— Вложенность, — повторяет Капитонов. — Фигурные скобки отвечают третьему уровню.
— А четвертому что отвечает? А пятому? А шестому?
— Можно и дальше нагромождать фигурные скобки, но обычно до этого дело не доходит.
— Почему не доходит?
— Потому не доходит. Потому что мы любим компактность. Лапидарность.
— Не уверена, — говорит Марина.
— В чем? — не понимает Капитонов.
— В общем, они защищают. Я так и думала, как ты сказал.
— Что я сказал? Кого защищают?
— И потом, ты очень хорошо это сказал: вложенность.
— Мариночка, мы о чем?
— Можешь подождать пару минут? Я сейчас кое-что тебе принесу.
Марина уходит за дверь. Капитонов из крошек слагает квадратик. Похоже, она стремянку взяла и лезет на антресоли.
23:29
— Это Костины записи, Женя. Это то, что он писал незадолго до гибели. Их никто не видел, кроме меня, никто не читал. Только я. Никто не догадывается об их существовании. Даже мой муж. Не знаю, должна ли была я показать это следователю, наверное, правильно сделала, что не показала, следствию это не помогло бы, еще вопрос, куда бы они стали копать.
Зеленая тетрадь, обернутая в прозрачный полиэтилен, все еще остается в ее руках.
— От меня он это скрывал, — продолжает Марина, — хотя я видела, что он пишет, но мне и в голову не могло прийти, что. Я думала, это все по работе. Мне только непонятно было, почему он пишет от руки, мы уже давно никто рукой не царапаем, ты же не пишешь рукой? И он обычно сидел за компьютером. А тут вдруг стал — так.
Марина ждет, что он что-нибудь скажет, но поскольку Капитонов молчит, она добавляет:
— Это очень специфический текст.
— Что-нибудь связанное с математикой? — спрашивает Капитонов.
— Да, там есть, есть о вашем Бюсте, но не так много, есть о том, чем вы там занимались… про продукты питания, например, про эти ваши… пельмени…
— Про какие пельмени?
— Рыбные, ты не помнишь уже. Вы чем-то там занимались, какими-то вычислениями, распределениями, тебе лучше знать. Я же ничего не смыслю в этой вашей математической статистике… Ну, там про… факторные контрасты и все такое… Знаешь, это очень непростой текст, но я знаю его почти наизусть.
— Там, значит, выкладки?
— Как ты сказал?
— Там формулы?
— Зачем формулы? Никаких формул нет. Только слова. О жизни. Но как-то очень не по-человечески. Или, может, по-человечески, но как-то на Мухина не похоже. Он ведь другой был, абсолютно другой. Ласковый, приветливый, остроумный. Он ведь не был уродом, правда? Я не про внешность.
Капитонов находит правильным промолчать.
— Он же никому не завидовал. Он же тебе не завидовал?
— Мне?
— Вот и я про то. Или это у всех в головах так? Я живу с мужем, он хороший, а в голове у него, может быть, черт знает что? Или у тебя, я же не знаю, что у тебя в голове. Вот тебе все что-то кажется. Может, ты тихий маньяк, а я и не знаю. Я только о себе могу определенно иметь представление. У меня в голове полный порядок. Вот это и пугает больше всего. Может, это я ненормальная?
— Ты абсолютно нормальная. И чтобы тебя успокоить, я тебе признаюсь, что и в моей голове полный порядок. Если что-то и не так с моей головой, то это… исключительно что уснуть не могу…
— Я тебе валокордин дам, бутылочку, только напомни.
— Хорошо, спасибо, напомню. А как у вас такси вызывают?
— Легко. Подожди, но если так, тогда еще хуже. Если так, если все мы нормальные, тогда что же это за хрень? Почему она с ним произошла? Что это?
— Мариночка, я же не знаю, ты о чем.
— Просто я тебя хочу предупредить, прежде чем ты возьмешь это в руки. Там очень много интимного. Особенно про меня, ну, ты увидишь, не вырывать же страницы? Мне стыдно. Ты будешь первым и последним, кто это прочитает. А я не в счет.
— Марина, ты уверена, что мне это надо читать?
— Да, конечно, абсолютно уверена. Если тебе интересно, я никогда не имитировала оргазм, в этом отношении он заблуждался. Говорю тебе, чтобы ты не подумал чего. Оргазм был далеко не всегда, далеко не всегда, но при чем тут, черт побери, имитация? А когда я с гвоздодером стояла, он меня действительно очень сильно напугал, и губы у него были, это правда, очень холодные.
— В общем так… я это не буду читать.
— Будешь. Какой адрес гостиницы?
Она вызывает такси — «самое дешевое и быстрое».
— Будешь, будешь… Я часто думаю, почему у нас с тобой никогда дело не доходило до постели. Не знаешь, почему?
