2. Библиофил
Дьини, промышленник планеты Ар-На-Тьин, был молод. Лет двадцати пяти по земным меркам. Невысокий, широкоплечий, с бегающими глазками, он походил скорее на бармена из ночного кафе, чем на преуспевающего дельца. Наливая нам с Лансом розового вина из огромной бутыли, он скороговоркой рассказывал о своем бизнесе:
– Планета у нас отсталая, император… Да это и к лучшему, быстрее расти приходится. Кто не успел, тот опоздал, у кого голова работает – тот в отпуск на Схедмон летает… Попробуйте вино. Граанское, во всем Арнатьи такого две бутылки – одна у меня в подвале, другая на столе… Наши дельцы, они же не понимают ничего, вложили всё в экспорт продовольствия, ударились в животноводство – а цены сразу упали. Теперь давят друг друга, конкурируют. А шоколада земного, или сладостей лейанских, или вина граанского все хотят попробовать. Кто ими торгует? Я. У меня и скота-то всего три сотни голов, чтобы положение в обществе поддерживать, наши балбесы до сих пор богатство по головам рогатым считают, а надо бы по своим… А когда Земля синтезаторы пищи продаст, куда они денутся? Что? Конечно, знаю. Правильно Сеятели делают, такой товар надо придержать… За благополучие Земли-прародины, император!
Пока я переваривал тот факт, что синтезаторы пищи – секрет Полишинеля, Дьини продолжал разливать вино. Мы выпили за Сеятелей, за Десантный Корпус, за Вечного Пастуха Ар-На-Тьина, за процветание императорского дома Тара, за здоровье присутствующих, за прекрасных дам – нам все равно, за что пить, а им приятно.
В голове зашумело, хотя граанские вина не отличаются крепостью. Дьини рассказал о том, в какие сферы он вкладывает капитал и как трудно торговать на планете, где бумажные деньги вошли в обиход тридцать лет назад. Я предложил тосты за победу над фангами, развитие экономики и погибель Отрешенных. Возражений не было.
Ланс предложил тост за великую земную литературу. Дьини поддержал, после чего с грустью признался, что читает лишь на стандарте и родственном ему китайском, а русский и английский еще учит. Потом он принес фаянсовый сосуд с ликером из плодов чамо. Мы попробовали, и я сострил (понял лишь Ланс), что слово «чамо» недаром является фонетической анаграммой одного русского слова. Дьини согласился, что ликер слабоват, после чего на низеньком журнальном столике появился восьмидесятиградусный «Дикий дракон». Рекомендацию на этикетке – пить в горящем виде – мы отвергли, после чего я предложил выпить за клэнийцев, их обряды и стоградусный спирт. Зрение слегка расфокусировалось. Дьини изыскал в дебрях своей квартиры-склада закуску: мелко нарезанные огурцы и посыпанный черным перцем рис. Знакомство неумолимо приближалось к моменту, когда можно будет говорить о делах.
За окном начал моросить дождик. Мы выпили за праздник Солнца, и я заставил Дьини пообещать, что русский он выучит раньше, чем английский. Затем рассказал о блоке НАТО и Варшавском договоре, вызвав взрыв смеха у Дьини и Ланса. С противостояния двух древних группировок разговор легко и естественно перешел на Землю и Фанг.
Через пять минут Дьини поклялся, что завтра в девять утра мы будем на приеме у президента. Через десять – что ничего реального великий пастух сделать не сможет. Через пятнадцать – что все торговцы и промышленники Ар-На-Тьина, включая скотоводов и мясников, помочь в подготовке планеты к войне не смогут.
Через полчаса я убедился, что Дьини не рискнет объяснить, кто же обладает реальной властью на Ар-На-Тьине.
Откинувшись на мягкие диванные подушки, я уныло изучал полку с книгами об аристократии, занимавшую почетное место над журнальным столиком. Названия плыли перед глазами. «Графиня де…», «Когда король…», «Граф Мон…»
Похоже, придется действовать в обход властей. Раздавать народу оружие. Подкупать полицию. Проводить беседы с офицерами – армия должна быть готова к войне.
Интересно, а что посоветовала бы мне сейчас «Книга Гор» – то есть мое подсознание?
«Книга Гор» у Дьини была. На китайском, русском и английском – если они отличались друг от друга чем-либо, кроме надписи на переплете. Взяв из рук Дьини знакомый томик, я раскрыл его посередине, наугад. На мгновение заболели глаза, появилось ощущение, что я смотрю на страницу, где напечатано лишь несколько строчек, а все остальное пространство занято какими-то сказочными рунами. Затем текст приобрел нормальный вид.
Человек, бросивший вызов судьбе – любимое зрелище богов.
