Утро выдалось росистое, без облаков.
Рассеянность и апатия, в которую впала Юля с вечера, теперь сменилась, несмотря на бессонную ночь, необыкновенной собранностью всего тела, ясностью и трезвостью мысли. Одиночество не успокаивало. Она сидела не рядом с шофером, а на заднем сиденье, зябко забившись в уголок. Пробегавшие мимо кусты, березки, освещенные молодыми розовыми лучами, не задерживали ее внимания и не оставляли следа в душе. Она упорно избегала сентиментальных воспоминаний, нарочито огрубляла и притупляла чувства. Лишь когда впереди, перпендикулярно дороге, по которой они ехали, показалась ровная зеленая насыпь магистрального шоссе, Юля заволновалась. Перед самым въездом на шоссе она попросила шофера повернуть не влево, в сторону вокзала, а вправо, совершенно в противоположную сторону. Шофер в недоумении затормозил машину и, не поворачивая головы, сказал:
- Я не понял, разве мы не к поезду?
- К поезду, - успокоила его Юля. - Только заедем на одну минуту к памятнику.
Недоумение шофера сразу рассеялось. Он высадил ее у обелиска и поехал разворачиваться.
Юля сняла босоножки и пошла по густой росистой траве прямо к могиле. Она была здесь раньше и не один раз. Но сегодня шла сюда с каким-то новым, необычным для нее чувством. Сознание своей вины перед отцом, перед его памятью, быть может не совсем ясное, смутное, наполняло ее стремительно, она казнила себя беспощадно и готова была к любому искуплению, если б только знала, в чем оно должно выражаться. Увядшая черемуха на могиле и еще свежие фиалки в стеклянной банке с водой в первый миг обрадовали, но тотчас же эта мгновенная радость сменилась острой болью от угрызения совести… Кто-то чужой, посторонний принес цветы, достал баночку для воды. А она, родная дочь, пришла на могилу отца вот так, с пустыми руками.
Машина развернулась и подкатила бесшумно. Шофер неслышно появился за Юлиной спиной. Она интуитивно почувствовала его присутствие, спросила, не поворачиваясь, кто остался в живых из родственников Пети Цымбалова, точно хотела себя оправдать. Шофер шагнул вперед, молча пожал плечами, и она поняла всю нелепость своего вопроса.
Медленно, в тупом оцепенении, она пошла в сторону от шоссе, босая, как ходила когда-то в детстве по ядреной утренней росе. Все дальше и дальше шла она к темному прохладному берегу Зарянки, где под первыми лучами пробуждались луговые цветы. Вдогонку ей летело напоминание шофера: "Не опоздать бы к поезду", но оно ей казалось мелким, никчемным. Она не нагибалась, а, как бывало в детстве, садилась на корточки, погружая подол легкого платья в росу, тщательно и бережно рвала цветы. Она не отдавала предпочтения ни фиалкам, ни гвоздике; ей хотелось собрать большой, пестрый букет луговых цветов. И не спешила - пусть уходит поезд, можно подождать следующего, который придет через сутки, подождать на вокзале.
То ли от свежести цветов, то ли еще от чего-то другого таяло сердце, светлело на душе, рождались успокаивающие мысли: "Это хорошо, что я не приготовила букет заранее, не взяла его из дома". И все-таки украдкой думала о том отзывчивом сердце, о заботливых руках, которые приготовили банку, собрали фиалки и наломали черемухи.
Шофер ожидал ее возле обелиска, держа в руке вторую стеклянную банку, наполненную водой.
- Где вы это взяли? - удивилась она.
- Да тут, в машине валялась… На всякий пожарный. - И, когда она молча поставила свой букет вместе с банкой у подножия обелиска, сообщил, глядя на часы: - А поезд отправится ровно через две минуты.
- Это неважно, - машинально ответила Юля. По виду она была как будто даже и рада, что опоздала на поезд. - Один ушел, придет другой…
- Зачем другой. Мы этот догоним. Шоссе идет вдоль железки. Поднажмем - и через остановку ожидать будем. Благо он ползет, как трактор.
И в самом деле, им пришлось минут десять ждать поезда через одну станцию. Шофер поднес ее чемодан, помог сесть в вагон, дождался, когда поезд тронется, и дружески заулыбался в ответ на ее прощальное приветствие.
…Неожиданное появление Юли и ее стремительный отъезд в совхозе толковали по-всякому, но никто, кроме Веры, не догадывался о подлинной причине такого довольно странного поступка.
Через неделю после отъезда Законниковой на имя Веры из Москвы прибыла невероятно тяжелая посылка. На почте удивлялись и любопытствовали: золото там, что ли? Одному человеку и не поднять.
