Вдобавок ублюдочный телефон проглотил последнюю двухкопеечную монетку. А я так и не объяснил отцу, что сейчас к нам домой явится потерпевший, у которого я взял машину покататься и по ошибке — не вернул. И что его надо задержать как можно дольше. До тех пор, пока сам не появлюсь дома, чтобы договориться насчет денег.
Потом в магазине, где удалось купить водки, — не было колбасы. И пришлось искать другой гастроном, где колбасу давали, но в очередь. После всех этих задержек возвращаясь к милицейскому участку, я был уверен, что уже объявлен во всесоюзный розыск.
Но вышло наоборот. Перед дверями 70-го отделения милиции стояли две «Волги» с распахнутыми багажниками. Музыканты ансамбля грузили туда громоздкие инструменты и уже рассаживались по машинам. Похоже, их отпускали. Я заметил, как клавишник, забившись в уголок на заднем сиденье, бережно держит «Сандер Стратакастер» — заветную темную гитару Алеши Козырного.
И вид этой странной гитары вдруг натолкнул меня на мысль — откуда взять две тысячи или даже гораздо больше. Я так поразился — насколько просто все можно сделать, что даже встал, как вкопанный, не сводя глаз со странного инструмента и лихорадочно соображая.
Надо записать самому концерт этого Алеши, как делает Василич, — и проблема денег решена! Плюс никаких рискованных продаж «паленой» техники «хачикам»! И никакого Валета! Так почему бы не попробовать?!.. Я даже удивлялся, как раньше не додумался до такого простого решения? Наверное, потому, что не был знаком с таким Алешей. Так что все проблемы, которые мне доставило знакомство с Алешей, могли разом окупиться.
Надо только договориться с самим певцом, с аппаратурой что-нибудь изобретет Зяблик, музыканты… Впрочем, продумывать идею в деталях предстояло позже. Главное, сейчас поскорее вырваться из милиции и через Валета договориться с его инструктором о небольшой отсрочке платежа.
Клавишник призывно махнул мне рукой.
— Уезжаем! Василич всех выкупил, — сообщил он скороговоркой. — У него связи в районном отделении — оттуда дали приказ всех отпустить. Вот, такси прислал нас увезти. Садись…
— А где этот… Алеша?.. — опешил я.
— Хрен с ним, — зло нахмурился клавишник. — Тоже мне — знаменитость нашлась! Он там с ментом коньяк распивал, пока нас всех в обезьяннике держали. Вот пусть дальше один и звездит. Без ансам-бля! Сам-бля! Ну, ты едешь?..
— Секунду подождите! Мне паспорт надо забрать и вот, продукты начальнику отдать, — сорвался я с места, демонстрируя авоську с водкой и колбасой.
На ступенях отделения за погрузкой музыкантов в такси хмуро наблюдали несколько рядовых ментов. Даже той секунды, когда я взбегал мимо по ступеням, хватило, чтобы почувствовать их злое разочарование. Один сказал другому, что все отделение уже второй квартал без премии остается. А тот в ответ угрюмо намекнул, что еще непонятно, кому хуже будет, когда «Никита до прокуратуры дозвонится».
В опустевшей милицейской дежурке замерла нелогичная тишина. Поэтому было отчетливо слышно — как дежурный говорит по телефону.
— Прокуратура? Докладывает дежурный 70-го участка прапорщик Никитенко. Тут у нас история такая приключилась…
«Вот оно что!» — подумал я. Требовалось мгновенно сматываться отсюда, пока этот стукач не успел все испортить.
В кабинете начальника все сильно изменилось за время моего отсутствия. Капитан сидел за столом, ослабив галстук и закатав рукава форменной рубашки до локтей. Короткими, похожими на сардельки пальцами, он перебирал струны невесть откуда взявшейся гитары. Самой типичной и пошловатой: на желтой деке была приляпана ободранная переводная картинка с ГДРовской красоткой в алом купальнике.
— Я ведь под Соликамском зону охранял. В звании майора системы исправительно-трудовых учреждений. Там к этим песням и пристрастился, — вспоминал милицейский капитан, безуспешно пытаясь настраивать дешевый инструмент. — Уже готовился стать начальником зоны — «хозяином», но вышла история нехорошая. В общем, понизили в звании и сюда перевели отделением милиции командовать…
Алеша сидел за столом, значительно взбодрившийся. И последний коньяк эта парочка как раз доливала в стаканы.
— Не покидай меня, мой друг Серега! — обрадовано пропел Алеша при виде меня.
