинату, следует определить, чем и как можно помочь строителям газопровода?
Папуша отбояривался: потребителем газа станет весь город, не только Таборная слободка. Но вынужден был сдаться.
— Нажимают, Колосов, — сказал после очередного звонка из горкома. — Может, выручишь?
Николай согласился. Пэ в кубе обрадовался:
— Кто ж лучше тебя там разберется? — А сам подумал: в горкоме одобрят, узнав, что на трассу выехал не кто-то из второстепенных, а главный инженер.
…Длина трассы более семисот километров. Стартовать Николай решил с окраины невзрачного городишка — с «нулевого пикета». Так назвали место, откуда берет начало газопровод.
В городке нетрудно было разыскать начальника строительного управления, который охотно прихватил его с собой. Ехали в машине вдоль полотна железной дороги, потом — по берегу реки.
Строителям нелегко: путь преграждают болота, торфяные трясины, реки, холмы, железнодорожные насыпи, леса. Работа на трассе не приостанавливалась даже в лютый мороз, в проливной дождь, и теперь вот — в жару.
Там, где прошли лесорубы, лес уже не шумит. После раскорчевки пней и расчистки вырыты траншеи для труб. В пути все чаще стали встречаться очистные, изоляционные, битумоплавильные установки, трубоукладчики, походные электростанции. Обогнали грузовик, тяжело нагруженный деталями бурильной машины.
Бесконечно тянется черная лента труб — часть их в траншеях, часть еще лежит на поверхности.
На стендовой площадке — монтажники называют ее «магазином» — идет сварка. Работа очень ответственная, ее поручают только дипломированным сварщикам. Один из них, чуть склонившись, включает рубильник полуавтомата, и стальная труба начинает медленно вращаться. Три трубы, сваренные воедино, составляют «плеть». А вот и «плетевоз» — огромная с двумя прицепами грузовая машина.
День кончается, но солнце жжет немилосердно. В раскаленном воздухе — прогорклый запах бензина. К «магазину» подъехал запыленный, заляпанный грязью «газик». Женщина-водитель высунула голову в открытое окошко дверцы:
— А я было к вам направилась.
Начальник управления — худущий, кости да кожа, — заулыбался:
— А я к тебе. Рыбак рыбака чует издалека.
— На сто двадцатом «потолочники» шпарят по две смены. Сколько же можно так? Давайте пополнение.
Не ответив, тот обратился к Колосову:
— Знакомьтесь. Вот эта инженерша — самый дошлый, самый осведомленный человек на трассе.
Не выходя из кабины, «дошлая» вынула из кармашка комбинезона носовой платок. Протерла раскрасневшееся лицо. Потом так же неторопливо протянула руку:
— Здравствуйте, товарищ старший лейтенант!
Раскосые шалые глаза: Нелька?!.
Прошло много лет. Крепким рубцом затянулась осколочная рана. Давно перестал разыскивать канувшую в неизвестность Нельку. Но странно: твердо верил, что когда-нибудь непременно встретит озорную, раскосую, спасшую его от смерти. Но чтобы инженером на трассе?..
— Отдайте мне его. Я ему сама тут все покажу. Садись, Колосов. — Развернула машину и двинулась в сторону видневшегося вдали пригорка. Проехав метров двести, свернула к траншее, тянувшейся вдоль реки.
Далеко за горизонт уходят подготовленные к укладке трубы. Здесь их сваривают в «нитку».
Солнце перекатилось через дорогу и спряталось за елями. Стемнело. Но работа на трассе не прекращается. Зажгли прожектора. Укладку труб, покрытых изоляцией, ведут обычно ночью — в самую прохладную пору, когда слой мастики бывает наиболее прочным.
Руки Нельки уверенно покручивают баранку. В полутьме машины лицо ее незнакомое, не прежнее — спокойное.
— Что молчишь, Нелька?
— Чтобы не мешать тебе думать обо мне.
— Ты, как Мессинг, отгадываешь мысли.
— И, как Мессинг, читаю на расстоянии: «Ты ли это — та ли?» Угадала?
Подъехали к деревушке, разбросанной по обе стороны железнодорожного полотна.
— Гостиниц у нас не водится, так что располагайся у меня.
Квартировала она в бревенчатой избе колхозного агронома.
— Рукомойник к дереву прибит. — Подала пупырчатое полотенце. — И мыло там.
За ужином рассказывала о себе:
— Штрафники, если выживали, людьми становились. Нашла и я, непутевая, свой путь. Мужа моего ты знаешь: Рудков. Не забыл капитана Рудкова, а? Бывало, куда ни шагни, он тут как тут. Я его на смех, а ему хоть кол на голове теши. Я ему про свои грешные дела-делишки, а он: чистая ты. Одним словом, демобилизовали меня по беременности. Уехала. Родила Татьянку. Ему ничего не писала. Потом завербовалась на стройку газовой магистрали. Вечерами — школа рабочей молодежи. Татьянка в круглосуточных яслях. Еще два года прошло: я уже была студенткой Нефтяного, отыскал он меня. Веришь ли, друг мой Колосов, — голос ее дрогнул, — сам приехал: «Как ты, говорит, могла?.. Ни строчки, ни адреса своего?»
Зачерпнув из сахарницы ложечку песка, Нелька подержала ее на весу:
— Думаешь, всем я обязана ему, Рудкову? Нет! — опустила ложечку в стакан. — Я его сразу отправила обратно: иди, мол, попасись еще с годик холостяком. И если уж тогда надумаешь вернуться — будь по-твоему… Уехал… И точно, день в день, через год — снова ко мне. Ну, дальше — все просто: вместе. Он тоже ведь газовик. Сначала прокладывали газопровод на Волге, оттуда на трассу Дашава — Киев — Брянск — Москва, позднее Серпухов — Ленинград, а теперь вот тут… Так и кочуем.
Вынула из сумочки фотографию:
— Хочешь доченьку мою посмотреть? В Воронеже она, у свекрови. Ей уже семнадцать.
Деревенька спала.
Все поведала Нелька о себе. Легко следовала за хроникой событий своей нелегкой жизни. О многих расспрашивала: о Середе, о старшем сержанте Коломийцеве, о связном Абдуллае Тургунджаеве. Одного обошла: нет, не икалось в эти минуты Смагину.
Погода за ночь круто изменилась. Лил дождь. Если металл покрыт каплями воды, продолжать изоляционные работы нельзя: битум не будет держаться.
…За три недели Николай основательно познакомился с трассой. Как и предполагал, строители просили технической помощи. Он делал пометки в своей записной книжке — для докладной в горком: чем может помочь Ветрогорск.
На обратном пути домой Николай все время думал о Нельке. Встреча с ней — встреча с прошлым. И будто снова полынь, снова война, снова губы ее дышат в лицо теплом: «Ты будешь жить! Ты будешь жить!..» Как мог не разгадать ее в те годы? Как мог он плохо думать о ней? Да, жизнь по-разному распределяет роли — у нее своя, смелая режиссура.
Из
