Первыми ушли спать малыши. Потом стали позевывать отец с матерью. Аугуст остался на дворе один. Он сидел на скамье перед хибаркой и поглаживал устроившегося на коленях старого, сладко мурлыкавшего кота. Вдали темнели строения усадьбы Лиепниеки, в одном окне горел еще свет. Как волчий глаз, глядело из темноты это окно на Аугуста, и он долго наблюдал за ним. Как тихо, как одиноко… И все же приятно побывать среди родных — с их мечтами, с их невзыскательным счастьем, которого не могла нарушить злоба и зависть врагов, как в свое время не могла убить в юном Аугусте дух борьбы полицейская нагайка. На спине еще остались красные рубцы от заживших ран, но они больше не болят. В ожидании исполнения больших мечтаний и надежд сладко замирало от нетерпения сердце юноши.
2
— Товарищ Вевер, там какой-то человек просит принять, — доложила Понте машинистка, исполнявшая обязанности и секретаря.
— Фамилия?
— Забыла спросить. По очень важному и срочному делу, говорит. Решить можете только вы.
— Дайте ему бумагу и конверт, — сказал Понте. — Пусть напишет о своем деле. Видите, я занят.
— Хорошо, скажу. — Машинистка вышла.
Некоторое время Понте никто не тревожил. Он перелистывал списки уездных работников, просматривая фамилии членов волисполкомов, руководителей МТС, совхозов и кооперативных организаций. Против каждой фамилии ставил черточки синим или красным карандашом. Иногда вместо черточек помечал их крестиком, но опять цвет карандаша придавал пометкам тайный смысл.
Снова вошла машинистка.
— Товарищ Вевер, он отказывается писать, ему надо поговорить с вами лично. Согласился подождать, пока вы не освободитесь. Что ему сказать?
— Ну, пускай входит, теперь все равно покоя не даст.
Понте закурил папиросу и склонился над бумагами с видом крайне занятого человека. Но когда в дверях показалось круглое румяное лицо толстячка и посетитель, улыбаясь, спросил: «Можно, Кристап?» — заместитель председателя уездного исполкома нервно вскочил со стула и уставился на вошедшего.
— Заходи, Абол. Почему сразу не сказал, что это ты?
— Ну, знаешь, легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем простому смертному попасть к тебе. Так-то ты поддерживаешь связь с массами?
Улыбаясь, они пожали друг другу руки.
— Будь покоен, Абол… — тихо произнес Понте. — Связь с массами имеется. Спрашивается только — с какими… Ты из Риги?
— Так точно. Несся, как ветер, чтобы повидать тебя.
— А что, очень спешное дело? Может, подождать до обеда, тогда пойдем ко мне на квартиру. Там можно говорить свободнее.
— Навряд ли это лучше. Вчера прибыл представитель от… превосходительства. Важные указания. Надо активизироваться. Да ты ведь сам знаешь, как действовать, — руководство поручено тебе.
Они присели к письменному столу и долго перешептывались. Абол окончил свой доклад, а Понте все еще молчал. Потом заговорил и он, еще тише, еще лаконичнее, чем Абол. Посланец все время кивал головой: понял, понял.
— Немедленно поезжай обратно в Ригу и смотри — не напутай, — сказал в конце беседы Понте. — Продержись в своей роли до конца. Боже тебя упаси взять в рот хоть каплю. Ни одного лишнего слова! Говорю ради твоей же пользы. Понял?
— Все ясно, Кристап, сейчас же сажусь на мотоцикл и качу обратно. Моя миссия кончена. Только не забудь старого друга, когда начнут делить медвежью шкуру. Я думаю, что мои заслуги оценят.
— О таких пустяках не беспокойся, Абол. — Понте положил руку на плечо толстячка и торжественно произнес. — Мы тебя не забудем. Ты получишь видную должность. До свиданья.
— Будь здоров, Кристап. Надеюсь, что при следующей встрече мы сможем выпить как следует.
Абол ушел. Понте услышал, как заработал мотор мотоцикла, потом он собрал списки уездных кадров и еще несколько важных документов и сунул в портфель. Машинистке он сказал, что уезжает по делам в волость, а вместо себя оставляет секретаря уисполкома.
— Обратно буду утром.
Секретарь уездного комитета партии и председатель исполкома были в это время в Риге на пленуме Центрального Комитета партии, а со вторым секретарем Понте не считал нужным говорить о делах. Он немедленно тронулся в путь, так как его мотоцикл с прицепом всегда был наготове.
