Сладко иметь рабу
Клянусь говорить правду,
одну только правду, болезненную, но правду.
Я вернулся домой около часа ночи и сразу же почувствовал запах. Запах водки. Включив свет, я увидел на полу ее модные босоножки с лентами для завязывания вокруг щиколоток. Это удивило меня еще больше: она уехала домой в семь часов вечера. Странное предчувствие кольнуло меня. Как будто я стоял на краю пропасти, и сейчас, оступаясь… Раздался стон. Войдя в столовую, я увидел ее тело на разложенной диван-кровати. Вернее, абрис его, силуэт. Она была в белом лифчике и тончайших гипюровых трусиках. Выточенное богом тело лежало навзничь. Изваяние модели. Я смотрел на нее и думал, что пять дней назад она впервые стала женщиной.
Запах был очень сильный и непонятно откуда исходящий. Она вдруг пошевелилась.
— А-алеша, ты вернулся… Я так ждала. Обними меня.
Она всегда тянула первую букву моего имени: «A-а». Я наклонился: от нее пахло водкой. В разметавшихся волосах был запах блуда. Я не поверил.
— Что случилось? — В горле у меня противно свело.
— А почему ты так говоришь?..
— Что случилось? — вознес я шепот, подавив вскрик: за стеной спали.
— Поцелуй меня лучше… Перебей.
— Сию минуту ответь мне, что случилось?! Немедленно…
У меня пересохло во рту в мгновение. Я страшился ее ответа. Страх сковал в предчувствии грядущих слов.
— Не волнуйся так, Алеша… — проговорила она в пьяном раздумье.
— Я жду.
— Меня… меня — обворовали.
— Как?
Очень неохотно она начала рассказывать. Кто знал, что этот рассказ перевернет вверх тормашками всю мою жизнь. Всю!
Она, раздумывая, легла на спину, отвела глаза.
— Предложил подвезти, когда я ловила машину.
— Мы с тобой, кажется, договаривались, что ты поедешь на троллейбусе. Тем более праздник, все пьяные, ищут приключений.
— Их была целая компания, они прилично выглядели. Сказали: только наверх — к стоянке такси.
— И ты села в чужую машину?
— Мне было трудно идти наверх на высоких каблуках. Я устала.
— То есть ты сделала противоположное тому, о чем мы договаривались.
— Я виновата, мне страшно, Алешенька, обними меня, скорей…
Куда делась ее душмянность, душистость, от нее так пахло…
— Где тебя обворовали?
— Не будь так строг, Алешенька. Я тебе все расскажу, только обними меня.
Я боялся ее рассказа, интуитивно, не представляя, что это будет за рассказ.
— Кто? И где?
— Ты не будешь сердиться? Но я… поехала с ними в ресторан.
— С абсолютно незнакомыми?
— Они говорили, что сегодня такой праздник и только на час, а потом отвезут меня домой. Так как такси на стоянке не было…
— И это оправдание?!
Не удержал я вскрика. Во мне уже зарождалось что-то неясное.
— Дальше, — приказал его голос.
— После ресторана я очень захотела увидеть тебя. Они ехали на Мосфильм…
— Ты должна была приехать домой и сразу же позвонить мне, не так ли?
— Я знаю…
— И в этом ты ослушалась?
— Я им рассказала о тебе, они обещали подвезти меня прямо к подъезду.
— Это, по-твоему…
— Нет, нет, я виновата.
Она споткнулась, сбилась, замолкла.
— Дальше что?
— Я расскажу… только не кричи на меня.
Я замер в предчувствии чего-то страшного.
— Когда мы приехали сюда, они забрали мою сумку и сказали, чтобы я поднялась за ней наверх.
— И ты пошла?!
— Там были еще две девушки, одна из них жена, то ли невеста. Мне и в голову ничего такого не могло прийти. Я поднялась. Они закрыли дверь и сказали, что не выпустят, пока я не… поцелую…
Я вздрогнул.
— Дальше…
— Я вырвалась и убежала, сумка осталась у них…
— Что еще?
— По-моему, цепочка… упала в их квартире, когда я…
— Как могла цепочка вдруг упасть?
— Я не помню как… я выпила.
— Почему ты пила?
— Я никогда в жизни не пила водку, но они… настаивали — в честь праздника. Выпила чуть-чуть… я целый день ничего не ела. И у меня закружилась голова. Только поэтому я и пошла за сумкой, я не соображала, что делала. Правда, с ними были девушки…
— Где это произошло?
— В доме напротив.
— Ты запомнила этаж, квартиру?
— Кажется, да.
— Вставай!
— От неожиданности она села на диван-кровати.
— Что ты хочешь делать? — тревожно спросила она.
— Одевайся, — ответил чужой голос, — покажешь квартиру.
