Ирина Лобановская - После третьего звонка

— Танечка! — прошептал Виктор, быстро поворачиваясь на тихое, еле слышное шуршание у себя за спиной. — Танечка, ну, наконец! Я так ждал тебя сегодня!

Белое легкое облачко, едва различимое в сумраке мастерской, медленно двинулось к Виктору, принимая знакомые, пока еще не очень ясные очертания. Виктор радостно протянул к облачку руки. Бесплотный образ худенькой, светловолосой, молодой женщины с широко расставленными глазами, прячущими улыбку, слегка размытый и колеблющийся, вырисовывался все четче. Облачко остановилось над мольбертом.

— Это новая картина? — спросила Таня. — Я не видела ее у тебя на выставке.

Виктор кинул беглый взгляд на мольберт. Какая чудовищная тоска!.. Он совершенно разучился писать. Или никогда не умел. Одни и те же осточертевшие солнечные и дождевые пейзажи, умиляющие и восхищающие ни фига не смыслящую, попросту не волокущую в живописи публику… Так и тянет ее облапошить. Подсунуть ей полную ерунду и хреновину вроде нынешней.

— Бредятина! — буркнул Виктор. — Мрак! Ты заметила, я пишу все хуже и хуже…

— Тебе кажется!

Таня опустилась пониже, и мягкое белое облачко закрыло художника целиком, отгородив от мира воздушностью и согрев удивительным теплом. Виктор блаженно закрыл глаза: он начинал тосковать без этой зашиты, едва Таня покидала мастерскую.

— Мне никогда ничего не кажется. Даже ты, — пробормотал Виктор. — Ты опоздала сегодня… Почему не спрашиваешь, для чего я тебя так ждал и что случилось?

Таня улыбнулась и вздохнула. Облачко закачалось, пощекотав художника по лбу кончиками пальцев.

— Потому что я все знаю, — объяснила Таня. — Он шел за тобой утром до мастерской от магазина, думая, что ты его не замечаешь.

Виктор быстро открыл глаза и нервно переплел пальцы.

— Да, конечно! — крикнул он возбужденно. — Шел как привязанный! И прятался за углами и уцелевшими телефонными будками, словно последний дурак! Но не это главное!

Виктор тупо уставился на свои ноги: разношенные шлепанцы прорвались и в прореху выглядывал босой корявый палец.

— Не это главное, — сникнув, устало повторил Виктор. — Танечка, по-моему, я сегодня узнал его… Это тот самый, помнишь?..

Он мельком взглянул на Танино окаменевшее лицо.

— Их было двое: рыжий, повыше и потоньше, и черный, какой-то вертлявый, дерганый, с юркими глазками. Впрочем, тоже дохляк. Это он, Таня.

Облачко отлетело в угол комнаты и почти скрылось в темноте среди груды эскизов и подрамников. До нее у Виктора никак не доходили руки, и иногда он даже не мог вспомнить, что за работы там валяются. Таня молчала.

— Ты не хочешь отвечать, — тоскливо сказал Виктор. — Я понимаю… Или ты думаешь, что я все-таки ошибся?

— Ты не ошибся, — прошелестела Таня. — Это действительно он: маленький и вертлявый. Но как ты узнал его? Ведь прошло почти двадцать лет…

Виктор встал и прошелся по комнате. Облачко не двигалось, пристально наблюдая за ним.

— Мне трудно тебе объяснить, — запинаясь, начал он. — Я тогда его не шибко разглядел: ночь, лес, дождь, один глаз совсем заплыл… Но понимаешь, я могу замечать и запоминать мельчайшие и невидимые для других человеческие черточки, характерные особенности, жесты, манеру поведения. Это природное и профессиональное качество. Я все же художник… Он двигался пугливо, осторожно, постоянно озираясь. И напоминал мне игрушку с набитыми ватой руками и ногами, которые плохо сгибаются и подчиняются, лишенные прочной основы. Проволоки или деревяшки.

— Но он тогда очень боялся, — тихо напомнила Таня.

— Правильно говоришь, правильно, — согласился Виктор. — Он и сегодня такой же. Боящийся… Трясущийся… И двигающийся на ватных подгибающихся ногах шаркающей походкой. Он весь словно расшарнирен. По-прежнему нелепо размахивает руками. И юркает глазками… Это ведь он, да, Таня?

Таня кивнула и отделилась от стены, медленно приближаясь к двери.

— Не уходи! — в ужасе вскрикнул, бросаясь за ней, Виктор. — Куда ты намылилась так рано? Я ведь ничего еще не успел тебе рассказать!

— Я не ухожу! — Таня повернулась к нему и опустилась на диван. — Рассказывай и не бойся сделать мне больно. Я давно уже не ощущаю ни страха, ни безнадежности, ни разочарования. Там, откуда я к тебе прихожу, душа успокаивается и становится глухой к земным страданиям. Над ней больше не властны никакие муки. Прошло почти двадцать лет…

— Но они для меня ничего не изменили! — резко перебил ее Виктор.

