— Что это он бормочет? — спросил бас.
— Опять, опять! — плаксиво взвизгнул первый голос. — Я так не могу!
— Что?
— Я старофранцузский знаю. Это невыносимо слушать!
— Ты из дворян?
— А что?
— Зачем старый язык учил?
— А меня не спрашивали. Просто научили и все.
Пауза в разговоре получилась довольно продолжительной.
— Сволочным образом с тобой поступили, — рассудительно сказал бас. — Зачем учить человека тому, что любят черти?.. Подло это!
Черт Конфеткин стал читать громче.
Первый голос тут же взвыл:
— Убью, гадину!!
Бас засмеялся и сказал:
— Вон палка лежит на обочине. Лупи его, если тебе делать больше нечего.
Скрипнула телега, видимо избавившись от части груза. Чьи-то ноги затопали по одной луже, потом по другой.
— Не эту берешь! — закричал бас. — Вон там, слева, толще.
Первый удар палкой пришелся точно по носу Конфеткина.
— Замолчи, нечисть!..
Черт послушно замолчал, но не перестал улыбаться. Худой человек с палкой шел рядом с телегой и с ненавистью рассматривал чертенячью физиономию.
— И в самом деле замолчал, — удивился бас. — Что это он так?..
Человек с палкой вдруг поскользнулся в очередной луже. Его голая ступня нырнула под окованное железом колесо телеги. Человеческая плоть вмялась в грязь как слегка подмороженный кусок масла. Пострадавший бросил палку, осел и тоненько, истово закричал.
— Тпру-у-у, стерва!.. — гаркнул бас лошади.
Черт Конфеткин снова стал читать стихи…»
8
… Ольга Евгеньевна сама поднялась на второй этаж. Уборщица тетя Поля протирала широкие листья старого фикуса. Те листья, по которым уже прошлась тряпочка, отсвечивали пластмассовыми бликами. По правде говоря, тетя Поля не любила старый фикус и частенько жаловалась на него директрисе «Евро-Националя».
— Это древовидное еще от социализма осталось. Оно по ведру воды в день сжирает!.. А пыль?!.. Это же этажерка какая-то, а не растение.
Но Ольга Евгеньевна удивилась совсем не перемирию уборщицы и старого фикуса, а тому, что дверь в «215-й» была чуть-чуть приоткрыта.
Ольга Евгеньевна остановилась у двери номера и вопросительно посмотрела на уборщицу.
— Замок сломан, — не глядя на директрису, тихо буркнула тетя Поля. — Я вам несколько раз говорила.
Тетя Поля отошла от фикуса и откровенно полюбовалась на него.
Ольга Евгеньевна вдруг почувствовала неуверенность, рассматривая крохотную бирку «215». Она прикоснулась рукой к двери. Та легко поддалась…
«Как я могла забыть про сломанный замок?» — подумала Ольга Евгеньевна.
В голове женщины промелькнула формальная фраза об уважении к клиентам и тут же исчезла без следа. Ольга Евгеньевна осторожно вошла в номер.
Тетя Поля провела тряпочкой по нижнему, самому некрасивому и чуть желтому листу растения. При чем она сделала это с таким изяществом, с каким художник наносит последние мазки. Когда уборщица подняла глаза, Ольга Евгеньевна снова стояла на пороге номера, уже пытаясь закрыть дверь так, чтобы не было видно щели.
— Я там потом приберу, — сказала уборщица.
Ольга Евгеньевна кивнула.
— Спасибо, тетя Поля.
Тетя Поля показала глазами на дверь «215-ого».
— Священник, что ли?..
— Я не знаю.
— … А может монах?
Ольга Евгеньевна пожала плечами. Потом она вдруг ласково улыбнулась, с явным интересом рассматривая лицо уборщицы.
— Вы не устали, тетя Поля?
— Нет. А что?..
— Я ваш отпуск имею в виду.
Тетя Поля легко улыбнулась в ответ.
— Все пройдет, — сказала она. — И отпуски эти тоже проходят… Ну, их!..
9
«…Телега с чертом Конфеткиным стояла посреди площади. Высокие здания вокруг и прожженная тусклым солнцем брусчатка делали ее похожей на сухой колодец.
Возница куда-то утащил искалеченного человека. Черт Конфеткин все так же лежал на спине и рассматривал облака.
К телеге подошла кошка. Едва взглянув вверх, она словно испугалась свешивающегося клочка сена и тут же рванула в ближайшую открытую дверь.
Время шло и шло… Солнце поднялось в зенит. Оно не стало ярче, но опаляло все вокруг. Казалось, что времени и солнца настолько много, что ни то, ни другое никогда не кончатся. Следы от луж — а вчерашний дождь был бурным и даже каким-то шалым — превращались в пыльные, грязные пятна.
