— В чемодане у вас тоже что-нибудь есть?
— В чемодане? Гм… — пассажир сразу подтянул его поближе и, словно защищая, облокотился на замок. — Моя жизнь обеспечена, и я теперь хочу почить на лаврах.
— Вы остановитесь в Англии?
— Нет, там нечего делать. У меня грандиозные планы. Я поеду в Южную Америку, куплю имение, два имения. Тысячи голов скота, сотни рабочих. У меня будет собственный замок, верховые лошади, автомобиль и черт его знает что еще. Может быть, я стану промышленником, построю фабрики, куплю рудники.
— А вас… там не будут разыскивать?
— Это далеко. Здесь, в Архангельске, не смогли найти, а за морем и подавно.
Бутылка опустела, ужин съеден. Пассажиру захотелось спать. Бессвязно побормотав еще некоторое время, он заснул, согнувшись над чемоданом. Он охранял его и во сне, обнимая обеими руками, словно невесту.
Напротив него на углях сидел кок, не спуская глаз со спящего. О корпус парохода бились волны; внизу, в кочегарке, слышался лязг лопат, стучали кочерги, звякали топочные дверцы. Наверху и в междупалубном пространстве стояла тишина. Сонно сопел охмелевший человек. У кока от дум закружилась голова.
Расчетная книжка и маленький чемодан!.. Много, много денег! Только двое знают об этом «зайце». А сейчас ночь.
5
На следующий день вечером Зирдзинь опять сложил еду в корзинку и подождал, пока Матисон придет за горячей водой для мытья посуды.
— Снеси-ка приятелю. И передай, что мы кормим его, как самого капитана. Если он и тогда не поймет, что надо делать, так лучше бы сидел на берегу.
Матисон знал: у Зирдзиня на уме увеличение платы, но он не вмешивался в расчеты — прибавит или не прибавит, все хорошо. Триста рублей — деньги. Улучив удобный момент, когда на палубе никого не было, Матисон пробрался к бункерному люку и спустился в междупалубное пространство. Зажег карманный фонарь и перелез через груды угля к тайнику.
— Алло!
Ответа не было. Пассажир, вероятно, спал. Отодвинув в сторону куски угля. Матисон спустился вниз, в темное углубление. Там было пусто. Незнакомец исчез, а вместе с ним все, что указывало на присутствие здесь тайника. Обе тяжелые крышки люков оказались перенесенными через все междупалубное пространство к левой двери (Матисон позже их там обнаружил); окурки, остатки еды, корки хлеба и бумажки — все было убрано, углубление наполовину засыпано углем. Может быть, при качке парохода уголь обвалился и засыпал спящего беглеца? Матисон принялся за работу и раскопал уголь до пола. Нет, там никого не было.
Может быть, незнакомцу стало скучно, и он решил пройтись по междупалубному пространству?
Матисон оставил корзинку с едой в тайнике и обошел весь бункер. Он знал здесь каждый уголок, все ходы и закутки и обшарил всюду, где только можно было пролезть человеку. Все оказалось напрасным — незнакомец исчез.
Это было странно. Если б даже ему надоело сидеть в темноте, он никогда не осмелился бы сменить свое местопребывание. Если бы кто-либо обнаружил его, об этом знала бы уже вся команда — о таких делах не принято молчать. Матисон пошел к коку.
— Ну, все в порядке? — равнодушно спросил Зирдзинь. — Что он сказал про блинчики?
— Он исчез, Зирдзинь, — смущенно прошептал Матисон. — Его нигде нет.
— Иди ты? — удивился кок. — Куда, к дьяволу, он мог провалиться? Не упал ли в боковой бункер? У вас там лючок постоянно открыт. Я сам однажды чуть не свалился.
— Нет. Я уже спускался вниз.
— Странно.
— Что же теперь делать?
— Подождем, может быть, где-нибудь найдется. Стоп! А если он действительно прячется, чтобы ускользнуть от расплаты?
— Но ему же нечего есть.
— Есть? Ха, ты думаешь, он все съедал, что мы приносили? Это тонкая штучка, голыми руками не возьмешь. Подкопил запасы, ознакомился с пароходом, а мы теперь остались в дураках.
— Не верится.
— Но что же в таком случае могло быть? Взбесился и прыгнул в море? Может, конечно, и это быть, прошлой ночью сильно качало.
— Зирдзинь, может, ты все же что-нибудь знаешь? — Матисон пристально взглянул на кока.
— Глупости болтаешь! Что я, колдун какой, что ли? Цсс! Мальчишка идет. Уходи и держи язык за зубами.
Так и осталось. Пассажир исчез. Напрасно Матисон обшаривал все уголки. А Зирдзинь? Тот вообще не любил говорить об этом и велел Матисону молчать:
— Может быть, произошло несчастье? В наших интересах, чтобы никто об этом не знал.
