Через четверть часа в дверь купе негромко постучали.
– Войдите, – разрешила Мария.
И, о чудо! Ее глазам предстала их николаевская горничная Анечка Галушко. Рыженькая, кудрявая, пухленькая, белокожая, с веселым, быстрым взглядом зеленовато-серых глаз с чуть припухшими веками и, как всегда, поблескивающим кончиком аккуратного остренького носа.
Будучи не из робкого десятка, Мария Александровна все-таки оторопела. Ей в ту же секунду вспомнился экспресс «Николаев – Санкт-Петербург». Вспомнилось, как они с мамой и горничной Анечкой ехали «присмотреться к Питеру», куда папa приглашали товарищем военного министра [5]. Вспомнилось, как звякала серебряная ложечка в тонком стакане в серебряном бабушкином подстаканнике. Тогда они взяли в дорогу много своего домашнего, привычного и для них, и для их любимой горничной, маминой тезки Анечки.
– Аннет, – сделала книксен проводница.
«Боже мой, еще и Аннет! Чудны дела твои, Господи!» Мария Александровна и прежде отмечала, что на свете много похожих людей, с типическими чертами лица и формами тела.
– Прикажете ужин? Кофе? Чай? – протараторила рыженькая Аннет.
«И тараторит точь-в-точь как Анечка!»
– Пожалуйста, пока присядьте в кресло, – указала ей на место против себя Мария Александровна.
Проводница послушно присела, хотя по лицу ее промелькнула тень недоумения.
– Видит Бог, у меня в детстве была абсолютно похожая на вас знакомая. Вы ее копия. Поете? – неожиданно спросила Мария Александровна.
– Что, мадам?
– Я спрашиваю: вы хорошо поете?
– Говорят, неплохо, – смущенно ответила Аннет.
– Вот и она была певунья. Послушайте, а у вас в поезде найдется бутылка красного вина провинции Медок? Желательно довоенного урожая.
– Пойду, спрошу! – резво вскочила на ноги Аннет.
– И два бокала! – крикнула ей вдогонку Мария Александровна.
– Есть одна бутылка «Медок» тридцать восьмого года, – доложила минут через десять Аннет.
– Тридцать восьмого? – Мария Александровна задумалась, как бы припоминая. – Да, это был год хорошего урожая. Несите вино, два бокала, сыр.
– Ассорти?
– Можно.
«Бывает же такое… До чего живо я вижу сейчас тот экспресс на Питер, маму, Анечку. Само Провидение послало мне эту Аннет».
Проводница принесла заказ.
– Открывайте. – Мария указала глазами на бутылку.
Аннет ловко откупорила вино.
– Наливайте в оба бокала.
Аннет послушно налила бокалы до половины. Столик купе чуть подрагивал от хода поезда, и рубиновое вино играло в бокалах при ярком свете электрических ламп.
– Ты можешь оказать мне любезность? – неожиданно для самой себя перейдя с проводницей на «ты», властно спросила Мария Александровна.
– Да, мадам, конечно.
– Садись, выпьем.
– О, мадам, меня уволят, – прошептала Аннет, и ее хорошенькое личико вмиг стало пунцовым. – Старший проводник…
– Луи?
– Нет, мадам, Луи – бригадир поезда. Луи главнее.
– Пойди, позови его.
– Но, мадам…
– Пожалуйста, позови.
Выходя из купе, Аннет пожала плечами, как бы давая понять, что она привыкла к причудам богатеев, а другие в ее вагоне и не ездили.
– К вашим услугам, мадам! – вскоре появился на пороге купе Луи Анри Филипп, и тут Мария Александровна опять обратила внимание на его кругленький, обтянутый жилеткой животик. Ей невольно захотелось хлопнуть по нему ладошкой.
– Я графиня Мари Мерзловская, – сказала она, подавая свою визитную карточку бригадиру Луи.
– Очень приятно, мадам, – с глубоким поклоном приняв визитку, отвечал тот.
– Понимаете, какое дело, я вижу, вы мудрый человек, господин Луи Анри Филипп… – Мария взяла долгую паузу.
Бригадир машинально подкрутил роскошные черные усы. Ему весьма польстило, что он мудрый. Чего-чего, а уж дураком он не считал себя никогда.
– Господин Луи, – наконец прервала актерскую паузу Мария, – ваша проводница Аннет моя двоюродная племянница. Я помню ее маленькой девочкой. Жизнь давно разлучила меня с ее родственниками. Я буду признательна, если вы разрешите Аннет посидеть полчасика с двоюродной теткой, поболтать, пригубить вина за встречу. Кстати, это вино с виноградников моего покойного мужа. Так вы не против?
– Еще бы, мадам! Ради Бога! – настороженно ответил Луи.
– Тогда вы свободны, бригадир Луи, а Аннет я сильно не задержу, не беспокойтесь.
Бригадир церемонно раскланялся, ввел в купе красную от смущения Аннет, подмигнул ей так, чтобы не видела богатая пассажирка, и прикрыл за собой дверь купе.