— Наверное, потому… потому, наверное, что мы друзья.
— Зачет. Ответ принят. Ты дочитаешь до конца и, если захочешь, мне что-нибудь скажешь. Но только если захочешь. Может, поймешь то, что моему уму не доступно. Может быть, ты что-нибудь знаешь, чего я не знаю, вы все-таки вместе работали, у вас есть знакомые общие, которые… словом, я тебя прошу это прочесть. Предупреждаю, сначала очень трудно будет читаться, зато потом… потом будет легко. Я нарочно тебе говорю, чтобы ты не пугался. А то прочтешь пару страниц и бросишь. И пусть не пугает, что от руки… У него исключительно разборчивый почерк. Вот, посмотри.
Она раскрывает на середине тетрадь и, не выпуская ее из рук, демонстрирует Капитонову две страницы, исписанные рукой ее предыдущего мужа.
«Что же я медлю? Наставить рога Мухину — от одной этой мысли…» — успевает прочитать Капитонов на правой странице верхнюю строчку. О ком это он? О себе? Но более всего изумляет другое:
— Я не знал, что он был каллиграфом.
— Преувеличивать тоже не надо.
— Но мы все пишем, как курица лапой.
— Можешь ли ты допустить, что этот почерк не его? — серьезно спрашивает Марина.
Капитонов не знает, что сказать.
Такси у подъезда, — сообщает диспетчер.
— То-то и оно, — говорит Марина. — А теперь мне обещай. Первое: ты дочитаешь это до конца. И второе: вернешь завтра.
— Разумеется, завтра. Послезавтра я улетаю.
Марина вкладывает в тетрадь свою визитную карточку. Прощаются. Поцеловались в дверях.
День недели был этот — СУББОТА, в сей момент он как раз довершается: Капитонов выходит на улицу, в руке у него пакет с тетрадью Мухина, и наступает, стало быть,
Воскресенье.
00:06
Какой-то Петербург здесь не совсем петербургский, что-то лезет все в глаза типовое — Капитонов недоволен кино, которое ему показывают из окон автомобиля.
Таксист затевает беспредметный разговор о погоде, о том, что улицы посыпают реагентом и не ценят народ, и вообще хотят народ уморить или заставить покупать дорогие лекарства, — быстро узнает, что пассажир из Москвы, и тут же сообщает, что в Москве он жить ни за какие коврижки не стал бы, хотя там наверняка лучше убирают снег с улиц.
Ах вот оно что: пассажир — бывший петербуржец.
— Ну и как, не скучаете?
Два часа назад уже спрашивали.
Капитонов говорит, что такого снега он не может припомнить в Питере с детства.
— Прошлой зимой не меньше было, — отвечает водитель не без гордости за родной город.
— Прошлую зиму я не приезжал.
— А зря. Можно бы и приехать было. Хороший сезон. Приехали бы, а то что не приезжать? Вы приезжайте.
Странно: Капитонову кажется, что его приглашают в прошлое. Но почему бы и нет? Приглашают всегда только в будущее, это да, но коль скоро многие из этих приглашений не более, чем фигура речи, почему бы с таким же успехом не пригласить в прошлое?
Водитель между тем информирует Капитонова об успехах таксомоторных предприятий города. Недавно в сфере извоза господствовали на улицах Петербурга бомбилы (сам бомбил), преимущественно из числа гастарбайтеров, а теперь народ, как и в прежние времена, вызывает по телефону такси. Быстро, дешево и удобно.
— Надо же, начало февраля, а у вас еще на перекрестке елка стоит.
— Это не новогодняя.
— Как не новогодняя? Вся в гирляндах!
Таксист не знает, что на это ответить, и поэтому говорит первое, что приходит в голову:
— Днем пробки. Только ночью и можно ездить.
Капитонову интересно видеть огромные сугробы вместо припаркованных машин, но все-таки хочется и других впечатлений. Таксист прав: Капитонов скучает по Питеру. А вот если снять машину часика на два — на три и чтобы ночью, и чтобы по набережным и по Невскому, да по старой Коломне… сколько бы это стоило?.. Тысячи две?
— За две тысячи я прямо сейчас готов, — говорит таксист.
— Я не готов, — говорит Капитонов.
— А то давайте, — говорит таксист. — Я позвоню диспетчеру, скажу, что машина сломалась, это легко.
— Нет, спасибо, дела.
— Ночью — дела? Это у меня дела. У вас-то какие дела? Потом уже не соберетесь. Я тут сегодня Неву проезжал, там ледокол прошел, так над водой пар стеной… выше дворцов! Красота! И ведь не стоит на месте, а так и плывет над Невой и клубится, и ведь быстро плывет, зараза, и всё туда, в залив!.. Ну? А то что это за поездка? На триста рублей… Даже в окно посмотреть не на что….
