А «Мир от Бензенхейвера» раскупался, как горячие пирожки. Было ясно: о книге будут спорить годы, будут изучать в колледжах. И не только ее, но и другие романы Гарпа. В одном университете уже появился курс, где три романа Гарпа изучались вместе с автобиографией Дженни и «Историей Академии Эверета Стиринга» Стюарта Перси. По-видимому, курс преследовал цель досконально изучить творческий метод Гарпа по тем книгам, из которых можно извлечь достоверные подробности его жизни.
К счастью, об этом курсе Гарп тоже ничего не знал.
— А вон еще идет без ноги, — объявил Данкен, обшаривая в трубу улицы Манхэттена в поисках калек и увечных, — занятие, на которое не хватит жизни.
— Пожалуйста, Данкен, прекрати, — сказал ему Гарп.
— Если вы действительно хотите пойти со мной, Гарп, — тихо сказала Роберта, — вам надо переодеться женщиной.
— Если верблюду легче пройти в угольное ушко, чем мужчине на ваше собрание, — огрызнулся Гарп, — вам, Роберта, нужно молиться, чтобы устроители не делали хромосомного анализа в дверях.
Он тут же раскаялся в своих словах. Роберта вздрогнула, как будто ей дали пощечину. Он взял ее большие руки в свои и держал так, пока не почувствовал ответное пожатие.
— Извините, — прошептал он. — Уж если необходимо переодеваться, прекрасно, что вы здесь. Ведь у вас большой опыт по этой части.
— Что верно, то верно, — согласилась Роберта.
— Просто смешно, — пожал плечами Джон Вулф.
— Если хоть одна женщина узнает вас, Гарп, — предупредила Роберта, — они разорвут вас в клочья. В лучшем случае — просто не пустят.
Хелен вернулась с раскапризничавшейся Дженни Гарп на руках.
— Дозвонилась до директора Боджера, — сообщила она, — и попросила его поискать папу. Пропал куда-то — на него это не похоже.
Гарп покачал головой.
— Немедленно едем в аэропорт, — решила Хелен. — В Бостоне возьмем напрокат машину — и в Стиринг. Детям надо скорее отдохнуть. А ты, если уж тебе так хочется, вернешься в Нью-Йорк на это сборище.
— Вы езжайте, — ответил Гарп, — а я прилечу попозже и тоже найму машину.
— Глупо, — сказала Хелен.
— И лишний расход, — добавила Роберта.
— У меня сейчас много денег, — сказал Гарп; Джон Вулф сделал вид, что не заметил кривой улыбки Гарпа.
Джон вызвался отвезти Хелен с детьми в аэропорт.
— Один однорукий, один безногий и два хромых, — сообщил Данкен. — А один вообще без носа.
— Ты бы перестал смотреть в окно и взглянул лучше на отца, — посоветовала ему Роберта Малдун.
Гарп думал о себе: скорбящий экс-борец, переодевшись, едет на заупокойную службу по своей матери. Он поцеловал Хелен, детей и даже Джона Вулфа.
— Не беспокойся об отце, — сказал Гарп, обращаясь к Хелен.
— И о Гарпе, — подхватила Роберта. — Я его так одену, что комар носа не подточит.
— И, пожалуйста, не затевай никаких споров, — сказала Хелен Гарпу.
Неожиданно в тесном от гостей офисе Джона Вулфа появилась еще одна особа, тщетно старавшаяся обратить на себя внимание издателя. На какой-то миг воцарилась хрупкая тишина, женщина заговорила, и все разом посмотрели в ее сторону.
— Мистер Вулф, — сказала она. Это была старая женщина с серо-шоколадной кожей и черными, подернутыми проседью волосами; по-видимому, ее мучила боль в ногах.
— Джилси? — удивился Джон Вулф, и Гарп во все глаза уставился на женщину: конечно, это была Джилси Слоупер собственной персоной. Джон Вулф должен был бы знать, у писателей прекрасная память на имена.
— Вы не отпустите меня сегодня пораньше? — спросила Джилси. — Пойду на похороны.
Опущенная голова, негромкое бормотанье, кургузые слова — и тех раз два и обчелся. Джилси не любила открывать рот в присутствии незнакомых; кроме того, она узнала Гарпа и испугалась, что издатель станет их знакомить.
— Конечно, идите, — быстро сказал Джон Вулф. Он больше нее испугался, как бы не пришлось представлять Гарпу Джилси Слоупер.
— Минутку, — вмешался Гарп. Джилси и Джон окаменели. — Вы Джилси Слоупер? — спросил он.
— Нет, нет! — выпалил Вулф. Гарп пристально посмотрел на него.
— Здравствуйте, — сказала Джилси, не глядя на Гарпа.
— Здравствуйте, — ответил Гарп. Он сразу понял, эта скорбного вида женщина терпеть не может его книгу. Вопреки заверениям Джона.