Ну-ну. Банальная истина, зато к месту…
Но наступает день, когда боги устают смотреть. Даже всесильному хочется померяться силой. И страшно, когда нет замка, к которому не подходит ключ, исчезли вопросы, для которых нет ответов. Сила существует лишь в противоборстве, абсолютная мощь неотличима от бессилия.
По спине пробежал холодный озноб. Книга Гор больше не потчевала меня цитатами из любимых книг и замшелыми мудростями. Она – то есть я – пыталась сказать что-то, еще не понятное, но уже переползающее грань подсознания.
В этом мире счастливы лишь сумасшедшие – сказал писатель устами спустившегося на Землю бога. Интересно, зачем он спустился на Землю?
– Не помню, – вслух сказал я. Ланс удивленно посмотрел на меня.
Мы забываем свои исполнившиеся желания, но чтобы желать – надо стать слабым, чтобы чувствовать – закрыть глаза и уши. Лишь в сказке наказанием за исполнившиеся желания бывает потеря воспоминаний. В жизни – наградой за потерю памяти служат желания. Скажи, прочитав книгу, ставшую тебе другом, ты не мечтал порой забыть ее – и прочитать заново? Тебе не приходилось водить друзей в кино на фильм, который уже видел – и наслаждаться их восторгом? Ты ценил то, что давалось легко – или то, что достигалось трудом?
Жажда сильнее в пустыне.
Сила наполнена слабостью. И ее имя – равнодушие.
Лишь слабому интересна борьба.
Я отложил книгу. Не понять. Невозможно разобраться в том, что понимать не хочется. А «Дикий дракон» вообще не способствует мыслительным процессам. Но не исключено, что лишь расслабленные алкоголем мозги решились на осознание истины.
И почему-то я знал: от того, смогу ли я поверить в то, о чем уже догадываюсь, зависит моя жизнь… Может быть, не только моя.
Шторы в дверном проеме предостерегающе зашуршали, пропуская в комнату здоровенного парня в тускло-сером костюме. Окинув нас быстрым мутноватым взглядом, он остановился на Дьини и вяло протянул ему руку:
– Привет…
Судя по всему, парень был навеселе. Дьини оживился:
– Привет, Риш. Откуда?
– От Хромого… Ностальгировали… – Парень рухнул на ближайший стул. Ланс иронически усмехнулся.
Что-то не так.
– Скучаете? – дружелюбно поинтересовался Риш. – Может, в картишки перекинемся?
Дьини молча отошел и вернулся с колодой. Масти были незнакомые, картинок не меньше семи-восьми: рядовой, сержант, пилот, лорд, принц, император, Сеятель… Я повертел лакированные картонки, опустил их обратно на стол.
Хмель сходил с меня на глазах. Я уже замечал неуверенность в движениях Ланса и то, что Дьини помалкивает, не подливая нам «Дракона».
– Будете играть? – повторил Риш. – В азю умеете?
Ланс покачал головой.
– Эт-то просто. – Риш начал раскладывать карты по три штуки. – Самая модная игра…
Он говорил на стандарте явно не потому, что признал в нас инопланетников. Просто это было модным, как французский у современников Пушкина.
– Значит, так… Берем карты…
– У нас эта игра называлась ази, – сказал я. – Ланс, помнишь, я учил вас с Редраком?
Ланс кивнул, еще не понимая, что происходит. Я взял со столика видеофон, резко спросил:
– Как соединиться с Хромым? Живо!
– Шестьсот три… – начал Риш. И замолчал, изучающе оглядывая нас с Лансом. Укоризненно сказал:
– Хромой сам решает, с кем ему говорить…
– Как страшно. Наш осторожный друг стал крупным мафиози! – заключил я и насмешливо спросил:
– Ностальгировать – пить коктейль «Ностальгия». Так ведь, Риш?
Тот кивнул. Дьини заерзал и вполголоса сказал:
– Риш, это император Тара…
Риш захохотал, откидываясь на стуле. Под распахнувшимися полами пиджака блеснула рукоять бластера.
– А я… я великий и вечный… пастух… Ну, Дьини…
– Номер видеофона, – напомнил Ланс.
– Шестьсот тринадцать-семь-девять, – вдруг выпалил Дьини. Я с любопытством посмотрел на него. Он действительно был хорошим торговцем – и сейчас сделал рискованное вложение капитала.
– Откуда ты знаешь? – угрожающе спросил Риш. Похоже, он готов был потянуться за оружием. Но я уже набирал номер. На экране возникло симпатичное личико.
– Мне Хромого, крошка, – развязно потребовал я.
Последовала минута молчания.
– Память хорошая? – Тон я менять не собирался. Девица кивнула. – Скажи Хромому: «Редрак, ты засветил карты».
Последнюю фразу я произнес по-русски. Девушка исчезла с экрана.
