К вечеру мы поехали навестить моих родителей. (Они занимали две комнаты в той же коммуналке, где я родился и вырос. Вторая комната и туалет, построенный в углу общего коридора, появились уже после того, как я с семьей переехал в Москву.)
В свои семьдесят пять отец с удовольствием выпивал и поэтому слегка обиделся, увидев, с кем и как я провел день. Конечно, время от времени я выпивал рюмку-другую в его присутствии, но позволить себе удовольствие «нагрузиться» при нем так, как мы это сделали в зоопарке, я не мог — стеснялся.
Мы пили чай на старом скрипучем балконе, с края которого, перегнувшись через перила, можно было увидеть море, и говорили о разном. Но сделав очередной круг, беседа наша возвращалась к главному — к письму, отправленному отцом сыну Юсифа.
Более откровенный, чем обычно (из-за выпитой водки), я позволил себе упомянуть об упреках моей жены, недовольной тем, что в этом письме не упомянут её отец Сеид-рза, как известно, очень помогший в свое время Юсифу.
Не проведи я весь день на территории зоопарка, конечно же, я не стал бы напоминать отцу о существовании моей жены, которую он терпеть не мог. Но глубинная взаимосвязь событий в очередной раз дала о себе знать: из-за конфликтного нрава моей армянской коллеги я вместо президентского дворца провел день в окружении друзей отца и зверей; выпив меньше, чем хотелось, но больше, чем мог, я позволил себе сообщить отцу мнение моей жены по поводу текста его письма. А это в свою очередь развязало языки Виктору и дяде Джаваду. И я наконец узнал подлинную историю о роли моего покойного тестя в судьбе Юсифа, историю, которую долгие годы от меня скрывали, щадя мои чувства.
Вернувшись в Москву, я не без тайного злорадства поделился полученной в Баку информацией с женой. К моему удивлению, сообщение о том, что её отец не только не облагодетельствовал Юсифа, но ещё и засадил в тюрьму его ни в чем не повинного отца, никакого впечатления на жену не произвело. Квалифицировав все рассказанное мною как злонамеренную клевету, она заявила, что даже в этой лживой интерпретации фактов Юсиф всем хорошим в своей жизни обязан её отцу — так или иначе, деньги на покупку дома в Кисловодске были получены от Сеид-рзы, это помогло Юсифу уговорить Гюлю уехать из Баку, и в результате на свет божий появился его сын.
Слушая доводы жены, я с грустью думал о том, что в жилах моих детей течет кровь Сеид-рзы, а дочь этого ублюдка их вскормила и теперь воспитывает…
Виктор нервно прохаживался у входа в кафе.
— Джавад Назе ногти обрезал, — сообщил он, передавая Юсифу чемодан. — Теперь Эльдара стережет у дома.
Они вошли в темный зал с низким потолком, заняли дальний столик.
— Джавад совсем с ума сошел, — сказал Юсиф. — А от Эльдара что он хочет?
— Эльдар его ударил. Пришел домой, увидел, что тот сделал с Назой и у всех на глазах влепил ему пощечину.
(Отец не любил вспоминать этот эпизод своей жизни, но чувствовалось, что, даже постарев, он гордится тем, что заставил себя преодолеть страх и отстоял свое мужское достоинство.)
— Чуть не застрелил его. Если бы не мы, точно бы застрелил. Его тоже понять можно.
— Ты так считаешь?
— Конечно. Я такого на Западе насмотрелся…
Юсиф не стал спорить с Виктором; он открыл крышку чемодана, в котором уже лежали свертки, полученные от Сеид-рзы, развернул один из них и разделил на две части.
— Это отдашь Эльдару, — Юсиф придвинул Виктору половину пачки. — Может, ему лучше уехать куда-нибудь, пока вы Джавада успокоите?..
Виктор удивленно смотрел на деньги.
— Это пусть лежит у тебя для мамы, — продолжал Юсиф, разделив оставшиеся деньги пополам, — будешь давать ей понемножку. Будто я посылаю.
— А ты куда едешь?
— Я сообщу. А это тебе, — он пододвинул Виктору последние пятьдесят тысяч.
— А мне зачем?!
— На первое время. Пока на работу устроишься. Ты же, как я, без трофеев приехал.
— Какие трофеи… — махнул рукой Виктор. — Но денег не надо. У меня есть.
— Возьми, прошу тебя.
— Зачем мне столько?
— Возьми сколько хочешь.
— Да есть у меня.
— Потратишь с ребятами.
— Ну ладно. Только немного, — Виктор взял из лежащей перед ним пачки несколько бумажек.
— Ты меня не видел, — сказал Юсиф и захлопнул крышку чемодана; они встали. — Эльдар знает, где я буду. Если с Джавадом не уладится, пусть едет ко мне. И ты приезжай, если захочешь. Места всем хватит.
— Ты не пропадай, — Виктор приобнял его, — везде хорошо, но дома лучше.
