Между тем на крошечной сцене готовилось некое действо. Эльфы обменялись короткими фразами, после чего темноволосая достала сумочку и запустила в нее руку, пытаясь выудить что-то. А другая, с глазами цвета золотистого крыжовника, вспорхнула со своего места и несколько раз облетела вокруг столика. Обе засмеялись, а Питер вдруг понял, что давно улыбается, пожалуй, с тех пор, как эльфы явили ему себя. И тут из недр сумочки — ах, как глубоки и богаты бывают эти недра — был извлечен пупс. Обыкновенный пластмассовый — он слегка блестел — пупс-голыш. Стройная его фигурка была высотой примерно в два дюйма. “Какой день, — пронеслось в голове у Питера, — эльфы, дюймовочка-переросток…”
Из соседнего зала опять донеслись звуки самбы. Эльфы оживились, взяли пупса за ручки, и он затанцевал, покачиваясь и кружась вокруг бокала. Потом они решили, что пупс устал, положили его на стол и прикрыли бумажной салфеткой, как маленьким одеяльцем. Минут через пять, которые эльфы провели в разговорах, пупс был выхвачен из постели и погружен в бокал с “Бейлисом”. “Значит, настало время водных процедур”, — отметил Питер. Но пупс был легким и все время выскакивал из густой жидкости. Эльфы придерживали его за плечи своими тоненькими пальчиками, пупс вырывался и производил брызги. Какое было веселье! Питер, увлеченный сюжетом, развивающимся вокруг и внутри бокала, начал рисовать пупса. То, что получилось, Питера вполне устроило, вот только цвет пупса вызывал некоторые сомнения. Он слой за слоем накладывал краску на изображение, цвет становился все более насыщенным. Неожиданно для себя Питер обнаружил, что пупс стал красным, такого точно оттенка, что и конь на увиденной сегодня картине. Тут же появилось и название новой жанровой плитки — “Купание красного пупса”. Последней точкой в картине была белесая капелька “Бейлиса” на черной блестящей поверхности столика — след энергичного купания.
Питер удовлетворенно осмотрел то, что получилось. У него было ощущение, что вместе с ним на плитку смотрят все Питеры ван Бейлисы, изразцовых дел мастера, и смотрят с одобрением и гордостью за представителя своей славной фамилии. Тихий восторг Питера был прерван неожиданно образовавшейся около него пустотой. Он посмотрел вокруг — ни пупса, ни эльфов, ни бокала с “Бейлисом”. Питер был один в зале. “Так и не поговорили”, — огорчился Питер, в глубине души понимая, что волшебство не может продолжаться вечно. К тому же эльфы исполнили его желание № 2 (сопутствующее) ТОЛЬКО БЫ ОНИ МЕНЯ НЕ ЗАМЕТИЛИ.
Когда Питер приехал в аэропорт, оказалось, что рейс на Амстердам задерживается на три часа. “Так меня же предупредили об этом, тот Голос… Что еще он говорил? … из-за тумана в районе взлетной полосы. Удачи тебе, малыш. С надеждой на взаимовыгодное сотрудничество… Вроде так. Туман на взлетной полосе уже есть. Взаимовыгодное сотрудничество — это про что?” В размышлениях на эту загадочную, но приятную тему прошло время до отлета.
Ровно через две недели, снова оказавшись в Петербурге, Питер стоял перед администратором Русского музея. Разговор получался какой-то бесперспективный. Питер хотел увидеться с директором музея для вручения своей жанровой плитки “Купание красного пупса”.
— Хочу подарить, — настаивал Питер, — и чтобы висела около картины Петрова-Водкина про красного коня.
— Ничем не могу вам помочь. Во-первых, сегодня воскресенье, и директор отсутствует. Во-вторых, план экспозиции утвержден художественным советом. В-третьих, кафель не принимаем. И главное — вы же пока живой.
Участники диалога уже в третий раз привели свои аргументы (“но это же подарок” — “никакого кафеля” — “а если бы я уже умер?” — “вот тогда бы и поговорили”), когда Питер обратил внимание, что к разговору внимательно прислушивается средних лет симпатичный господин. Заметив растерянный взгляд Питера, он спросил:
— Я могу чем-нибудь помочь?
— А вы директор?
— Да. — И он протянул Питеру визитную карточку.
На карточке по-английски было написано: Петр Кузьмин, директор сети магазинов “Мир кафеля”.
Последовательность мыслей, которые посетили Питера в эту судьбоносную минуту, была такая: “Опять совпадения — Петр-Питер-Петров-Петербург; Кузьма-Кузьмин. Директор. Странный город — все время замкнутые, как венки, сюжеты. Какие-то намеки. Я думал, у него музей под началом. Так нет же, магазин! С другой стороны, снова кафель… Фатум? Как там было сказано — взаимовыгодное сотрудничество? Как знать, как знать, может быть, и выгодное… взаимно… Поговорить с ним, что ли?”
