- Ну, куда ты?
- Иди, раздевайся, я догоню...
Я, протолкавшись через толпу, смотрю на доску расписаний. Так. Восьмые, восьмой "А"... Так, ага, сегодня у них шесть уроков, два последних труды... Считай, что четыре, - трудовик болеет, у нас в субботу трудов не было. Хотя, им могут и заменить, - восьмой класс, всё-таки. Ну, а мне-то, какое дело? Дался мне Мишка этот! Как его, - Соболев, что ли? Соболем, наверное, зовут... А чего это он про самбо говорил, будто бы пять лет занимается. Туда с двенадцати лет записывают... Может, у них там, - ну, где там он жил, может у них раньше можно. Меня же вот в фехтование в девять взяли. Да, но мне-то дед помог. Китель одел, и нет проблем! Как они Звезду увидели... Ох ты ж! А ведь опоздаю я, на фиг! С Мишкой этим...
Начинается обычный маетный учебный день в шестом "Г". Обычный, да не совсем. Всё у меня сегодня как-то... Но четвёрка по алгебре, это да! Пятак по истории, ну это, как здрасьте, а вот алгебра, - это всё-таки да! После пятого урока нас, как стадо, чтобы никто не смылся, гонят в актовый зал. Собрание дружины. Мы с Рыжковым потихоньку рубимся в морской бой. Кто-то втихаря читает, кто-то спит с открытыми глазами, Закутаев с Прокопычем из "В" режутся в карманные шахматы, - значит, после школы подерутся... Рыжков, зараза, у меня выигрывает. Пятый раз подряд! Я подозреваю, что он не все корабли рисует перед началом боя. Ну, Вовец, если поймаю... А чего я? Честные, хитрые глаза... После старшей вожатой Светки Тихоновой, именуемой в пионерских массах Белым Пуделем, - за причёску, - после неё говорит завуч. То, сё, повысим, достойно встретим, а теперь о переформировании. После весенних каникул увеличится нумерация классов по буквам, численность учащихся в классах сократится. Ну, и тд. и тп.
- Вот увидишь, Токмаков, загремим мы с тобой в разные классы, - шипит Вовка.
- Может, пронесёт... Ты бы батю, Рыжков, подключил.
- Придётся, на крайняк...
Собрание заканчивается, - "Взвейтесь кострами" под магнитофон, и по домам.
- Ну что, Илюха, давай тогда после кино на лыжах покатаемся?
- Вот после кино-то я и не смогу, Вовка. Сочинение надо писать.
- Чего дотянул-то? Завтра сдавать же.
Я вздыхаю. Мы с Рыжковым делаем небольшой крюк, хотя мне можно и напрямик, - через школьный двор, просто хочется побыть вместе подольше. Мы на прощание жмём друг другу руки, я обещаю Вовке, что если он попадётся мне на мухляже с морским боем, то я сам попрошусь в другой класс. Тот беззаботно смеётся и, хлопнув меня по спине, убегает.
Мамы дома нет, записка под магнитом на дверце холодильника. Ушла к тёте Маше. Грей, обедай, будь умницей. Целую в синяк. Ха! Шуточки ей вечные, а что у сына, - единственного! - что у сына не клюшка, а дрова, - это как, смешно? Женщины...
Пират, как обычно, когда мама выходная, сытый до отвала, дрыхнет у меня в комнате на письменном столе. Ну, пусть себе дрыхнет. Ого, - почти три часа! Есть охота. Ни фига себе, - курица! Так, мамочка, будет у нас сегодня разговор. Я, пока греется обед, смотрю в окно на поляну между моим домом и домом Мишки этого. Интересно, - он здесь с собакой гуляет или на пустыре, там, где все собачники собираются? Да, Корнет, - это, конечно, всем собакам собака. И медали, и вообще... А чем они его кормят? Это не Пират, здесь мойвой мороженой не обойдёшься. Такому псу мяса надо, наверное, прорву. Нет, ну мама у меня всё-таки! Курочка вкусная какая получилась. И рис с соусом. Так, чай я пить не буду, - дед говорил, что чай после еды, это есть отсутствие культуры питания. Не знаю почему. Ну, ему виднее было, насчёт культуры.
Вот хорошо, что завтра никакой гадости нет, вроде алгебры там. География, русский-литература, две физры, - ура, лыжи, и всё. Здорово, что физра последняя. И секция. Не забыть чёрную изоленту Серому для клюшки взять. Ёлки, у меня же колет порвался! Надо было вчера домой взять, тетеря. Так, посуду помыл, сесть за сочинение, что ли?
Мама! Чего это она быстро так? Обычно, если она идёт к тёте Маше, - это надолго.
- Ты дома, сокровище?
- Дома, дома, - был на Марсе, теперь дома. Что так быстро? Тёть Маши дома нет?
- Тоська у неё болеет, - зубы лезут, я и сбежала. Ты поел?
- Поел, посуду помыл, четвёрку по алгебре получил.
- Четвёрку! А почему не пятёрку?
- Ну, ты мам, даёшь! Заявочки! Мне четвёрка эта, знаешь, как далась?
- Илюшка, Маша сегодня на работу звонила, говорит, что нам премию выписали, за первое место в соцсоревновании. Так что, клюшка у тебя, считай, есть! Присмотрел, наверное, уже в "Орбите"? Ой! Илья, прекрати! Илюшка, я же накрашенная! Ну вот, всю зацеловал, а сам-то как перемазался. Помаду дай вытру. Жалко, что я не могу тебе эти клюшки каждый день покупать, обожаю я тебя, сокровище!