— Потому что ты — здесь, а я — там! — Таня подняла глаза вверх. — Ты слишком много пьешь, Витя, так нельзя.

Она повела подбородком по направлению вереницы пустых ярких бутылок, гордо выстроившихся вдоль грязной стены. Виктор усмехнулся и погладил бороду.

— Можно, нельзя… Мне давно уже все можно. С той минуты, когда я убил тебя… И себя заодно. Как мне поплохело, когда я увидел тебя светлым облачком над мольбертом в первый раз! Сейчас смешно вспомнить… По-моему, месяц назад, под Рождество. Верно?

— Верно-то верно, — Таня вздохнула. — Ну и пьян же ты был тогда!

— Да я и сегодня не трезв, — радостно продолжил тему Виктор. — А тогда, действительно, Танечка, ты уж прости, я нарезался с Лешкой до чертиков! И увидев твой неясный призрак, решил, что у меня началась белуха и пора сдаваться врачам. Хорошо, что ты меня вовремя успокоила. Теперь даже не знаю, что бы я делал без твоих ежедневных визитов…

— Жил бы как прежде, — жестко сказала Таня. — Как другие живут.

— А как другие живут? — подхватил художник. — Я ведь ничего в этом не секу! Забившись сюда, словно в нору, когда удалось, наконец, заиметь сей роскошный подвал в качестве мастерской, я забыл обо всем на свете! Веришь ли, Танечка, я писал, писал, писал, сутками не выходя отсюда!

Таня спокойно кивнула.

— Я весь оброс, отощал, стал похож на сумасшедшего, — продолжал Виктор. — Впрочем, возможно, не просто похож… Дочка носила мне еду, заявлялись девки, тоже что-то таскали, пробовали меня обласкать и обстирать. Ни фига у них не получалось.

Виктор неопределенно хмыкнул и поморщился.

— Потом притащилась Анька… Мрак! С очередным скандалом, от которых я и рвался сюда, будто конь на привязи. И вот слинял все-таки… "От жены, от детей…" Ну, расскажи мне, как другие живут? Тебе ведь "сверху видно все"! Я так и знаю…

— Не паясничай, Витя, — попросила Таня и засмеялась. — Зачем тебе другие? Тебе хорошо теперь только одному.

Виктор растянулся рядом с ней на диване и закурил. Таня отодвинулась и, брезгливо поморщившись, отвела от себя рукой тонкую синюю струйку дыма.

— Ты завсегда не переносила этот запах, — заметил Виктор. — Прости, но ужасно хочется подымить… А еще ты никогда не душилась. Как выпускница Смольного. Я не успел спросить тебя, почему.

— Тоже не переносила запах, — лаконично ответила Таня. — А как ты расцениваешь мое возникновение здесь? Как вполне естественное явление?

Художник покосился на нее.

— Не пытайся сделать из меня ненормального. Этот номер не пройдет — я патологически здоров! — грубовато буркнул он, хотя совсем недавно утверждал противоположное. — И что, собственно, странного в твоих визитах ко мне? Дело-то житейское: убийцу всегда посещают жертвы в виде привидений. Открой любой роман и увидишь, как это происходит. Все путем!

Таня грустно вздохнула.

— Значит, ты в порядке? — задумчиво спросила она. — Тогда перейдем к твоему преследователю. Ты ведь хотел говорить со мной именно о нем.

Виктор хлопнул себя ладонью по лбу и вскочил.

— Как же я мог все перезабыть? — с досадой закричал он. — Просто вылетело из головы! Нет, ты все-таки права, Танюша, я допьюсь когда-нибудь до кровавых мальчиков! Надо завязывать! Ну конечно, я хотел говорить о нем! Об этом вертлявом, черт бы его побрал!

— Как видишь, не побрал, — философски заметила Таня. — Так что же ему нужно от тебя? И как он тебя тоже узнал? Ведь он наверняка не художник.

— Я думал, ты сама мне расскажешь об этом, — растерялся Виктор. — Моя мозговушка не первый день бьется в догадках…

— Я? — удивленно сморщила лоб Таня.

Она явно дразнила его и над ним издевалась.

— Очевидно, потому, что "мне сверху видно все"? Боюсь, Витя, что ты перепутал меня с Большой советской энциклопедией.

— Ничего советского больше нет, Танюша, ты отстала от жизни, — тотчас легко расквитался с ней Виктор. — Хотя многие старые названия сохранились в виде формальности и отзвуков прошлого. ТАСС, например, Ленинградский вокзал, станция метро "ВДНХ" и газета "Московский комсомолец"… Странно, как быстро все кануло в историю! Буквально за несколько лет.

Он покрутил босым пальцем в дырке шлепанца и провертел отверстие пошире.