Миксит шагал впереди и показывал дорогу. Этот человек действительно обладал каким-то шестым чувством. На пути не попадалось ни тропинок, ни зарубок на деревьях, а он уверенно шел напрямик сквозь чащу, потом долго вел Понте густым кустарником и опять частым лесом. Наконец, они достигли болота, и Миксит снова безошибочно нашел поросшую вереском тропинку к расположенному среди чарусы острову. Черная вода отсвечивала в бездонных болотных «окнах». Раздался крик какой-то птицы. Миксит сложил ладони у рта и закричал, подражая верещанью зайца. Птица крикнула еще раз.
— Все в порядке, — объяснил он Понте. — Они ждут нас.
Наконец-то Понте удалось собственными глазами увидеть «зеленую гостиницу». Ночью ничего нельзя было разобрать, да и при дневном свете трудно было что-нибудь заметить здесь с первого взгляда. В самом высоком и сухом месте была вырыта огромная землянка, надежно замаскированная окружавшими ее ветвистыми соснами. Это был целый комбинат с кухней, баней, складом, с одним большим и множеством маленьких жилых помещений Радзинь с Ницманом в свое время порядком потрудились, оборудуя по указанию Никура это логово. Там была радиоаппаратура и маленькая типография, а склад напоминал небольшой арсенал. Несколько постов круглые сутки охраняли «зеленую гостиницу». В большом помещении на стене висели портреты Ульманиса и Никура в парадном облачении — во фраках и с орденами.
Когда все обитатели «зеленой гостиницы» собрались в большом помещении, Понте почувствовал себя даже как-то неловко. Он знал в лицо большинство этих людей, занимавших когда-то видное положение, и ему казалось странным, что он, заурядный шпик охранного управления, не только сравнялся с ними, но даже стал чем-то вроде начальника и распорядителя всей этой важной компании. Тут было несколько директоров департаментов, несколько высших военных чинов, командиры айзсаргов и один из самых черносотенных журналистов. Самоуверенно держался олдермен студенческой корпорации Индулис Атауга. Старший лесничий Радзинь, тоже приглашенный на это важное совещание, смиренно жался в самый темный угол. Лесника Миксита на совещание не пустили, он сидел в передней и ждал, когда его позовут, если это вообще будет нужно.
Взгляды, устремленные на Понте, вопросительные взгляды более двадцати пар глаз, сильно его смущали. Он несколько раз откашлялся, вытер платком вспотевший лоб и начал:
— Уважаемые господа… имею задание сообщить вам, что мы должны ожидать скорой развязки. Скоро настанет конец вашей конспиративной жизни в «зеленой гостинице». Верховное руководство признало необходимым, чтобы каждый из нас в ближайшие дни находился на своем посту и был готов выполнять полученные задания. Господин Никур прислал мне из-за границы указания, что война между Германией и Советским Союзом может начаться в любой ближайший день. Надо ждать, что война долго не затянется и, может быть, уже через несколько недель закончится победой Германии. Задание такое: как только начнется война, каждому из вас надо будет направиться в свой район и начинать действовать против большевиков и Красной Армии. Нельзя допустить, чтобы советские активисты ушли у нас из-под рук, их надо ловить и истреблять. Надо стрелять в спину большевистским войскам, мешать отступлению Красной Армии, разрушать линии связи. Руководителям боевых групп придется действовать самостоятельно, не ждать подробных указаний на каждый случай. Надо постараться захватить в свои руки власть, как только большевики начнут уходить. Обязательно составлять черные списки по всем городам и волостям. Расправу можно начинать, не дожидаясь установления военно-полевых судов.
— Вот это здорово! — не удержался Индулис Атауга. — Теперь мы поработаем. На каждом телефонном столбе будет висеть по большевику или комсомольцу.
— У меня черный список уже готов, — сказал командир роты айзсаргов Зиемель.
— Верховное руководство рекомендует сейчас же начать активизацию наших людей, — продолжал Понте. — Пусть каждый проверит свое оружие. Когда начнется война, всем нам надо распространять тревожные слухи, подымать панику, беспорядки. Только пусть каждый сам рассчитает, когда ему выступить открыто. Некоторых, кто слишком рано снял маску, чекисты арестовали и выслали в Сибирь. В нашем уезде вчера арестовали шесть человек. В их числе два командира айзсарговских батальонов. Слишком рано высунулись из своих тайников Нельзя спешить…
— Но нельзя и запаздывать, — вырвалось у одного из полковников. — Работенки много. У меня давно уже руки чешутся. Пора, пора начинать войну.