Когда мимо телеги проходила молодая, розовощекая женщина с ведром огурцов, черт Конфеткин громко и цинично расхохотался. Женщина испуганно вскрикнула, бросила ведро и убежала.
— Опять ни черта не делаешь, да?!.. — крикнул ей вслед Конфеткин.
Восклицанию черта ответил повторный и уже далекий женский вопль.
После обеда к телеге подошли два человека в одинаковых одеждах. Более молодой принялся рассматривать копыта Конфеткина, а тот, что постарше и с бородой, обломок рога на его голове.
— Что скажете, профессор? — наконец спросил тот, что помоложе.
— Похоже, действительно беглец, — без выражения ответил тот, что постарше. — Рог был надтреснут. Значит, его выкручивали еще там…
— Где там? — удивился молодой.
— Мне стыдно за вас, коллега! — снисходительно улыбнулся бородач. — Там, понимаете?..
Молодой замер с открытым ртом.
— В общем, все будет зависеть от мнения Великого Магистра, коллега, — продолжил бородач.
Он нагнулся и поднял с земли огурец. Вытерев овощ об одежду, бородач с хрустом надкусил его.
— Но Магистр молчит, профессор! — вдруг явно загоревшись, сказал молодой. — Я откровенно не понимаю, почему и в данном вопросе он не хочет мешать нам своим авторитетом…
— Почему нам? — перебил профессором с огурцом. — А про господина Панцирблата вы забыли?
Молодой человек снова замер, а его горячность, неизвестно откуда взявшаяся, так же и делась неизвестно куда. Он опустил глаза и принялся смущенно изучать потертую брусчатку.
— Огурчика не хотите, коллега? — возобновив усмешку на добродушном лице, спросил профессор.
Молодой человек наконец заметил рассыпанные огурцы и его едва не стошнило.
Он с трудом сглотнул комок в горле и выдавил:
— Спасибо, профессор…
Сзади громко закричал невидимый, мальчишечий голос:
— Господин главный Чертомучитель идет!.. Господин главный Чертомучитель!..
Огромный, полуголый человек в кожаном фартуке возник на маленькой площади казалось ниоткуда. По крайней мере, молодой человек возле телеги мог поручиться, что он не слышал, как скрипнула дверь канцелярии Магистра. У великана в фартуке было полное, какое-то неживое лицо, а заплывшие глаза подпирали снизу плоские, монгольские щеки.
— Господин главный Чертомучитель!
Молодой человек посторонился в сторону от телеги. Его пожилой коллега сделал то же самое, но умнее и тоньше — он перешел на другую сторону. То есть на ту, что была за повозкой.
Гигант в фартуке бросил презрительный взгляд на молодого ученого и сипло спросил:
— Ты что тут?
— Что?.. — испуганно переспросил молодой человек.
Господин главный Чертомучитель, казалось, удивился даже такому невинному восклицанию. Он остановился и принялся рассматривать лицо ученого. Молодой человек попятился еще дальше. Под его ногой хрустнул огурец. Потом еще один…
Громко и весело взвизгнул черт Конфеткин:
— Слышь, лысый, привет своей беременной племяннице от меня передай!
Гигант медленно, всем телом, стал разворачиваться к черту.
«Он его убьет сейчас!..» — с ужасом подумал молодой ученый.
Конфеткин радостно загоготал.
— Ну, что ты на меня вылупился, чудо пузатое?!.. Развратничаем, значит, без учета мнения Великого Магистра?
Гигант наконец закончил грузное движение и замер. Тусклые глазки принялись рассматривать черта.
— Что вылупился?.. — спросил Конфеткин.
Гигант почесал кончик носа.
— Что?.. — уже буквально расплываясь в благодушной усмешке, повторил Конфеткин. — Что тебе непонятно, зараза ты немытая?
Взгляд молодого ученого, обращенный на черта, стал благодарным. А его пожилой коллега опустил вдруг озорно сверкнувшие глаза. Со стороны могло показаться, что профессора заинтересовали раздавленные на брусчатке огурцы.
Могучие руки палача ловко вдернули черта из телеги и взвалили его на волосатое, квадратное плечо.
— Па-а-ма-а-а-ги-ите-е-е!!.. — сквозь смех звонко заверещал Конфеткин. — Братцы, родненькие, я же не хочу быть чертом!.. Не хочу чес слово!
Гигант с ношей на плече направился в ближайшую, широко распахнутую дверь.
— Идемте!.. — тихо шепнул профессор молодому человеку. — Нам здесь больше нечего делать.
Дунул ветер, занося серой, последождевой пылью человеческие следы на брусчатке… Потом, словно после раздумья, он дунул еще раз, уже вслед профессору и молодому человеку, как бы подгоняя их.