Вера посмотрела на обратный адрес и все поняла - Петр Васильевич Климов выполнил свое обещание. Бронзовую голову Ивана Акимовича Титова, прикрепленную к черному кубику из полированного гранита, водрузили на высокую подставку из-под цветов. Вера вглядывалась в беспокойные, немножко напряженные глаза отца, и ей казалось, что отец чем-то доволен. Доволен и горд. Может, доволен своей дочерью, которая только что начинает жить и которой так много предстоит сделать на этом свете.
- Смотрю на него, и мне кажется, что он кого-то напоминает. Удивительно знакомого.
Это произнес Михаил из-за Вериной спины. Вера не отозвалась, и он продолжал:
- Чем-то похож на моего отца…
Вера взяла руку Михаила и, прислонясь своей щекой к его горячей ладони, сказала проникновенно вполголоса:
- Это наш отец.
Михаил подтвердил:
- Да, наш, Верочка…
1960 - 1962 гг. Москва - Сарья.
У Ивана Шевцова интересная, я бы сказал, примечательная биография. Отец его двадцатилетним юношей штурмовал Зимний дворец в октябре семнадцатого, а через три года умер от тифа, когда единственному сыну его едва исполнилось три месяца. В 10 лет Иван Шевцов пас колхозных телят в глухой белорусской деревне на левобережье Днепра. В 16 лет печатал в районной газете свои очерки и фельетоны, занимая в редакции штатную должность "инструктора сельхозотдела". Красный галстук и комсомольский значок, героическая романтика, мечта о подвиге, красоте, величие, созидательный пафос тех дней - все это накрепко входило в душу, формировало мировоззрение. Редакция райгазеты посылает его в институт журналистики, а он едет в погранучилище и в 19 лет в звании лейтенанта в снегах карело-финских лесов командует взводом разведки. А еще через год уже у берегов Дуная и Прута - пограничная застава, которой руководит Иван Шевцов, отражает первый вероломный удар фашистских полчищ. Двадцатилетний начальник погранзаставы под жестоким артобстрелом в перерыве между двумя атаками гитлеровцев пишет заявление с просьбой принять его в ряды Коммунистической партии.
Затем фронт. Шевцов командует разведгруппой, стрелковой ротой и батальоном. Тяжелые бои под Орлом, Мценском, Ясной Поляной, Тулой. В дивизионной газете появляются жаркие, как живой голос воина, статьи офицера Шевцова о ратном подвиге. В июле 1943 г. в газете "Литература и искусство" под скромным заголовком "Мысли читателя" опубликован очень острый критический обзор последних номеров "Нового мира". Под статьей подпись: "Капитан И. Шевцов". Тогдашний главный редактор газеты А. Фадеев, опубликовавший этот довольно смелый и резкий обзор, советует молодому критику поступить в Литературный институт имени Горького. Этот добрый совет замечательного писателя Шевцов осуществил лишь после войны, окончив заочное отделение Литинститута. Он учился, не снимая офицерских погон, и одновременно работал в военной печати специальным корреспондентом в журнале "Пограничник", в газете "Красная звезда". Постоянные - раз десять в году - командировки во все концы огромной страны давали наблюдательному и пытливому журналисту массу неизгладимых впечатлений. Одни из них в виде оперативных очерков, фельетонов, рассказов и статей доходили до читателя через страницы газет и журналов, другие хранились для будущих книг. Жизнь журналиста разнообразна, стремительна и богата в смысле знакомства с действительностью. После газеты "Красная звезда" Иван Шевцов работает корреспондентом "Известий" в Болгарии. В 1954 г. выходит из печати его первая книжка очерков "Юность Болгарии".
И снова его влекут вооруженные силы, которым отданы лучшие годы. После Болгарии специальный корреспондент газеты "Советский флот" подполковник Шевцов плавает на крейсерах и миноносцах, охотниках и подводных лодках, летает над морем на военных самолетах.
Он знает жизнь села, с которым не порывает тесной связи, знает границу и заграницу, армию и флот. Знакомство и дружба с крупными художниками, скульпторами, артистами открывает перед ним еще один мир человеческой деятельности. Он пишет не только о моряках и танкистах, колхозниках и строителях. Все чаще в центральных газетах и журналах появляются его статьи и рецензии о книгах и кинофильмах, о выставках изобразительного искусства, о живописцах и ваятелях. В нем живет беспокойный, мятежный дух, прямота солдата и горячность комсомольца, жажда как можно больше увидеть и познать. Очерки и статьи его, публиковавшиеся в "Известиях" и "Литературе и жизни", в "Красной звезде" и "Советской культуре", в "Октябре" и "Огоньке", в "Новом времени" и "Крокодиле", в "Неве" и "Советском воине", в "Агитаторе" и "Военном вестнике", полны взволнованной страсти, душевного огня. Небольшая часть из них собрана в двух книжках: "Старые знакомые" и "Сильные люди".
