Леночка захлопнула журнал. Прижимая ладошкой белый парус на обложке и вспененное, пронзительно-голубое море под ним, она потащила журнал к краю стола. Ольга Евгеньевна с интересом рассматривала едва видимые под пальцами девушки море и крохотную часть паруса.
— Я уже читала этот рассказ про черта Конфеткина, — сказала она. — Непонятный, правда?
— Правда! — охотно согласилась Леночка.
Приключения черта казались ей скорее забавными, чем трагическими.
— Клиентов все равно нет, — сказала Ольга Евгеньевна. — Только этот… ну… Этот тип, который сейчас рвется в 215-й.
Взгляд директрисы стал вопросительным.
— Ольга Евгеньевна, я уже сто раз ему говорила, что сутки начинаются в одиннадцать! — горячо заговорила Леночка. — Вот тогда пусть и вселяется.
— Да-да, конечно, — перебила торопливое объяснение Ольга Евгеньевна. — Но он стонет, что устал и что ему нужно отдохнуть перед выступлением. Я где-то слышала, что этот мерзавец действительно хороший кинорежиссер. Он дал мне пять билетов на премьеру своего «Убийства под ковром» в «Пролетарии». Ты возьмешь у меня пару штук?
Леночка кивнула.
— Хорошо, — лицо Ольга Евгеньевны вдруг стало строгим. — А теперь, Леночка, будь добра, все-таки сходи в 215-й… Намекни там. Хорошо?
Леночка пару секунд рассматривала лицо начальницы и поняла, что возражать бесполезно. Девушка встала и нехотя поплелась на второй этаж…
Существовало несколько способов дать понять жильцу, что ему пора покинуть гостиницу. Самый простой из них — затеять уборку в номере. А можно было соврать, что где-то замкнуло проводку и сейчас придут электрики. И в том и другом случае, выходя из номера, дверь оставляли широко открытой. Но в «Евро-Национале» таким способом мстили только за пьяные вечеринки. Ольга Евгеньевна лично будила расслабленного «после вчерашнего» гостя в пять утра и охотно шла на скандал. Три года тому назад заезжая московская «супер-мега-звезда», раздраженная хамским поведением Ольги Евгеньевны, вызвала прессу. Хозяйка «Евро-Националя» не растерялась. И даже более того!.. Во время интервью Ольга Евгеньевна — ироничная, красивая и гордая — была гораздо больше похожа на «звезду», чем всклоченная, опухшая личность с синюшными кругами под глазами. Именно с тех самых пор за «Евро-Националем» утвердилась репутация тишайшей и очень порядочной гостиницы. Что же касается московских «звезд», то большинство из них, — и опять-таки с того времени, — вдруг стали предпочитать именно «Евро-Националь». Они с каким-то болезненным любопытством всегда расспрашивали о скандале со своим коллегой. Ольга Евгеньевна рассказывала о нем так, что смеялась даже вечно занятая уборщица тетя Поля.
… На стук в «215-м» никто не ответил.
— Можно к вам? — громко и старательно грубо спросила Лена.
Она ждала ответа едва ли не полминуты, потом снова постучала и тут, по легкому движению двери, поняла, что она открыта.
Лена опустила руку и повторила просьбу войти. Ей снова никто не ответил.
«Неужели, случилось что-нибудь?!» — испугалась девушка.
Она заглянула в номер. На кровати сидел одетый в темное человек и смотрел в окно. Он сидел вполоборота и так, что Лена увидела его бороду и кончик носа. Ладони человека лежали на коленях. Пальцы одной из них — левой — перебирали четки… Бусины четок были черными и тусклыми, как крупные ягоды смородины.
В номере чуть пахло больничной мазью. На столике лежала ленточка анальгина. За окном грохотали о землю ящики.
— Простите, я… — начала было Лена.
«Он же молится!..» — вдруг не без удивления догадалась она.
Девушка замерла.
«И что мне теперь делать теперь?»
Леночка вышла в коридор и закрыла за собой дверь. Отойдя к окну, она задумалась. Можно было пойти вниз и соврать Ольге Евгеньевне, что она попросила клиента освободить номер. И пусть этот вредный кинорежиссер ждет! Во-вторых, можно было подождать самой здесь, у окна. Например, почитать журнал, который Леночка механически захватила с собой…
5
«… Черт Конфеткин забился в угол. Первое, что он увидел в следующей камере, была тяжелая спина человека склонившегося над столом в углу. Под руками мастера позвякивал пыточный инструмент. Свет был мигающим, слабым и казался каким-то больным.
Не оглядываясь, мастер спросил:
— А что Гроссмейстер?
— Он к вам и послал… — испуганно ответили те, кто стоял у двери.
«Врут!» — усмехнулся Конфеткин.