Через десять минут они входили в знакомый Питеру подвальчик на площади Искусств. На этот раз над входом в кафе под напором северо-восточного ветра колыхалось полотнище с надписью: “ДЕНЬ ВОДКИ „ПЕТРОВСКАЯ”. Только у нас. Почти бесплатно”. “О господи! Что же это творится! Опять, опять все сошлось!” — поразился Питер. И уже не удивился, когда, ведомый своим новым знакомым, оказался в том самом зале, где не так давно лицезрел эльфов.
Когда Питер между стопочками с водкой “Петровская” и чашечками с кофе пристроил свою плитку, настала очередь удивляться господину директору:
— Неужели это было здесь?
— Ты заметил?
— Потрясающе! Знаешь, Питер, я хочу сделать тебе деловое предложение. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Я уже четыре года директорствую. Все замечательно, но так скучно. Служащие, как дрессированные болонки, не ошибаются. Кафеля разного — даже в глазах рябит. И попроще, и с излишествами. Но нет изюминки.
— Не понял.
— Изюминка — маленькая сушеная виноградина.
— Хочешь узор из виноградных листьев? — Питер поморщился. — Рутина, я с этим покончил.
— Нет-нет. “Изюминка” — это такая идиома, ну, что-то завлекательное. Шарм!
— Русский язык очень сложный.
— Это у меня с английским сложности. Ну, ты, в общем, понял? Я хочу продавать твою плитку. Вот эту, конкретную. Чтобы она всегда была в магазине. Одна. Мы будем принимать на нее заказы, а ты их время от времени будешь исполнять.
— Я не делаю серийную продукцию. Я больше не изразцовый мастер — просто художник.
— Понимаю. Я не про грандиозные тиражи. Послушай меня внимательно. С дизайнерами я договорюсь, тиснем пару статей в красивых журналах, с роскошными фотографиями. Создадим моду. Ну, делает какой-нибудь богатый идиот ремонт на своей кухне, которая отличается от другой только производителем техники, а в качестве завершающего штриха, придающего уникальность интерьеру, — одна, всего одна оригинальная плитка с твоими милыми девахами.
— Это не девахи, а настоящие эльфы.
— Конечно, эльфы. Так даже лучше. “Эльфы за вашим столом” — концептуально.
— Я хочу рисовать разные плитки, — продолжал упрямиться Питер.
— И хорошо, и рисуй. Обязательно разные, главное — из концепции не выходить. А концепция такая: чтобы всегда были твои эльфы и ликер “Бейлис”.
— Почему ты говоришь “на кухне”? Пупса ведь купают — может быть, для ванной?
— Балда ты, Питер. Купают-то в “Бейлисе”, а не в шампанском. Это ж понимать надо!
Группа № 3 наконец-то дотянулась до отдела “Кафель для вашей кухни”. На одной из стен надпись, выложенная маленькими кафельными плитками, гласила: “Музей одной плитки Питера ван Бейлиса-младшего”. А под ней укреплен был керамический квадрат, 33ґ33, с волшебной композицией: “Купание красного пупса”, версия 6/2003”. Рядом на кнопочке висело объявление: “Извините, данный образец в продаже отсутствует. Заказы принимает администратор торгового зала”. Еще ниже шел ряд фотографий на тему: “ВАРИАНТЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЖАНРОВОЙ ПЛИТКИ”.
Сотрудничество Петра и Питера оказалось очень взаимовыгодным, как и обещал Голос. Спрос на плитку с пупсом превзошел все ожидания. К администратору всегда стояла очередь. Да и экскурсионное обслуживание приносило изрядный доход. Меньше трехсот туристов в день, даже не в пик туристского сезона, пожалуй, и не бывало.
Семья приняла некогда заблудшего сына в свое лоно. “Ах, Питер, малыш Питер, заставил ты нас поволноваться. Но теперь… Теперь я горжусь тобой, маленький Бейлис”, — растроганно пробурчал дедушка Бейлис после посещения выставки. А Бейлис-папаша лукаво посмотрел на Питера и добавил: “Теперь-то ты понял, что надо прислушиваться к советам стариков, даже если речи их полны тумана, Пити-поросенок”.
Самым приятным для Питера ван Бейлиса было даже не получение столь приятных похвал и гонораров, а то, что в пределах концепции он оставался свободным художником. “Но без канона никуда”, — подводил Питер итоги своей борьбы с железными законами изразцовых композиций. И тщательно рисовал все тот же набор: столик, тонкие профили эльфов, бокал “Бейлиса” и, конечно, купаемого красного пупса.
