Наташа Нечаева - Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки

Сегодня в моей жизни случилось очередное «никогда». Я никогда не стану телезвездой. Причем не просто телезвездой-однодневкой – сколько таких по всем каналам! – а настоящей, узнаваемой, уважаемой, появления которой ждут, а к словам прислушиваются. Потому что любое из них – откровение.

Собственно говоря, на этом можно было бы поставить точку и просто жить дальше. А что делать? Вешаться, что ли? Еще чего! Каких только «никогда» уже не было в моей жизни! И, что самое интересное, во всех этих «никогда» я никогда не была виновата!

Нет, я понимаю, встречаются люди, которые виноваты во всем сами. По глупости там, или по неумению предугадать развитие ситуации, или просто звезды неправильно сложились – кто им, звездам, приказать может? У меня всегда все по-другому. До самого последнего момента дело идет просто замечательно, ладно, споро, благополучно, пальчики оближешь. А потом – бац! И облом! И уже – никогда.

Правда, когда это все же случается, оно таки выбивает меня из колеи. Потому что, как и всякий нормальный человек, я люблю помечтать. Выстроить головокружительные пирамиды, в моем сознании больше напоминающие хрустальные замки, где все – сплошное солнце, радость и счастье. А когда приходится с этим расставаться, да еще не по своей вине, ощущение такое, словно тебя обокрали. Причем подло, гаденько, будто из сумки вытащили кошелек с последними деньгами, да еще и саму сумку порезали. А сумка-то не простая, а последний писк, к примеру от Cavalli. И не поймешь, чего больше жалко: денег, сумку или вообще себя, несчастную, обиженную, непонятую.

Вот в этот раз было именно так.

Может, у кого-то возникнет злорадный соблазн подумать, что вся моя жизнь – один сплошной облом. Ничего подобного! Жизнь у меня самая что ни есть обычная. То есть такая, где пополам и того и другого – и горя и радостей, и удач и не очень. В последнее время, надо признать, удач все-таки больше. После моих куршевельских очерков и монакской саги я представляю для мирового сообщества непреходящую ценность. Так выразился мой редактор. А он в этом толк знает! Зубр! Волк! От одного его имени сильные мира сего начинают трепетать. По правде сказать, на журналистский Олимп вознесла его я, вернее, мои вышеуказанные шедевры. Но тут ведь, как и везде: одни пашут не покладая рук, ног, головы и всех остальных частей тела, а другие снимают сливки. Типа: ах, какой смелый редактор! Не побоялся опубликовать! Не устрашился вельможного гнева.

А он просто очень расчетливый и хитрый. Нос у него – на метр вперед. И всегда – по ветру. Вот он им и учуял, что я – золотая жила. И тут же принялся за промышленную разработку. Короче говоря, вместе с ним мы составляем отличный тандем. Понятно, шеф полагает, что главный в нашей связке – он. Мужчина, что с него взять! Я и не разубеждаю. Чем бы ни тешился, лишь бы ценил и давал места на полосе столько, сколько способна занять такая звезда, как я. То есть пока меня такое положение дел вполне устраивает. Тем более что редактор всерьез озаботился изданием моей книги. Двухтомника. Часть первая – Куршевель. Часть вторая – Монако. И вот эту нынешнюю командировку предложил мне именно он. Видно, чтобы я наваяла часть третью. Зашел неделю назад в кабинет, изогнулся, как буква «зю»:

– Дашутка, а не застоялись ли кони в седлах?

Поначалу я решила, что он намекает на мои усиленные занятия конным спортом, без которых немыслима современная аристократическая жизнь. Но, как только я протянула ему пачку фоток, где красуюсь в разных позах на великолепных скакунах, а он их даже рассматривать не стал, мне стало ясно: жизнь моя делает очередной крутой разворот. Я изобразила максимум внимания и стала ждать, а он вдруг завел разговор об искусстве.

– Дашунь, ты, когда по олигархическим и монаршим домам в Куршевеле и Монако шарилась, на убранство внимание обращала?

– Ну…

– Я имею в виду стены.

– Стены как стены. Обои дорогие. Или дерево. А то и шелком обиты. А в гостиницах даже гобелен ручной работы попадается.

– Да я не про то! Картин на стенах много?

– У братьев Шпенглеров в Монако Пикассо висит. У Вовы Ефрамовича в чуме какие-то северные пейзажи, на яхтах вроде тоже что-то пестрело. Я не вникала.

– А надо! – наставительно поднял нос редактор. – Потому что в своих шедеврах ты совершенно обошла вниманием вопрос искусства. Ведь именно из нынешних олигархов должны вырасти будущие Морозовы и Третьяковы. Именно они должны вернуть России статус величайшей сокровищницы искусств.

