— В Пятигорске есть иняз, устроимся на заочный. И будем вместе учиться…
Оставив Юсифа и Гюлю у калитки, повозка поехала дальше по булыжной мостовой; извозчик, довольный щедростью Юсифа, лихо покрикивал на лошадь, на его взгляд недостаточно резво преодолевающую подъем.
По тенистой сливовой аллее навстречу им к калитке подошла хозяйка дома.
— Вот, мы приехали, как обещал, — сказал Юсиф. — Это моя жена.
— Очень приятно. А где товарищ ваш?
— Он потом приедет.
Хозяйка взяла у Гюли одну сумку и повела их в дом.
— Я вам сейчас все покажу, — сказала хозяйка, она обращалась к Гюле, — две комнаты у нас внизу, две наверху, кухня, душ во дворе и туалет там же.
Юсиф открыл чемоданчик.
— Вот деньги.
— Это не мне, — испуганно замахала руками хозяйка. — О деньгах с Эдиком говорите. И насчет оформления тоже.
— А кто он вам? — поинтересовался Юсиф.
— Товарищ сына. Вы не беспокойтесь, он сразу документы оформит, его здесь все знают.
— Я не беспокоюсь.
Они прошли в спальню, здесь было темно из-за закрытых ставень.
— Можете располагаться, — сказала хозяйка. — Я у подруги буду ночевать. В шкафу чистое белье.
— Нам надо купить кое-что, — напомнила Юсифу Гюля, когда хозяйка ушла.
— Может, сперва позавтракаем?
Они выпили чай с медом, съели по бутерброду с маслом и сыром и отправились по магазинам. Прогулка по Кисловодску доставила Гюле удовольствие: она то и дело вспоминала места, где была в детстве с родителями.
— Обязательно сфотографируемся у Стеклянной струи, — сказала она Юсифу. — У меня есть карточка с мамой и сестрой. Перед самой войной…
— Сколько тебе было?
— Пятнадцать, наверное. Или шестнадцать… — Она примеряла платье, разговор происходил в магазине. — По-моему, ничего. Как ты считаешь?
— Мне нравится.
Купив платье и еще много всего, что казалось Гюле необходимым для жизни на новом месте, они отправились домой; Юсиф тащил две большие сумки, набитые до верху покупками.
Гюля ещё раз прошлась по комнатам, подошла к окну, выходящему в сад.
— Я поверить не могу, — она обернулась к Юсифу, который удобно расположился на диване. — Неужели это наш дом, наш сад. И мы будем здесь жить одни. И никто нам не будет мешать.
— Пусть только попробуют, — улыбнулся Юсиф.
— Уже идут, — сказала Гюля.
— Кто?
— Хозяйка с каким-то мужчиной.
— Это Эдик, — Юсиф подошел к окну. — Фотограф.
Эдик, войдя в комнату, вытащил из кармана паспорт и вопросительно посмотрел на Юсифа.
Юсиф кивком показал на деньги — они лежали на столе и были завернуты всё в ту же газету.
— Двести десять тысяч, как договорились.
Эдик взял деньги, подержал в руке, как бы взвешивая, и протянул хозяйке.
— Тетя Клава, сама посчитай.
Та отступила на шаг в испуге.
— Что ты! Что ты! Такие деньги! Сам считай.
— Ну ладно, — Эдик положил деньги на место, — потом вместе посчитаем. Поздравляю от души. Дом хороший. Живите на здоровье, — Эдик с одобрительным интересом поглядывал на Гюлю. — Оформление я беру на себя. Дней через пять получите купчую. Ну, а вообще-то, отметить надо такое событие. Новоселье все-таки.
— Это можно, — встрепенулась тетя Клава, — сейчас накрою.
— А может быть, пойдем куда-нибудь? — спросил Эдик. — Я возьму свою невесту, посидим где-нибудь.
Юсиф посмотрел на Гюлю, предлагая принять решение.
— Ты хотел посмотреть на «Храм воздуха», — неуверенно сказала она.
— Отлично, — Эдик потер руки. — Там как раз новый оркестр. Тетя Клава, одевайся.
— Да я сроду там не была, — категорически отказалась хозяйка.
Эдик посмотрел на часы и взял со стола деньги.
— Вы пока отдыхайте, а часикам к шести будьте готовы, — Пропустив вперед тетю Клаву, Эдик покинул комнату.
— А, может, не пойдем? Зачем нам этот «Храм воздуха»? — сказала Гюля, когда они остались одни. — Посидели бы дома.
— Неудобно, — возразил Юсиф, — договорились уже.
Гюля вздохнула и посмотрела на диван.
— Отдохнуть не мешало бы. Ты вообще не спал.
— Откуда знаешь?
— А я тоже не спала.
Юсиф улыбнулся.
— Правда, не спала. Засыпала ненадолго и сразу проспалась.
— Почему?
— От счастья. — Она обняла его. — Ты знаешь, что этот Джавад с Назой сделал?
— Да.