— Алешенька, сейчас ночь, все спят, никто не откроет. Их там много…
— Не твоя забота. — Я пошел к двери.
Она неожиданно, броском вскочила и схватила меня за плечи:
— Не надо, ты один. Я боюсь за тебя. Неизвестно, остались ли они в этой квартире, собирались куда-то еще ехать. Утром… я покажу утром. Только не сейчас.
Она потянула опять в комнату. Я знал, что в доме напротив запирающиеся подъезды и сидят консьержки… Я б не прорвался.
Я стоял, не двигаясь, высчитывая.
— Разденься, ляг, ночь уже…
Она даже не спросила, где я был так поздно. То ли не соображала, который час.
Едва я лег, она расстегнула свой лифчик, ее грудь прикоснулась к моей. Она уткнулась мне в плечо и зашептала:
— Алешенька, возьми меня. Перебей, перебей все это…
— Что «перебить», что ты бормочешь?
Неожиданно от прикосновения ее тела я возбудился. Я вообще легковозбудимый.
— Перебей… все, что произошло. Хочу тебя, ну, перебей же!..
Ее дыхание пахло водкой. Я отодвинулся подальше:
— Спи, нам рано утром вставать…
Она замолкла и безропотно заснула. Один раз только пошевелившись.
Моя голова раскалывалась от ее бессвязного рассказа. От дикого сумбура в мозгах и попытки осмыслить и понять. П-о-н-я-т-ь!..
На мгновения я забывался тревожным сном, сомкнув глаза, пытаясь себя успокоить, что это только кража, и больше ничего; хотя понимал… подсознательно, меж извилин, под корой, что что-то более страшное случилось. И уже не остановить, не изменить, не повернуть… Понеслось уже то, что пущено. Но заснуть так и не удалось.
С электрической головой я встал спозаранку и, почистив зубы, умылся. Внутри каталась тошнота предчувствия и шока. Я поднимаю ее, и спросонья она начинает одеваться. Я не смотрю на ее фигуру, голые ноги. Иду на кухню и из-за газовой плиты достаю маленький топор. (Решаю: расколоть дверь и расколоть головы.) Прячу под пиджак. Вхожу в комнату.
— Я точно не помню этаж… — неуверенно говорит она.
— Вспомнишь, когда придем.
— Но ты не будешь ничего такого делать…
Я вывожу ее на улицу, и она щурится от сквозного утреннего света.
Мы пересекаем небольшое пространство между нашими домами. Напротив два дома — сцепка.
— Какой?
Она молча показывает.
Рано утром консьержки нет. Я весь подбираюсь внутри.
— Этаж?
— Третий, — тихо выдыхает она.
Я нажимаю кнопку. Налево, направо разные коридоры, в них по три квартиры.
— Эта, — она показывает необитую темную дверь.
Левая рука поднимается и, сжавшись в кулак, стучит. Потом еще, колотит, бьет. Мертвая тишина, никто не отзывается, ни одного звука.
— Где они?!
— Не знаю…
— Я отвезу тебя в милицию. И пока их не арестуют, чтобы ты оттуда не уходила. Тебе ясно?!
У меня дрожит все в кишках. Я готов был разрубить их топором. Что-то звериное внутри подсказывало, что это только начало, а я хотел конца. Боже, как я хотел конца. Чтобы это не тянулось. А прервалось, выяснилось. Объяснилось.
Я привожу ее к дверям 76-го отделения милиции.
— Мне, к сожалению, нужно на военную кафедру. Позвони мне ровно в шесть.
— Алешенька, прости меня. Я так виновата…
— В чем? Тебя же обокрали…
— Во всем… Я все сделаю, только ты не переживай. Почему ты, такой незапачканный, должен быть замешан в этом…
Я ничего не понимаю, что она бормочет.
— Пока их не арестуют, ты никуда не уходи.
— Да, мой милый, да, мой хороший.
Целый день я учусь на военной кафедре, ничего не понимая и не соображая, что происходит вокруг. Я как невменяемый. Я ждал только одного: конца занятий и ее звонка.
Доехав с тремя пересадками домой, я сел у телефона. И замер. В висках стучало, в голове долбило. В шесть раздался звонок: она боялась быть не пунктуальной.
— Алеша, здравствуй.
— Где ты?
— Я — дома.
— Что случилось в милиции?
— Все нормально. Их арестовали.
Я глубоко вздохнул, значит, это просто кража. Хотя почему, что, чего и вообще значит, было непонятно. Я просто хотел в это верить.
— Сумку мою нашли, а цепочки нигде нет. Они сказали, что я была в гостях и сумку забыла, а цепочку где-то потеряла. Но я сказала, что они ее сняли, когда…