Матисона мучила страшная догадка, но, так как у него не было никаких улик, он молчал.
И вот однажды под вечер, за полчаса до захода солнца, примерно в двадцати морских милях от «Таганрога» появилась немецкая подводная лодка. Капитан Озолинь только что уселся за ужин, как первый штурман прислал к нему матроса. Озолинь немедленно распорядился изменить курс и быть готовыми ко всяким случайностям. В спасательные шлюпки снесли провиант и пожитки моряков, кочегарам послали подкрепление, «Таганрог» развил самую большую скорость, на какую был способен, — двенадцать узлов. Началось отчаянное состязание с противником в скорости. К счастью для «Таганрога», была пасмурная погода. Если до захода солнца подводная лодка не сумеет догнать пароход, наступающая темнота поможет ему исчезнуть с глаз преследователей.
Весь экипаж, за исключением команды машинного отделения, находился на палубе. Все говорило за то, что подводная лодка нагонит пароход, и, тем не менее, люди на что-то надеялись. Они с волнением, не отрывая глаз, смотрели на море, на заходящее солнце и на серый призрак, неотступно следующий за «Таганрогом». И вот, наконец, солнце село, и зарево заволокли кучевые облака. Тени на воде слились с сумраком небосклона, темнее стала глубоко изборожденная поверхность волн.
На подводной лодке вспыхнул сигнал Морзе: «Остановить пароход!»
Больше всех переживал Зирдзинь. Он бегал как помешанный из каюты на палубу, с палубы в каюту.
— Боже мой, боже мой! И что только будет? Господин штурман, неужели нас в самом деле торпедируют? Господин капитан, а эти спасательные пояса надежны? Они удержат меня на воде? Матисон, милый, иди помоги! Иди помоги!
Он увязал вещи в огромный морской мешок. Белье и одежду не взял, оставил обувь, новое пальто, но, завернув что-то прямоугольное в простыню, положил в мешок на самое дно. Матисон видел, как у него шевелятся губы: Зирдзинь читал молитву.
— Я дурной человек, я знаю, ради меня ты не пощадишь пароход. Но здесь много хороших людей. О, вспомни, как было тогда у Содома и Гоморры, когда у тебя спросили: «А если там окажется один праведный?»
Что это? Какой яркий свет! Ведь не утро же наступило! Нет, это прожекторы. Два, три прожектора. Что? Подводная лодка больше не преследует? Уходит? Английские крейсеры?
— Эй, гнида, где ты был, когда тебя искали? — вдруг заорал Зирдзинь на юнгу. — Сию минуту убери каюту! Пентюхи жалкие, испугались одной прусской лодчонки! Стоят, как мешочники, со своим барахлом на палубе. Я еще и подумать о таких вещах не успел. О!
Да, Зирдзинь казался несокрушимым, как скала. Только Матисон, слышавший его молитву, был о нем другого мнения. И когда улеглось волнение и спасенный пароход снова стал идти своим курсом, Матисон отыскал первого штурмана. Трюмный долго что-то ему рассказывал. Потом к ним подошел второй штурман, и все они — трое молодых людей — совещались о четвертом, и Волдис Гандрис в конце концов сказал:
— Да, на этом мы его поймаем. Предоставьте все мне. Этот верзила нисколько не лучше старой бабы. Ингус, помнишь, как я тогда в местечке…
— Когда ты думаешь этим заняться? — спросил Ингус.
— Завтра под вечер. А ты, Матисон, делай вид, что ничего не понимаешь.
На этом они расстались. Зирдзинь и не подозревал, какую ловушку готовил ему первый штурман «Таганрога» — веселый парень, шутки которого иногда могли быть и вполне серьезными.
6
На следующий день на пароходе творились странные вещи. Несмотря на прохладную погоду, кок Зирдзинь обливался потом и очень здорово потерял в весе. Поводом к этому послужили обстоятельства, о которых до вечера никто не догадывался.
Утром, приняв вахту в угольном трюме, Матисон уже через полчаса выбежал на палубу и разыскал Зирдзиня.
— Кажется, я теперь знаю, где он, — шепнул Матисон.
— Кто он? — ворчливо спросил Зирдзинь, помешивая угли.
— Тот беглец, наш пассажир, — продолжал Матисон. — Я сейчас работал в междупалубном пространстве. Вдруг слышу, в глубине в углу кто-то постукивает. Не то царапает стену, не то стучит. А то вдруг завздыхает, застонет. Я перепугался да бежать. Пойдем вместе послушаем.
— Я? — с трудом выдохнул Зирдзинь, заметно струсив. — Мне некогда, надо обед заправлять.
— Как же быть? — Матисон казался очень озабоченным. — Там такая темень, что с коптилкой ничего не увидишь, а он стучит. Похоже, что он забрался в танк для воды. Может быть, посоветоваться с офицерами?
