Про Аньку спросила.
— У тебя есть фотография?
У него есть — в мобильном.
— Ой, красавица! Ой, принцесса!.. Я ее вот такой еще помню. С крокодилом надувным. Она меня еще «тетя Малина» называла.
— Так ты и подарила ей крокодила тогда…
— Ну да.
— Она с ним на юге не расставалась.
— За детей, — Марина приподнимает бокал.
Чокнулись.
Отпив, Капитонов говорит:
— Что-то у нас не совсем хорошо получается.
— У нас… не совсем хорошо?
— Да нет, у нас с ней — у нее со мной, с ней у меня…
— Проблемы?
— Ссоримся без конца. Она меня, вероятно, считает деспотом. Что бы я ни спросил, покушаюсь на ее свободу, независимость, суверенитет. Я уже не спрашиваю ни о чем. С другой стороны, почему я должен не спрашивать? Я что — посторонний человек? Да она сама деспот!.. Ее все во мне раздражает, абсолютно все. Нет: бесит. «Меня это бесит!» — вот так она говорит.
— Слушай, что в тебе такого может бесить?
— Да всё! Почему я рожок для обуви не вешаю на крючок. Почему я ем быстро. Почему о присутствующих говорю «он» или «она». Почему чай покупаю в пакетиках. Почему я равнодушен… ко всему, к чему равнодушен… Ей, например, не нравится, что женщина, с которой я решился ее познакомить, не снимает черные очки. Она не говорит мне, что не нравится, но я ведь чувствую, вижу… Как будто у человека не может быть причин не снимать черные очки. Ведь могут же быть причины. Да и какое ей дело?
— Да уж, это не ее дело. А в чем причина?
— Вот и ты. Потому что у нее разные глаза, один — темно-карий, другой — голубой.
— Она это знает?
— Как же она может не знать, если это ее глаза?
— Нет, я про дочь.
— А должна знать обязательно? Я должен объяснять такие вещи? Ты это серьезно, Марина?
— Наверное, не должен… Но ты так рассказываешь…
— Чай покупаю в пакетиках… Уже говорил… Ем быстро… Да… Почему не другой, а такой… Со своими почему не борюсь недостатками…
— Слушай, не верю! Неужели она такой мозгоклюй?
— Это я мозгоклюй! По определению! Это она меня мозгоклюем считает! Знаешь, она меня стесняется. Она считает, что она дочь неудачника.
— Она так сказала?
— Нет, я сам знаю. Я знаю, что она так думает.
— Может, ты сам так думаешь — о себе?
— А с чего бы мне так думать? Я вообще об этом не думаю. Я только не хочу, чтобы она неудачницей была. А все к этому идет.
— Куда идет? Ей восемнадцать лет.
— Девятнадцать через неделю. Нет, Марина, ты ее не знаешь, она запрограммировала неудачницей себя — по жизни быть неудачницей. Университет она, не успела поступить — уже бросает, и здесь я бессилен. Практически бросила уже.
— А что так?
— Мне назло. Она все делает мне назло.
— Значит, ты в ее жизни занимаешь существенное место.
— Да — потому что мешаю ей жить.
— Так не мешай!
— А где я мешаю? Где?
— Откуда я знаю, где? Может, ты ее действительно достал своим занудством? Конечно, достал!.. Вы все такие!.. У нее кто-нибудь есть?
— Хороший вопрос. Кажется, есть. И насколько я понимаю, он женат.
— «Кажется», «насколько я понимаю»…
— Ну ведь она же мне не говорит ничего. Только смеется. Я что — против? Ей жить. Я одного не принимаю — неопределенности. Она знает, что я терпеть не могу неопределенности, что меня неопределенность изматывает, и нарочно так… Мне кажется, что нарочно…
— Я не поняла, вы вместе живете? Или она от тебя в отдельности?
— Скорее вместе, чем отдельно.
— Ну так разъехались бы, разменялись. Что-то мешает?
— Да ничего не мешает… Только как это? Надо заниматься этим кому-то…
— Естественно. А он? Он-то что?
— А что он? Он ничего. Хуже — другое. Насколько я понимаю, он, мягко говоря, недоумок, бестолочь. Рано или поздно такого охламона жена от себя прогонит, и тогда моя дочь будет с ним уже без всяких двусмысленностей…
— Может, ты ревнуешь?
— Я тебя умоляю.
— Ну, как-нибудь по-отцовски?
— Марина, что ты говоришь? Она взрослый человек. У нее любовь. У нее своя комната. Я толерантен. Я не деспот. Но у меня может быть свое мнение. Которое, кстати, я не тороплюсь высказывать. Она и сама знает, что я думаю. И потом… Мне кажется, Маринушка, она думает, что я виноват в гибели Нины.
— Но ты ни в чем не виноват.