- Мама! И я тебя, ты же самая-самая! Клюшка, - это здорово, это вещь, но я тебя и без клюшек там разных, знаешь, как люблю? Вот прям больше-больше всех! Ты чего? Опять плакать? Мама! А ну! Целоваться больше не буду! Ну, то-то. Так-то лучше. И чего вы, девчонки, такие плаксивые? По поводу и без повода...
- Ну да, ты же у нас мужчина, вот ты и не плачешь. Пойду, умоюсь.
Настроение у меня резко падает. Не плачешь! Вчера... И тут на меня накатывает тяжкий ужас. Настолько тяжкий, что я, не выдержав этой тяжести, падаю на диван. Жутко мне делается, но не оттого мне делается жутко, что вчера случилось, а оттого, что могло бы случиться! А если бы я вчера дверь эту гадскую, на крышу, которая, если б я её успел раньше открыть, чем Мишка этот поднялся ко мне? А если бы он, вообще, не стал бы подниматься? Тогда-то что? Ведь спрыгнул бы я! А мама тогда бы как, а? Псих! Тряпка сопливая! Истеричка. Так, всё, спокойно. Не было ничего, забыли. Нет, постой, это что же получается? Получается, мне вчера Мишка этот жизнь спас? Ни фига не получается! Если бы не он, ну не они, точнее, то ничего бы и не было, ни того, что в подсобке, ни крыши бы этой не было. Но ведь он всё-таки поднялся, искал меня по подъезду и нашёл, и ведь, как ни крути, не спрыгнул с крыши я вчера только потому, что он вовремя появился. А Мишка... Блин, запутался я...
- Мам, ты кушать будешь? А почему? А я пошёл тогда сочинение писать. Поможешь творить? Ну, сам, так сам.
Для сочинения я всегда выбираю свободные темы. Свободные-то они свободные, да только писать надо про то, про что сказано. "Подвиг Красной Армии". Делов то. Вспомним парочку дедовых рассказов, лучше про Гражданскую. Крови только, чтобы поменьше, а то у деда про войну как-то... Кровь, вши, кровь, тиф, кровь, грязь, и снова кровь. Голод ещё, вечный. Так, наверное, и было, но для сочинения, как-то... Про то, как они Киев назад у белополяков взяли, - это вот пойдёт. Без подробностей, главное.
Часа полтора, примерно, я пыхчу над черновиком. Ну, более или менее. Конец придумать надо. Придумать, - это потому, что после 12 июня двадцатого года ничего не кончилось. А про то, как в августе было под Варшавой, дед рассказывать не хотел, сказал только коротко: драпали. Но сказал так, что мне и расспрашивать не захотелось.
- Мам, проверь черновик, ошибки заметишь, - отметь, я перепишу.
- Быстро ты, Илюшка. Пирата не мучай.
Мама читает мой черновик, я смотрю в окно в её комнате на Мишкин дом. Интересно, где его окна...
- Да, - вздыхает мама. - Здорово, Илья. Сильно тебе Ильи Павловича не хватает, а?
- Что ж тут поделаешь, мам. Не хватает, конечно. Много ошибок?
- Порядочно. Вот это хорошо, - "росведка". Это что такое, - разведка? Ты бы повнимательнее, правда, Илюша. А так очень хорошо. Про Будённого хорошо, и вообще, - мне всё понравилось. Ты не зазнавайся только, Илья, но, по-моему, у тебя способности. Покраснел! Надо же. Ну всё, всё, молчу. А интересно, почему Илья Павлович ничего сам не писал, - такая жизнь ведь человеку выпала.
- Потому и не писал, что была жизнь.
- Философ ты у меня. Иди, переписывай набело.
- Бу сде!
Вот ведь я! Как хорошо получается, - сейчас перепишу сочинение, туда, сюда, Шерлока посмотрю, а потом можно и на лыжах с Рыжковым. Набор лыжных мазей, он говорил, у него есть. Сроду я без мази катался.
Ну, вот и всё. Переписал. Пойти телек включить? А почитаю ка я, лучше, чего-нибудь. Опа, в дверь звонят, - кто бы это?
- Илья, иди, к тебе мальчик пришёл.
Вовка припёрся, что ли? В прихожей никого.
- А где, мам?
- За дверью остался, почему-то. Ты в подъезде, Илюша, не торчи, в квартиру проходите.
В подъезде стоит Мишка! Вот так вот. Я, раскрыв рот, молчу, как рыба и только хлопаю глазами.
- Приве-ет, - насмешливо, нараспев говорит он и протягивает мне руку.
- П-привет, - поперхнувшись, отвечаю я, осторожно пожимая его ладонь. - Ты чего? Ко мне?
- Ну, а ты как думаешь? А ты молодец, самолётик-Ил, не соврал мне.
- Про что?
- Про лифт, и правда работает он у вас.
- А-а... - я молчу, уставившись в пол.
- Слушай, Илья, можно поговорить? Да ты не беспокойся, я сразу же уйду, скажу тебе кое-что только, и уйду, я ж понимаю... Можно?
- Ну... Можно, наверное.
В дверь выглядывает мама. Она смотрит на меня и на Мишку, склонив голову к плечу.