— Мне очень жалко вашу матушку, — сказала Джилси.
— Большое спасибо, — ответил Гарп. Но он видел, да и все видели — ее гложет что-то еще.
— Она стоила двоих и даже троих таких, как вы! — вдруг крикнула она Гарпу. В ее мутно-желтых глазах стояли слезы. — Она стоила четырех, нет — пяти ваших ужасных книг! — причитала она, покидая офис Джона Вулфа. — Господи! Господи!
Еще одна хромая, подумал Данкен Гарп, но ничего не сказал — понял, что отцу неприятно его коллекционирование калек.
Пришедшие на первые феминистские похороны Нью-Йорка, казалось, не знают, как себя вести. Может, это объяснялось тем, что собрались они не в церкви, а в каком-то непонятном строении, в огромной аудитории, состарившейся от эха речей, которые никто никогда не слушал. Зал чопорно пыжился от сознания того, что многие годы здесь читались мудреные лекции и сотни людей старательно их записывали. Витали в нем и отзвуки прошлых веселий: рок-музыки и стихов знаменитых поэтов, которые нет-нет и почтут его своим присутствием. Это был Актовый зал Школы медсестер, что по прихоти судьбы делало его, пожалуй, самым подходящим местом для печальной церемонии.
Трудно было заметить разницу между скорбящими по Дженни Филдз феминистками, одетыми в белые униформы с красными сердечками на груди, и настоящими медицинскими сестрами, обреченными до конца дней носить белое немодное платье; они оказались здесь по несколько иным причинам и зашли в зал взглянуть на церемонию отчасти из любопытства, отчасти из сочувствия, а может, из-за того и другого вместе.
В огромном гудящем людском водовороте мелькало множество белых одеяний, и Гарп мысленно выругал Роберту.
— Говорил же я вам, — прошипел он, — что лучше всего одеться медсестрой. Я бы легко затерялся среди них.
— Я подумала, именно в одежде медсестры вы будете выглядеть подозрительно, — оправдывалась Роберта. — Кто знал, что здесь их будет так много.
— Глядишь, эти идиотки, поклонницы Дженни, скоро станут национальным движением, — пробурчал Гарп. Это были его последние слова; маленький, в кричащем наряде, он съежился рядом с Робертой, чувствуя, что все смотрят на него.
Они сидели в третьем ряду, напротив кафедры для выступающих; женщины шли и шли, заполняя один ряд за другим: сзади, там, где не было рядов, медленно двигалась вереница женщин, которые могли почтить память великой феминистки только кратким присутствием. Как будто большая часть зала, заполненная сидящими феминистками, и сеть открытый гроб Дженни Филдз, мимо которого из одной двери в другую идут нескончаемым потоком пришедшие с ней проститься.
Гарпу же казалось, что этим гробом был он, и все женщины смотрят на него, замечая его бледность, грим, нелепую одежду.
Должно быть, Роберта решила за все поквитаться с ним: за настырное желание пойти сюда, за бестактное замечание о хромосомах. И потому нарядила Гарпа в дешевый спортивный костюм ярко-бирюзового цвета, в какой был выкрашен пикап Орена Рэта. От горла до лобка шла золотая молния; сзади внизу получилась впадина, а грудь, или то, что было подложено, пышно вздымалась под клапанами карманов, отчего молния в этом месте делала зигзаг.
— Ну и вид у вас! — сказала Роберта.
— Это просто скотство, Роберта, — прошипел он.
Бретельки огромного бюстгальтера впивались в плечи. Но зато всякий раз, когда кто-нибудь начинал таращиться на него, усомнясь в его половой принадлежности, он поворачивался боком, чтобы рассеять всякие сомнения. Действовало безотказно.
А вот в парике он не был уверен. На голове у него торчало рыжее растрепанное сооружение, которое могла позволить себе только шлюха, к тому же от него нестерпимо свербило темя. На шее маленький зеленый шарфик. На ногах бордовые резиновые сапоги. Смуглое от природы лицо под слоем пудры кажется мертвенно бледным, зато никаких следов плохо сбритой щетины. Тонкие губы подмазаны ярко-вишневой помадой, с непривычки он то и дело облизывал их, и помада в уголках губ размазалась.
— Как будто вы только что с кем-то целовались, — успокоила его Роберта.
Гарп замерз, но Роберта не позволила ему набросить на плечи небесно-голубую парку, слишком она была широка в плечах.
Увидев свое отражение в витрине магазина, Гарп сказал Роберте, что вид у него несовершеннолетней проститутки.
— Перезрелой несовершеннолетней, — поправила его Роберта.
— Гомика, — уточнил Гарп.
— Нет, вы очень похожи на женщину, — заверила его Роберта. — Вкус, конечно, еще тот, но явно женщина.