Этот чудак как будто и не представлял, что все уезжают. Он чувствовал себя прекрасно и готов был сидеть хоть до утра, пока есть выпивка и гитара. Алеша поднимал свой стакан, не подозревая, что задерживается на свою погибель — как только прокуратура отреагирует на звонок, его закроют в камеру уже по-настоящему. Точно сказал клавишник — дождется он здесь, пока не посадят! Мне захотелось его предупредить, но как-то язык не повернулся — очень важно было самому смыться поскорее.
— Вот, — продемонстрировал я капитану авоську с продуктами. — Можно паспорт забрать?
Он только небрежно махнул рукой в сторону двери. Уже делая шаг за порог, я спохватился — если певца сейчас, и правда, посадят — с кем же мне записывать альбом, и откуда же взять все эти деньги?
Дежурный тем временем заканчивал разговор с прокуратурой.
— Разрешите выполнять? — в голосе у прапорщика звенело счастливое подобострастие. — Да, ансамбль только что уехал, мы вынуждены были отпустить — подчинились приказу. Но главный певец еще у нас…
Не прерывая разговора, дежурный небрежно бросил мне паспорт на стол. Он уже не замечал меня, захваченный своей целью.
— Есть! — отчеканил он и положил трубку. — Чего тебе?
— Можно от вас домой позвонить? — попросил я.
— Что тебе здесь — будка телефонная, что ли? — смилостивился прапорщик, поворачивая телефон диском ко мне. — Только коротко! — он был явно удовлетворен состоявшимся разговором.
Торопливо набирая свой домашний номер, я дважды сбивался. А потом в трубке раздались короткие гудки — занято. «Как будто не судьба!» — еще поразился я в тот момент.
— Ну, что прокуратура?! — окликнули дежурного милиционеры, стоявшие на крыльце.
— Сейчас расскажу, — пообещал тот, поднимаясь из-за стола.
— Занято, — пожаловался я дежурному, выразительно демонстрируя коротко гудящую трубку.
Но ему уже было не до меня. Прапорщик Никитенко торопился похвастать сослуживцам — какую свинью он подложил ненавистному начальнику. И меня в помещении милицейского участка тоже уже ничто не удерживало. Более того, надо было немедленно исчезнуть отсюда, чтобы попытаться застать дома Валета и потерпевшего. И скорее придумать какой-нибудь более надежный способ быстро заработать денег, чем запись певца Алеши.
Но где-то в душе мне вдруг стало стыдно уходить. Этот Алеша был порядочный говнюк. Но его все здесь бросили одного, разбежавшись, как крысы. И я представил, как тоже начну сейчас вжимать голову в плечи, торопясь поскорее удалиться от участка и стараясь забыть, как оставил этого чудака на растерзание.
И вот тут ко мне, как это иногда случается в неравной драке, вдруг пришло озарение. На столе в пустой дежурке прямо сверху лежал раскрытый телефонный справочник. И там был крупно выведен номер прокуратуры. Со странным удивлением на самого себя я встал у стола боком — чтобы сразу заметить, если менты вернутся. И начал быстро накручивать диск, набирая этот номер. Ко всему прочему, от меня номер был написан вверх ногами, так что все время приходилось косить глаза. Помню, даже мерещилось, что это какой-то сон и происходит не со мной. Зато, как и пьяный в стельку певец, я не чувствовал страха.
— Прокуратура! — отчеканил голос в трубке.
— Извините, это из 70-го отделения милиции вас опять беспокоят, — проговорил я, тоже копируя «командирский голос». — Тут у нашего прапорщика Никитенко сегодня свадьба. Парень выпил крепко и вам позвонил, наплел с три короба. Вы, пожалуйста, не принимайте всерьез. Мы тут с ним разберемся, как только в себя придет. Сами диву даемся — что ему вдруг взбрело в голову дежурного изображать. Обычно очень дисциплинированный сотрудник.
— А кто у вас дежурный сегодня? — с ноткой недоверия спросил голос.
Прямо передо мной на столе лежала куча картонных папок, в беспорядке поднятых с пола.
— Лейтенант милиции Фролов! — отчеканил я фамилию, которая бросилась в глаза на верхней папке, и лихорадочно соображая — что бы такое еще сказать, чтобы поверили. — Вы уж извините, но с тех пор как у нас этот новый капитан командует, дисциплина сильно хромать начала… — ляпнул я первое, что пришло в голову.
— Да уж, распустил вас этот бывший тюремщик, — выговорил мне голос из прокуратуры. — А если бы я успел уже по начальству доложить?.. Хорошо, я сразу не поверил про каких-то дурацких певцов подпольных! А то бы вы прославились — стали посмешищем среди всех питерских отделений милиции…
Двери хлопнули. Возвращались прапорщик и остальные менты. Я избавился от трубки, моментально бросив ее на рычаги, и перевел дух.
