Анетта Пент - Привыкнуть друг к другу можно и без слов это совсем не долго

Меня зовут Симона Заальфельд, и на время этой поездки я буду вашей проводницей. Меня зовут Сюзанна Зилер. Меня зовут... Сегодня меня зовут Саломея Зантрак, и я буду сопровождать вас по пути из Цюриха в Гамбург. Я знаю, у меня необычное имя, однако, я всегда готова ответить на ваши вопросы. Более того, если вам что-то понадобится, просто обратитесь ко мне или к любому члену команды. Может быть, вы проголодались, хотите пить, или у вас есть другие незамысловатые желания, тогда я, может быть, сумею исполнить их прямо у вашего места, особенно если вам захотелось есть или пить в первом классе, первоклассная жажда утоляется очень быстро, также в мгновение ока ликвидируется и голод, если речь идет о безобидном голоде, доброе утро, ваш билет, пожалуйста, я должна это говорить, даже если вы понимаете, почему я к вам подхожу, несмотря на скорость, я не держусь за спинки кресел, а спешу к вам с улыбкой, моя фраза для вас, и пока вы ищете билет, я стою тихонько рядом, ухватившись наконец-то одной рукой за кресло в тот момент, когда поезд грохочет по стрелкам на развилке за Базелем, я бросаю взгляд сквозь чуть вогнутое стекло окна, быстрым движением руки приглаживаю волосы, которые спереди выглядят немного растрепанными и засаленными, хотя это не так уж важно. Круглые лампочки у вас над головой косыми лучами освещают ваши пальцы, которые проворно роются в сумочке, а над вами плавно уходят вверх сводчатые стены вагона скоростного поезда. Я знаю, что вы найдете билет, у вас ухоженные нежные руки и красивый макияж, разумеется, у вас также есть билет, и я рада, что он у вас сейчас не под рукой; я могу немного постоять рядом с вами, плавно раскачиваясь в такт движению поезда и наблюдая за проворными движениями ваших рук; бывают пассажиры, которые ищут билеты лихорадочно и неуклюже, впадая в отчаяние от мысли о том, что они больше не могут оставаться у нас, однако вы не из их числа, вы по праву находитесь в первом классе и знаете об этом, а вот и билет, конечно же это не простой билет, а самая дорогая из карт постоянного клиента, вы вошли в число держателей карт, и мы с вами состоим в одном клубе, можно сказать, мы члены одной семьи. Тем временем вы, наверное, уже привыкли к моему имени, хотя мы и не разговаривали, но ведь привыкнуть друг к другу можно и без слов, это совсем не долго. Поскольку я уже к вам привыкла, я не спешу уходить от вас, я медленно иду дальше, оборачиваюсь к вам еще раз, вы склонились над газетой, которую я даже не заметила, но вам меня не провести, я знаю, что вы читаете, только чтобы отвлечься от мысли о нашем расставании, чтобы забыть меня, когда я пройду три, нет, пять, а может быть, и все восемь следующих рядов кресел и темнота незаметно начнет уступать место свету за окном, вы этого не сможете увидеть, поскольку окна при свете лампочки для чтения над вашей головой — черные, они скрывают от вас пейзаж, который никого не интересует, ни вас, ни тем более меня.

Здесь каждое место мое, ведь я сидела на каждом кресле, прислонялась головой к каждому окну, опускала вниз каждый подлокотник, ни в одном поезде не осталось места, к которому я ни прикоснулась бы, это часть моей работы, я проводница и прикасаюсь к тем частям поезда, которые для этого предназначены.

Вот кто-то разлегся на сиденьях, он застелил газетами оба сиденья, снял обувь, сладковатый запах выдает его, соседние ряды остались незанятыми, он накрыл голову то ли платком, то ли шарфом, забыв, что я подойду к нему. Он ловко разместился на сиденьях, пустота между креслами ему не мешает, он положил голову на свернутую куртку, задранные вверх подлокотники подпирают спину, так спать неудобно, но ему все равно, ему нужно немного отдохнуть и выспаться, спать он может только в поезде, и поэтому он здесь. Его усталость передается мне, у меня сразу же слипаются глаза, мне нужно их потереть, осторожно, чтобы не размазать подводку, которая придает моему взгляду решительность или даже строгость, которая совсем не подходит к моему имени, строгость мне, собственно говоря, не нужна, нужна она мне, только когда кто-то по ошибке оказался в первом классе и не готов вступить в клуб, пусть даже речь идет о самой простой поездке, самой короткой, о каждодневной поездке на работу, о поездке длиной в одну или две станции, о которой и упоминать не стоит, которую и поездкой-то, по-моему, назвать нельзя, но я закрываю на это глаза, раз уж вы хотите быть здесь.

