Вернуться можно в тот же вечер, если будете в силах, но если захотите переночевать в Сан-Диего, я вам забронировал номер в «Зеленом отеле». Я знаю парня, который им управляет. Хороший парень. После аборта будет слегка покачивать, поэтому сами решите, останетесь там или вернетесь. Все зависит от того, как ты будешь себя чувствовать, но если станет дурно, не напрягайся -- ночуйте в отеле.
Иногда доктор Гарсия пытается задирать цену, но я сказал, что у вас только 200 долларов, а больше нет, поэтому он ответил: «Ладно, Фостер, сойдет». По-английски он говорит так себе, но очень добрый и очень хороший. Настоящий врач. В прошлом году сильно меня выручил с той индейской девчонкой. Вопросы есть -- или еще чего-нибудь? Черт! Какая же ты симпотная!
И он трогательно обнял Вайду.
-- Похоже, ты обо всем позаботился, -- сказал я.
-- Вайда? -- сказал он.
-- Нет, я тоже больше ничего не могу придумать.
-- А как же библиотека? -- спросил я.
-- А что -- библиотека? -- сказал Фостер.
-- Кто за ней присмотрит? Здесь кто-то должен быть. Это важно -- кто-то должен находиться в ней двадцать четыре часа в сутки, встречать и принимать книги. Это основа библиотеки. Мы не можем ее закрыть. Она должна работать.
-- Ты про меня? -- сказал Фостер. -- О нет. Я человек пещерный. Придется подыскать другого мальчонку.
-- Но здесь кто-то должен остаться, -- сказал я, пристально глядя на него.
-- Нет-нет, -- сказал Фостер.
-- Но, -- сказал я.
Вайду наша беседа очень развлекала. Я хорошо отдавал себе отчет, что она не понимает моей привязанности к библиотеке. Но каким бы странным ни казалось мое призвание, я обязан был это делать.
-- Я -- пещерный человек, -- повторил Фостер.
-- Это наша работа, -- сказал я. -- Для этого нас наняли. Мы должны заботиться о библиотеке и людях, которым она нужна.
-- Знаешь, что я тебе скажу? -- сказал Фостер. -- Платят тут неторопливо. Я, например, уже два года ничего не получаю. А полагается $295.50 в месяц.
-- Фостер! -- сказал я.
-- Я же пошутил, -- сказал Фостер. -- Просто маленькая шуточка. На-ка, хлебни еще вискача.
-- Спасибо.
-- Вайда? -- сказал Фостер.
-- Да, -- ответила она. -- Было бы чудесно глотнуть еще. Успокаивает.
-- Старый индейский транквилизатор, -- сказал Фостер.
-- Ты присмотришь за этим местом день или два, пока мы съездим в Мексику на аборт, -- сказал я. -- Ты не умрешь от того, что раз в жизни поработаешь по-настоящему. Ты уже столько лет не крутил колесо.
-- Да у меня в пещерах полно работы, -- сказал Фостер. -- Знаешь, какая ответственность -- книги таскать, складывать, охранять, следить, чтобы грунтовыми водами не подмочило.
-- Грунтовыми водами? -- в ужасе воскликнул я.
-- Забудь, я этого не говорил, -- сказал Фостер. -- Неохота сейчас во все это вдаваться, ладно -- я присмотрю за библиотекой, пока вы не вернетесь. Мне это не нравится, но ничего не поделаешь.
-- Грунтовые воды? -- повторил я.
-- Что тут нужно делать? -- спросил Фостер. -- Как обращаться с теми психами, что тащат сюда свои книжки? Ты сам-то что тут делаешь? Хлебни вискача. Давай, выкладывай.
Глядя на нас, Вайда развлекалась. Конечно, она хорошенькая. Мы расслаблялись, развалившись на моей кровати. Виски размазывал края наших тел и мозгов лужицами жидкой грязи.
-- Восхитительно, -- сказала Вайда.
-- А это еще что? -- спросил Фостер, чуть шевельнувшись на кровати.
-- Это колокольчик, -- сказал я. -- Кто-то принес новую книгу. Я покажу тебе, с какими почестями мы их тут принимаем. Обычно я говорю -- «встречаем».
-- Словечко из похоронной конторы, -- сказал Фостер. -- Черт, а сколько времени? -- Фостер оглядел комнату. -- Я слышу, где-то тикает.
Я посмотрел на часы. Фостер их с кровати не видел.
-- Первый час.
-- Поздновато для книжек, нет? Первый час? Значит -- двенадцать уже есть?
-- Мы открыты двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Мы никогда не закрываемся, -- сказал я.
-- Боже праведный! -- сказал Фостер.
-- Понимаешь, о чем я? -- спросила Вайда.
-- А то нет, -- сказал Фостер. -- Мальцу нужно отдохнуть.
И он посмотрел на Вайду. Он оценил ее классически, вычислительно, по-мужски, но не очевидно и не чувственно -- и ему понравилось то, что он увидел.
Вайда смотрела на него, кротко улыбаясь и не тревожа своих губ. Улыбка их не изменила. Но я полагаю, об этом и раньше писали.