Мне показалось, что шеф тронулся умом. Конечно, в жизни я видала всякое. Не девочка-подросток, слава богу, но все-таки один на один с сумасшедшим мне оставаться как-то не доводилось. На всякий случай я решила молчать и соглашаться.

– И примеры тому уже есть! – пламенно продолжил редактор. – Вексельберг с его яйцами! Инкомбанк! Другие.

Поскольку список оказался весьма коротким и неубедительным (где, скажите, тот Инкомбанк с его шедеврами? То-то и оно…), я поняла: творческая мысль шефа воспарила столь высоко, что теперь он и сам ее вряд ли поймает.

– Вы хотите, чтобы я сменила ориентацию? – скромно поинтересовалась я.

– Сдурела! – страдальчески скривился шеф. – Олигархи, они хоть и сволочи, но ведь пока – мужики!

– Ваше право – судить о половой принадлежности по записи в метрике, – туманно отозвалась я. – Но с течением жизни все меняется.

– В смысле? – остолбенел он.

– В смысле, если на клетке с зайцем написано тигр, не верь глазам своим.

– Гениально! – восхитился шеф. – Запиши, а то забудешь.

– Уже.

– Молодец. И не умничай. Слушай сюда. В пятницу в Лондоне проходит очередной аукцион Sotheby's. Слышала про такой?

Мой взгляд, исполненный ядовитого презрения, редактор предпочел не заметить.

– Поедешь от газеты. Напишешь репортаж в номер. И уже в воскресенье вечером тебя ждут на первом канале в программе «Главное за неделю», где ты, как очевидец, расскажешь об этих торгах и призовешь олигархов возвращать утраченные шедевры на родину.

– Меня? На первом канале? – я обалдела.

– Тебя-тебя, – радостно заводил носом шеф. – Более того, в этой программе, ну, я договорился с Костиком, вводят постоянную рубрику «Вкус лимона», понятен смысл, да?

– Нет. – Мой рот наполнился жестокой слюной, словно я уже куснула этого самого лимона, аж зубы оскоминой свело.

– Даша! – Шеф даже притопнул ногой с досады от моей тупости. Видно, название рубрики было исключительно его изобретением. – «Вкус лимона» – это о миллионерах. Ну, то есть какие эти лимоны, ими заработанные, на вкус. Кислые или не очень. И именно ты, как самый крупный специалист по олигархической тусе, будешь вести эту рубрику. С присущей тебе язвительностью и обличительным пафосом. Ну как? – Он выглядел победителем.

– И уже прямо в это воскресенье – первый эфир?

Честно говоря, я вдруг струсила.

– Запись, Даша, запись! – Он подергал себя за кончик носа. Кончик покраснел.

– Вы же сказали «прямой эфир».

– Правильно. Для зрителей, когда увидят, это и будет прямой эфир, ты что, маленькая? Не знаешь, как эти прямые эфиры делаются? За один раз десять программ запишут, потом год показывать будут. Так что шмотки с собой возьми, чтобы было во что переодеться.

– А моя роль? Что я там буду изображать?

– Фейсом торговать! Тебя представят как супержурналиста. – Я кивнула, соглашаясь: чего с правдой спорить? – Покажут какой-нибудь репортаж из жизни наших бизнес-звезд, а ты прокомментируешь. Ну, типа: когда я была Куршевеле… Или: во время моего последнего визита в Монако.

– А. – На душе у меня сразу стало легко и празднично. Об этих своих поездках я могла рассказывать бесконечно! – А причем тут Sotheby's?

– Здрасьте! – Шеф поглядел на меня предельно разочарованно. – Оператор тебя снимет на фоне Лондона, потом входящей на аукцион.

– Потом я, типа, торгуюсь за какой-нибудь шедевр. – Я отлично поняла мысль шефа, и его предложение нравилось мне все больше и больше!

– Боже! С кем приходится работать! – картинно воздел мослатые длани к потолку шеф. – И из этой фифы я как последний Пигмалион лобзиком стругаю Галатею! Торговаться она собралась! На Sotheby's.

– А что такого? – пошла в наступление я. – Мы с Юлькой во всех бутиках в Куршевеле торговались. И успешно, между прочим! А в Монако, когда я бальное платье напрокат брала.

– Молчи, грусть! – Редактор подпустил в свои похмельно-сизые глаза густого туману. – Мы и так заплатили за твою аккредитацию пятьсот баксов. На тебя уже и номерная карточка выписана. Иначе никто туда не пустит! Но если ты торговаться начнешь – покупать придется! А на что? Ты же девушка с запросами! Войдешь в раж, застолбишь какого-нибудь Ван Гога лимонов за сто, а штраф мне платить?

– Какой штраф? Мало ли, я вдруг передумала? Вкусы, например, поменялись. Или цвет к мебели не подошел.