Но этот развалившийся здесь тип не хочет ничего и уж точно не хочет быть с нами, он хочет спать, его сонливость парализует меня, ему все равно, где находиться, он мог бы валяться на полу в каком-нибудь сарае, так же свернувшись калачиком, он мог бы даже лежать под мостом или в кровати у какой-нибудь женщины, он мог бы лежать рядом со мной, ему было бы все равно, ему не нужен билет, он не из тех, кто путешествует первым классом.

Я встаю рядом с ним, добрый день, вы ведь еще во Фрайбурге вошли, ваш билет, пожалуйста, он даже не шевелится, он мог бы оказаться трупом, и сильнее, чем намеревалась, я пинаю его по ноге, которая немного выдается за кресло, потому что из-за толчка поезда я приблизилась совсем вплотную к нему. Он отдергивает ногу, но я не сдаюсь, я с силой давлю коленкой на его ногу, он быстро снимает с лица платок и удивленно глядит на меня.

Сегодня меня зовут Саломея Зантрак, выговариваю я четко, я ваша проводница, могу я увидеть ваш билет.

Что за имя такое, бормочет он, продолжая глядеть на меня с удивлением. Я берусь за белый воротничок, красиво очерчивающий мою шею и безукоризненно лежащий поверх пиджака, бусы я не ношу, хотя нитка белого жемчуга хорошо подошла бы к белому воротничку, но нам нельзя носить украшения. Даже безо всяких украшений я весьма хороша собой, несмотря на засаленные волосы, которые всегда были жидкими и растрепанными, мне не нужны украшения.

Я — ваша проводница, говорю я пассажиру и, изящно прислонясь к спинке впереди стоящего кресла, вижу, как он оценивающе меня разглядывает, он думает не о том, что я выполняю свою работу, он видит только мои растрепанные волосы, и еще, может быть, морщинки вокруг глаз, и уже успевшие отрасти волосы на ногах, несмотря на то что я их регулярно сбриваю и ношу темные колготки, должна носить, они — часть оснащения поезда, такая же, как затемненные окна, никто не может заглянуть снаружи внутрь, когда провожающие хотят помахать на прощание отправляющимся, они вплотную подходят к стеклу, иногда даже подставляют к лицу ладони и прижимаются к окну, улыбаясь дикой и слепой улыбкой, трогательные прощания, отправляющиеся в пустоту, так же дело обстоит и с колготками.

Очевидно, этот пассажир глядит сквозь колготки, бывают такие взгляды. Недавно где-то между Ульмом и Мюнхеном один такой тип заметил через пиджак и блузку, что у меня из левой чашечки бюстгальтера выпала грудь, я, разумеется, почувствовала это еще раньше и пыталась незаметно вправить ее обратно через два слоя ткани, но у меня было много других дел, пока я не дошла до пассажира, который с первого взгляда заметил оголившуюся грудь и скривил губы в игривой усмешке, в его глазах заиграл гедонический огонек, он потер руки и выпрямился на сиденье, как если бы собирался повязать салфетку на шею в предвкушении трапезы. Мне не оставалось ничего другого, как наказать его. Я потребовала у него предъявить билет, карту постоянного клиента, кредитную карточку и паспорт, и пока он выгребал все это барахло из карманов, улыбка совсем сошла с его лица, а я быстро запустила палец под пиджак и блузку и вернула грудь на место, мне было все равно, наблюдал ли он за мной в этот момент, ведь он меня уже застукал.

Сегодня, однако, у меня имя получше, это на самом деле благозвучное, мечтательное имя, которое сэкономит мне пару дурацких вопросов, я отвожу взгляд от заспанного и упрямого пассажира, который снова бормочет, что за имя такое, но ему меня не переубедить, он явно завидует. Он продолжает валяться на сиденьях, как если бы намеревался провести здесь всю ночь, которая только что закончилась, к счастью, в очередной раз закончилась, вместе с сигналом для утренней смены, я всегда даю о себе знать как можно раньше. Он скрестил руки на груди, не похоже, чтобы он собирался искать билет, он мерит меня непокорным взглядом, в котором проглядывает отвращение, и распространяет сладковатый запах сонного тела. Я по-прежнему стою над ним, я не могу уйти, пока он не сдастся. Я долго могу так простоять, я знаю все движения поезда, я им неподвластна, только на суше я двигаюсь неуклюже, немного прогнувшись с перекошенной спиной, так, что плечи сами поднимаются вверх, поскольку свободно свисать они просто не могут, руки в карманах сжимают ключи от дома, гостиничного номера, квартиры, чтобы не потерять, мне ведь нужно где-то спать.