Под руками мастера с силой громыхнуло железо.
— Нашли, значит, фокусника?..
Люди заговорили что-то еще, но черт Конфеткин потерял к ним интерес. Сильно, как зуб, ныл обломок рога на голове. Боль рывками прорывалась в мозг. Но черт все равно улыбнулся, ощерив осколки сломанных зубов, и принялся вспоминать вчерашнюю ночь. Он не испытывал ни сожаления, ни горечи за свое, казалось бы, довольно глупое поражение. Его обнаружили прямо на высокой, крепостной стене. Конфеткин долго и на удивление по-дурацки заметался в свете внезапно вспыхнувшего факела. Черт мог уйти от засады, не только нырнув вниз, в бездну, но и по левому гребню стены за своей спиной. Но Конфеткин попытался нагло прошмыгнуть мимо охранников. Его отбросил тяжелый удар в плечо. Черт повторил попытку, и тогда на него упала сеть. Конфеткин снова сглупил — не разорвав до конца сеть, он третий раз метнулся вперед и угодил под нокаутирующий удар тупого конца копья.
Мастер наконец закончил возню с пыточными инструментами. Он подошел к черту и искоса, словно в пышущую жаром печь, заглянул в его одухотворенную страданиями морду.
— Бесполезно, — коротко сказал мастер. — Везти нужно…
— Куда? — удивились там, у двери.
— Туда! — с нажимом сказал мастер. — Ты тут дурачка из себя не строй. Я с беглецами из ада дела не имел и не собираюсь.
Мастер закончил речь так, словно откусил остаток фразы.
Там, у двери, промолчали. Конфеткин буквально спиной почувствовал легкое движение. Едва не вывернув шею и скашивая налитые кровью глаза, черт оглянулся.
Один из его конвоиров, присев на порожки, зашивал порванные на бедре штаны. Движения взлетающей руки с иголкой были широкими и плавными.
«Тьфу ты, черт!.. — подумал Конфеткин. — И померещится же всякая ерунда».
6
Номер «215-й» был, наверное, самым маленьким и самым неудобным в «Евро-Национале». Гостиница делила стародворянское здание с небольшим супермаркетом, а «215-й», по какой-то неведомой причине, перепрыгнул границу раздела в виде вынесенной наружу шахты лифта. Короче говоря, окна злополучного номерка смотрели на чужую территорию за кирпичным забором. Когда-то «215-й» был простым техническим помещением. Все звуки с чужой территории гасли, не успев достигнуть окон гостиницы, а вот «215-й» был единственным исключением.
— Честное слово, я бы его продала соседям, — не раз и не без раздражения говорила Леночке о «215-ом» Ольга Евгеньевна. — Только он им не нужен. А когда двадцать лет назад бывшие владельцы делили здание, именно из-за «215-ого» дело дошло до драки в суде. Говорят, что потом даже убили кого-то…
…Леночка спустилась вниз через долгих пять минут.
Ольга Евгеньевна сидела на ее месте. Перед стойкой администратора стоял лысый мужчина с напряженным лицом.
— Что там, Леночка? — спросила Ольга Евгеньевна.
— Скоро, — соврала Леночка и удивилась твердости своего голоса.
Полный мужчина у стойки скривился так, словно проглотил надкушенный лимон.
— Как скоро?!.. — нервно выпалил он.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, — улыбнулась клиенту Ольга Евгеньевна. — Хотите, я вам дам другой номер?
— Я не хочу другой! — снова нервно взбрыкнул клиент. — И как долго вы еще прикажете мне ждать?!
Ольга Евгеньевна посмотрела на Леночку. Девушка пожала в ответ плечами.
— Совсем чуть-чуть, — сказала за своего администратора Ольга Евгеньевна.
7
«… Пахло сенокосом. Удивительная смесь из запаха еще свежей и уже скошенной и подсохшей травы приятно щекотала в носу. Щебетали невидимые птицы, а теплое и ставшее блеклым за перистыми облаками небо казалось застойным, как вода в болотце.
Телега скрипела и переваливалась на колдобинах.
Черт Конфеткин лежал на спине, рассматривал размазанные облака и чему-то улыбался. Веревка сильно резала его связанные за спиной руки, а правый глаз щекотал клочок сена.
— А если он убежит? — спросил кто-то.
— Да не-е-е! — медленно ответил ленивый, насмешливый бас. — Сколько вожу чертей, а никто не пытался.
— Ну, а если?!..
— Он и так сбежал. Зачем ему тут, у нас, суетиться?
— А черт его знает!
Этот первый голос был не то что бы нервным, а, скорее даже, испуганным.
Черт Конфеткин стал читать стихи.
— Что это он бормочет? — спросил бас.
— Опять, опять! — плаксиво взвизгнул первый голос. — Я так не могу!