– Ну вот, все в порядке, – улыбнулась девушке Мария.
– Что вы, мадам? Откуда у меня французская графиня в родне? Луи меня знает как облупленную… Он прекрасно знает, что я из русских эмигрантов.
– Из русских?
«Бывают странные сближенья», – сказал Александр Сергеевич Пушкин на все времена. Были, бывают, будут.
– Из русских, – подтвердила Аннет.
– А я кто, по-твоему? Китаянка? – вдруг привстав от волнения, спросила Мария Александровна по-русски.
– Вы русски? – уловив знакомый ей с детства строй речи, изумленно спросила Аннет.
– Ты понимаешь по-русски?
– Плёхо понимай… понимай.
– Понятно. Понимаешь, но плохо. Тогда я перейду на французский. Садись, и давай все-таки выпьем. За знакомство! – Мария Александровна подняла бокал. Аннет послушно взяла свой. Они звонко чокнулись и отпили по несколько глотков.
– Очень вкусное! Я никогда не пила такое вино, – простодушно сказала Аннет.
– Да, это хорошее вино. Расскажи о своей семье.
– Папа и мама у меня были русские. Они приехали в Марсель в девятнадцатом году.
– Ты не помнишь, из какого города или губернии?
– Я очень хорошо помню. Такое красивое греческое имя – Херсон.
– Херсон?! Да у меня Нюся из Херсона! – воскликнула Мария по-русски. И тут же перешла на французский: – Мои родители и я жили в городе неподалеку от Херсона, в Николаеве. Так что мы земляки. Давай выпьем.
Они чокнулись и отпили по глотку терпкого сухого вина.
– Ну рассказывай…
– Мама и папа еще молодые приехали в Марсель. Потом родилась я. В России папа работал врачом по женским и детским болезням, а здесь ему не разрешили работать. У него не было французского диплома. А я была маленькая и жуткая плакса. Мама убирала в богатых домах, а папа работал грузчиком в марсельском порту. Он был очень сильный. Я родилась в двадцать шестом году, а в сорок втором они погибли, в сорок втором… – Аннет смолкла, справляясь с волнением.
– А что случилось?
– Их расстреляли боши, гестаповцы. В тридцать восьмом мы купили маленький домик в стороне старого кладбища, с маленьким лоскутком земли. Папа все умел делать сам, и он украсил домик и привел в порядок наш крохотный сад. Была ночная облава. У нас в подвале прятались бойцы Сопротивления – русский и еврей, совсем молодые, оба раненые. За два дня до этого их к нам привезли те, у кого они были раньше. Побоялись держать их у себя, а папа разрешил. Ну вот, боши всех расстреляли. Наверное, кто-то донес. И солдат расстреляли, и маму с папa. А я в ту ночь первый раз не пришла ночевать домой, осталась у своего парня, его родители уехали к родственникам в Авиньон. Вот так чудом я спаслась. Мне еще шестнадцати не было.
Помолчали под стук колес.
– А где ты живешь сейчас?
– Снимаю угол.
– Ты замужем?
– Нет, мадам. Кому я нужна, бесприданница? Мужчины сейчас в большой цене. Говорят, так всегда бывает после войны.
– Угол, говоришь?
– Да, койкоместо.
– Это мне знакомо. Я тоже когда-то снимала койкоместо.
– Вы?!
– Да, Анечка. – В памяти Марии промелькнул марсельский особняк Николь, который она давным-давно подарила Клодин. – А, впрочем, зачем тебе особняк? – вдруг вслух продолжив ход своих раздумий, сказала Мария по-французски. – Может быть, ты хочешь учиться?
– Конечно, хочу, – вспыхнула Аннет, – кто же не хочет?!
– А кем ты хотела бы стать?
– Когда я была маленькой девочкой, я всегда лечила своих кукол. Я всегда мечтала стать, как папа: врачом по женским и детским болезням. Но какое это имеет значение?… Учебу мне не поднять.
– Ничего, как-нибудь поднимем, – неожиданно для самой себя приняла решение Мария, и знакомый холодок пробежал в ее груди. – В Сорбонне?
– Мадам, моя мама говорила на русски: «Не дал Бог на свиня рок».
– Не дал Бог свинье рог… Да, это по-русски! – засмеялась Мария. – Давай еще выпьем. За Сорбонну! – воодушевленно добавила она.
Девушка растерянно пригубила вино, по ее ошалевшим серо-зеленым глазам было понятно, что ей ничего непонятно. Ровным счетом ни-че-го.
– Извини меня, Анечка, – меняя тон с бравурного на задушевный, сказала Мария. – Ты не сочти меня за богатую идиотку. Просто я не каждый день встречаю девушек, как две капли воды похожих на тех, что были со мной еще в те давние времена, когда я жила в России. А в ту ночь, когда погибли твои родители и бойцы, я тоже могла погибнуть, но Бог меня надоумил еще на рассвете того дня уплыть на яхте в открытое море. Так что мне все это очень близко. Ты меня поняла?