— Ладно.
Юсиф проводил взглядом Виктора, не спеша пробирающегося сквозь плотную толпу гуляющих; он не знал, что это их последняя встреча…
Люди у входа в вагон выглядели солидно, как и положено тем, кто ездит в мягком вагоне с двухместными купе. Шло степенное, неторопливое прощание отъезжающих с провожающими. Юсиф отошел в сторонку и закурил. Когда невнятный гнусавый женский голос объявил отправление поезда, он предъявил проводнице один билет, а второй выбросил — подхваченная легким ветерком бумажка слетела с перрона на полотно под поезд.
— Ты что делаешь?! — возмутилась проводница, — Зачем выкинул?
— Лишний, — процедил Юсиф сквозь зубы и поднялся в вагон.
Найдя свое купе, он бросил чемодан на мягкую полку, похожую на дорогой диван, и сел в кресло, обитое зеленым бархатом. Закрыл глаза, опустил голову на руки. Поезд тронулся, медленно набирая скорость. Заходила проводница, но решила, что Юсиф спит и ушла.
Когда поезд остановился, — это была первая станция, Баладжары — Юсиф продолжал сидеть не меняя позы. Послышался голос проводницы.
— Выкинул он его, я вам говорю, своими глазами видела. Я сейчас сведение дам, что место свободное…
— Не надо давать никаких сведений, — ответил голос, который заставил Юсифа поднять голову, — место занято.
Дверь купе решительно отворилась, и в ней, как в рамке, возникла Гюля. В руках её была сумка, похожая на школьный портфель.
— Ты зачем билет выкинул? — спросила она строго. — А как командовал: это сделаешь так, это сделаешь так. — Она закрыла дверь и села на диван. — А я все сделала наоборот: с родителями попрощалась, а мужу сказала, что жить с ним не буду, потому что не люблю. Только вещи не взяла. Придется тебе купить мне все новое, если не наврал.
— Что сказал муж? — наконец заговорил Юсиф.
— Чтобы не болтала глупостей. Он даже не поверил мне.
— А как ты смогла уйти?
— Хлопнула дверью и вышла. Но на всякий случай поехала в Баладжары.
Вокзал — место заметное. Ну что, ты так и будешь сидеть?
Юсиф растерянно поднялся.
— Иди сюда, — сказала Гюля. — Только вначале прикрой дверь.
Юсиф довольно долго возился с дверью; наконец сел рядом с Гюлей.
— Обними меня, — попросила она.
Юсиф прижал её к себе.
— Что с нами будет? — тихо спросила Гюля. — Я так боюсь.
— Все будет хорошо, — уверенно ответил Юсиф, — теперь все будет хорошо, раз мы вместе.
Ночью он старался не уснуть, чтобы не испугать её своими криками. Устав от его ласк, она положила голову ему на колени и уснула, а он, не шелохнувшись, просидел так до утра. Парабеллум, завернутый в полотенце, лежал на столе.
Они вышли из вагона последними. На привокзальной площади, как и три дня назад толпились женщины и старики с предложениями принять квартирантов.
— Ты правда купил дом? — спросила Гюля.
— Да, — Юсиф направился к крытой брезентом повозке, в которую была запряжена лошадь; мужчина в шляпе грузил какие-то коробки. Юсиф поинтересовался, не в сторону ли Солнечной улицы он едет.
— А тебе-то что? — покосился на них мужчина.
— Подбросил бы по дороге.
— Сколько дашь?
— Сколько захочешь.
— Садитесь.
Они забрались в повозку, и лошадь повезла их по Кисловодску.
— Мы в сторону парка едем, — сказала Гюля.
— А дом недалеко от него.
— Правда? — обрадовалась Гюля.
— И «Храм воздуха» близко. Помнишь, ты мне рассказывала про него?
— Конечно, помню. А откуда у тебя все-таки деньги?
— Потом скажу.
— А много?
— Много.
— Ограбил кого-то? — Не дождавшись ответа, она покачала головой: — Нет, я все-таки сумасшедшая! Куда я еду? С кем еду?
— Жалеешь? — спросил Юсиф.
— Конечно, жалею. И что я в тебе нашла, понять не могу. Некрасивый, малообразованный, хулиган. А теперь ещё и грабитель, оказывается. А наган зачем тебе?
— На всякий случай.
— Как устроимся, выбросишь его.
— Слушаюсь.
— И чтобы я больше от тебя не слышала: убью, зарежу. Все! Война закончена! Баку забыт! Начинаем новую жизнь. Договорились?
— Договорились.
— В Пятигорске есть иняз, устроимся на заочный. И будем вместе учиться…
Оставив Юсифа и Гюлю у калитки, повозка поехала дальше по булыжной мостовой; извозчик, довольный щедростью Юсифа, лихо покрикивал на лошадь, на его взгляд недостаточно резво преодолевающую подъем.