— Но мне кажется, что она считает меня виновником гибели ее матери, моей жены…
— Да мало ли что тебе кажется! Как ты можешь знать, что она думает?! Слушай, ты просто на себе зациклен. Ты же молодой отец, а как старый пень рассуждаешь…
— «Молодой отец», — усмехается Капитонов.
— А что, не молодой?
— Ну спасибо.
— Да пожалуйста. Я просто не понимаю, ты же психолог.
— Я психолог?
— Числа отгадываешь и не психолог?
— Только двузначные.
— И не психолог?
— Это не психология.
— А что? Арифметика?
— Никакая не арифметика.
— Телепатия? Так, что ли?
— Я не знаю что. Просто у меня получается. А как — не знаю.
— Но тогда ты должен знать, что о тебе думают другие. А ты ничего не знаешь, тебе только кажется. Странно. Мне вот кажется, что все, что тебе кажется, это ты сам накручиваешь.
— Я не собирался в Питер, у меня было приглашение на конференцию, но я решил не ездить, а потом, как Лев Толстой, — после вчерашнего… Ушел. Дверью хлопнул.
— Он дверью не хлопал. А что было вчера?
— Вчера мы поругались, я плюнул и поехал. То есть мы не ругались. Она меня просто послала.
— На конференцию.
— Можно и так сказать.
— Поздравляю. Боюсь, вы друг друга стоите.
— Я сказал ей, что после того как у нас не стало Нины, она взялась ее пародировать. И что не надо этого делать — пародировать покойную мать.
Я сказал, и она меня послала. По-моему, это не правильно.
— Не надо было говорить.
— Посылать тоже не надо.
Марина пожимает плечами.
— Мой любит щеголять поговорками. Он бы сказал: в каждой избушке свои погремушки.
— Ну, давай за избушки. Твоя вон какая хорошая. А за погремушки не будем.
Чок по форме звонким «дзинь» получился.
— Не знаю, зачем тебе это рассказываю. Я о себе никому не рассказываю. Хотя нет, сегодня рассказывал пассажирке в поезде.
— Ничего себе — никому не рассказывает, вот только подруге старой да пассажирке в поезде.
— У нее сын даун. Взрослый уже. Вместе ехали. Она ему хотела кораблик на Адмиралтействе показать.
— Значит, ему тоже рассказывал.
— Кстати, да. Но он не слушал.
— А как твоя дочь относится к твоим способностям?
— Ты думаешь, я только тем и занимаюсь, что демонстрирую свои способности? Да никак не относится. Спокойно относится. Я не из тех, кто ее удивить может. Даже если бы я по воде пошел аки посуху, она бы к этому спокойно отнеслась…
— Но по воде ты все-таки не пойдешь, так что, как она отнеслась бы к твоему по воде хождению, это опять из области предположений, и только.
— Да, только что спектакль про чудеса показывали.
— Ты говорил, про сперматозоиды.
— Я не понял, про что. Слушай, Марин, а ты действительно в телепатию веришь?
— Почему в телепатию?
— Ты же меня про телепатию спрашивала.
— А я, знаешь ли, вообще легковерная. Я во все могу поверить, — отвечает Марина, и, поскольку молчит Капитонов, она добавляет — негромко: — Я и в скобки могу поверить, в фигурные.
— Во что поверить?
— Да так, свои погремушки…
Оба молчат.
— Ты что-то сказала, а я не понял.
— Видишь ли, я не встречала пассажирок в поезде и даунов, которым можно рассказывать очень личное. Ну вот ты только. А больше мне некому. Я до сих пор об этом ни с кем не говорила. Вообще ни с кем.
— О чем?
Она допивает вино в бокале, переставляет солонку с места на место, а потом глядит прямо в глаза Капитонову.
— Поправь меня, если я неправа, — говорит Марина. — В математике используют фигурные скобки, да? Ну, вот такие, — изображает пальцем в воздухе. — Не квадратные. Их еще Лейбниц ввел. Правильно я говорю?
— Я не в курсе про Лейбница. Может, и он. Почему бы и нет.
— Он, точно он. Я интересовалась. Объясни мне, они для чего?
— Ты знаешь, кто ввел в математике фигурные скобки, и не знаешь, для чего?
— Я же ими не пользуюсь. Только не говори мне, что это из школьной программы.
— А зачем тебе?
— Так.
— Так? Ну, раз так, значит так… Скобки, говоришь… Для чего же нужны в математике скобки? Чтобы в себя заключать. Сначала заключают в круглые скобки, а то, что содержит заключенное в круглые, заключают в квадратные, а то, что содержит заключенное в квадратные, заключают в фигурные. Если строго сказать, вид скобок отвечает уровню вложенности.
— Есть такое слово, вложенность?
— Вложенность, — повторяет Капитонов. — Фигурные скобки отвечают третьему уровню.