Она уже не была той девушкой, что много месяцев назад принесла сюда свою книжку. Она стала кем-то другим в том же теле.
-- Да, -- наконец произнес Фостер. -- Да, наверное, нужно посмотреть, кто принес книгу. Нехорошо заставлять ее, то есть, их ждать. На улице холодно.
Фостер за всю свою жизнь ни разу не осознавал холода -- а сейчас выпил, и его воображение скакало галопом.
-- А что ты там делаешь? -- спросил Фостер. -- Давайте, я выйду и сам во всем разберусь? А вы, ребятки, посидите тут, отдохните. Если старина Фостер рядом, совершенно не нужно ломать свои уютные привычки. Я сам позабочусь об этой книге. Все равно нужно выяснить, что творится в этом бедламе, раз уж я собрался им управлять, пока вы в Тихуане.
Улыбка Вайды раскрылась настолько, что показались безупречные кромки зубов. В глазах у нее прогуливалась маленькая дружелюбная молния.
Я тоже улыбался.
-- Чего ты там делаешь? Записываешь в этот здоровый черный гроссбух название книги, фамилию писателя и чего-нибудь еще про книжку, да?
-- Совершенно верно, -- сказал я. -- Кроме того, нужно быть приветливым. Это важно. Человек и его книга должны чувствовать себя нужными -- вот основное предназначение нашей библиотеки; помимо этого, мы стремимся приветливо собирать у себя все нежеланные, все лирические, все затравленные тома, написанные американцами.
-- Ты шутишь, -- сказал Фостер. -- Скажи, что ты пошутил.
-- Хватит, Фостер, -- сказал я. -- А то я вспомню про «грунтовые воды». Ты ведь знаешь, что такое «грунтовые воды».
-- Хорошо, хорошо, хорошо. Куку, -- сказал Фостер. -- Покажусь в лучшем виде, а кроме того, кто знает: может, мне и хочется остаться в лучшем виде. Я ведь не такой плохой парень. Сам подумай -- у меня целая куча друзей. Может, они в этом и не признаются, но я занимаю большое место в их сердце.
Колокольчик еще звенел, но звон слабел и требовал немедленного внимания. Фостер к этому времени уже поднялся с постели. Он запустил пятерню в свою светлую бизонью шевелюру, точно решил причесаться перед тем, как выйти в библиотеку.
Фостер ушел встречать свою первую книгу, а мы с Вайдой остались лежать на кровати, помаленьку отхлебывая виски из бутылки, которую он милостиво оставил нам. Через некоторое время мы с Вайдой успокоились настолько, что нас можно было сдавать напрокат, как ромашковые поля.
Неожиданно -- мы потеряли счет времени -- в комнату с грохотом ворвался Фостер. Он был очень зол -- как злятся люди тяжелые, в майках и потные.
-- Надо закрывать этот дурдом, пока вы на юге, -- рявкнул он, правой рукой требуя виски. -- Раскиньте мозгами -- эту чертову дыру вообще следует прикрыть. Навсегда. Все по домам. Пусть потуже затягивают болты в голове. Если, конечно, они еще остались.
Фостер по-индюшачьи глогнул здоровенный глоток виски, скривился и передернулся, когда глоток стукнулся о дно желудка.
-- Так-то лучше, -- сказал он, вытирая рот рукой.
-- Что случилось? -- спросила Вайда. -- Библиотечная прививка не принялась?
-- И не говори. Еще вискача! -- сказал Фостер, обращаясь к бутылке так, словно она была ладонью целителя, полной бальзама.
-- Надеюсь, ты никого не испугал, -- сказал я. -- Цель библиотеки ведь -- не в этом. Мы здесь занимаемся обслуживанием, а не спросом.
-- Испугал? Да ты шутишь, малец. Все, черт возьми, совсем наоборот. Проклятье, обычно я лажу с людьми.
-- Что случилось? -- повторила Вайда.
-- Ну что -- выхожу я туда, а там черт знает что. То есть, стоит снаружи и...
-- Кто? -- спросила Вайда.
-- Женщина? -- безжалостно уточнил я.
-- Неважно, -- ответил Фостер. -- Дайте досказать, черт бы вас побрал! Да, там женщина, и это слово подходит к ней с большой натяжкой. Звонит в колокольчик, подмышкой книга, поэтому я открыл дверь. Это была ошибка.
-- Как она выглядела? -- спросил я.
-- Неважно, -- сказал Фостер.
-- Давай дальше, -- сказала Вайда. -- Рассказывай.
Не обращая на нас внимания, Фостер продолжал рассказ по-своему:
-- Когда я открыл дверь, она в тот же миг открыла рот. «Кто вы такой?» А голос -- как автомобильная авария. Что за хрень?
«Я Фостер», -- сказал я.
«Никакой вы не Фостер, я Фостеров видала, -- сказала она. -- Не врите, вы кто-то другой, потому что вы -- не Фостер».
«Это мое имя, -- сказал я. -- Я всегда был Фостером.
«Ха-а! но довольно о вас. Где моя мать?» Она еще чего-то требует.
«Что значит -- ваша мать? Сколько вам лет, чтоб у вас была мать?» -- Я уже устал подлизываться к этой ведьме.