— Зверь какой-то. Что теперь будет? Я за Эльдара боюсь. Зачем он его ударил? Какой смысл?
— А что он мог сделать? Промолчать?
— Действительно, безвыходное положение, — согласилась Гюля. — Если бы ты видел Назу. Зареванная вся, прямо под корень срезал ногти, скотина, до мяса…
— Бедный Эльдар.
— Если бы ты был там, — Гюля прижалась к Юсифу, — ты бы обязательно за него заступился. Правда?
— По-другому он поступить не мог, — как бы убеждая самого себя, сказал Юсиф, — лучше уж умереть, чем стерпеть такое…
Гюля прижалась к нему ещё крепче.
— Скажи, — спросила она, пряча лицо у него на груди, — а ты меня упрекать не будешь? Потом…
— В чем?
— Ну в том, что я была замужем… сбежала.
— Ты же из-за меня это сделала.
— Все равно. Я точно знаю: это будет висеть над нами. Ты будешь мучиться, что не был моим первым мужчиной.
— Никогда.
— Это тебе сейчас так кажется.
— Я клянусь тебе.
— Не клянись… Я сама такая же. Думаешь, я считаю, что поступила правильно? Нет, конечно. Порядочная женщина так себя не ведет.
— Для меня ты самая порядочная, — сказал Юсиф.
— Это пока.
— Так будет всю мою жизнь.
— Я же знаю, для тебя честь, достоинство, порядочность — самое ценное в жизни.
— Ну, — Юсиф не понимал, куда она клонит.
— Ты же сам только что сказал: лучше умереть, чем так жить.
— Я совсем про другое сказал: есть моменты, когда мужчина должен вести себя достойно, даже если рискует жизнью. Как Эльдар.
— У женщин то же самое. Только вести себя достойно для вас это быть мужественными, а для нас — быть порядочными.
— Это правильно, — согласился Юсиф.
— Ну вот видишь, ты уже соглашаешься, — усмехнулась Гюля. — А что будет дальше? Когда другие начнут говорить.
— Что говорить? — растерянно спросил Юсиф.
— Что ты живешь с чужой женой, неразведенной женщиной.
— Кто это будет говорить?
— Да все вокруг. Люди всегда все знают. Думаешь, Кисловодск — это другой конец света? Следующим летом сюда столько бакинцев понаедет.
— Но ты же разведешься с ним…
— Разведусь, конечно. Это не так просто. Придется поехать в Баку. Судиться. А там-то точно, я для всех — непорядочная… Да я такая и есть. — Гюля поцеловала Юсифа.
— Перестань говорить глупости, — довольно сердито сказал Юсиф.
— Непорядочная, — словно дразня, повторила Гюля и ещё раз его поцеловала, — и ты прекрасно это знаешь.
— Ничего я не знаю.
— Знаешь! — Гюля продолжала целовать Юсифа, — Добился своего… Поломал мне жизнь, а потом бросишь. И женишься на порядочной девушке.
— Никогда этого не будет.
— Будет.
— Не будет, я тебе говорил, я один знаю, какая ты, и мне этого достаточно.
— Ты так меня любишь? — Гюля подняла глаза на Юсифа, и в их мерцающей черноте игриво сочетались ирония и надежда.
— Да.
— И ты меня не бросишь?
— Нет.
— Никогда? И мы много лет будем жить в этом доме?
— Да.
— И у нас будет много детей?
— Десять, — сказал Юсиф.
— А если все будут девочки?
— Ничего, девочки тоже неплохо.
— Но мальчики лучше?
— Лучше.
— Ну тогда будем рожать мальчиков. — Она опять поцеловала его.
— Я, пожалуй, окно закрою, — сказал Юсиф.
— Закрой, — согласилась Гюля.
Прикрыв ставни, Юсиф подошел к Гюле. И пока они привыкали к полутьме, воцарившейся в комнате, тела их казались тенями, сливающимися в единое целое…
В «Храме воздуха» гремела танцевальная музыка — народ, уставший от войны, веселился от души. Сидевший на эстраде оркестр перемежал фокстроты с лезгинкой. И посетители, покинув столы, дружно пускались в пляс.
Эдик и его белокурая невеста Зина не пропускали ни одного танца. Выученная Эдиком Зина вполне прилично танцевала лезгинку.
Юсиф и Гюля с удовольствием наблюдали за танцующими. Время от времени Эдик пытался поднять и их, потом он вдруг притих, перестал танцевать. Юсиф невольно связал это с появлением в зале нескольких парней, которые, по-хозяйски окинув взглядами танцующих, прошли к столу, накрытому для них возле эстрады.
— Я что хочу сказать, может пойдем отсюда? — предложил вдруг Эдик.
Юсиф посмотрел на Гюлю. Она кивком дала понять, что не возражает.
— Пошли, — сказал Юсиф.
— Прощальный тост, — объявил Эдик, и поднял бокал, — я хочу пожелать вам, — движением бокала он объединил Юсифа и Гюлю, — многих лет счастья в вашем доме…
