— «Во исполнение директив партии и решений I краевой партконференции секретариат крайкома постановляет:
1. Указать парторганизациям края на недооценку всей важности постановки работы с группами бедноты, что по сути, в ряде случаев, приводит к проявлениям правооппортунистического уклона на практике.
Предложить всем окружкомам. Коми обкому, сельским райкомам и ячейкам ВКП(б) организацию бедноты и батрачества через группы бедноты и проведение регулярной работы групп поставить у себя как систематическую повседневную боевую задачу в работе организации, решительно выявляя и борясь с проявлениями правого оппортунизма в этом вопросе, как и в других областях работы.
2. Обязать окружкомы и Коми обком решающими узловыми задачами в работе групп бедноты поставить: обеспечение руководящего влияния батрачества и бедноты по всей системе работы советских и кооперативных органов, изоляцию и дальнейшее наступление на кулачество и укрепление союза рабочих и бедноты с середняком под руководством парторганизации.
Всю работу групп бедноты (применительно к местным условиям) наполнить конкретным содержанием и подчинить ее осуществлению основных задач социалистического строительства в крае, вытекающих из пятилетки и подлежащих к выполнению в данном селе, районе: обязательное выполнение лесоэкспортных программ — заготовка, сплав; развитие животноводства, технических культур — лен; развитие рыбо-звериных, лесохимических и других промыслов; дальнейшая коллективизация вокруг этих видов социалистического хозяйства бедняцко-середняцких слоев деревни с упором на обобществление труда, орудий, средств производства, на вытеснение кулака и борьбу с кулацкой эксплуатацией батрачества и бедноты (особенно в лесу и на промыслах).
3. Поручить окружкомам и Коми обкому в двухмесячный срок пересмотреть в сторону расширения сети групп бедноты, используя все имеющиеся возможности, обеспечивающие регулярную работу групп (партруководство, наличие батрачества и бедноты в выборных советских и кооперативных органах). Одновременно решительно устранять имеющиеся извращения в организации групп (включение в их состав служащих, середняков и т. д.). Руководство работой групп возложить только на партийцев и обеспечить дальнейшее расширение сети групп бедноты. В этих целях использовать для усиления влияния батрачества и бедноты в выборных органах на селе происходящие и предстоящие в ближайшие месяцы перевыборы в кооперативных системах и ККОВах.
4. Поручить фракции крайисполкома совместно с краевыми кооперативными союзами в двухмесячный срок проверить в целом по краю состояние и использование всех фондов бедноты. Поставить изучение эффективности от использования этих фондов и наладить единообразный учет социального состава членов в кооперативных системах края, доложив об исполнении секретариату крайкома.
Парторганам на местах привлекать к ответственности лиц, допускающих извращения в использовании фондов бедноты, мобилизуя вокруг этого дела общественное внимание.
5. Имея в виду, что за первый квартал проведены по краю совещания, конференции лесорубов при значительном участии бедноты, а также учитывая, что происходящие перевыборы в кооперативных системах и ККОВах сопровождаются специальной работой (через собрания) с беднотой, и вследствие невозможности отрыва значительной части бедноты от лесозаготовок, признать проведение конференции групп бедноты зимой невозможным. Вопрос о сроке их созыва разрешить особо.
6. Обязать окружном и Коми обком о ходе выполнения настоящего постановления представить крайкому доклады к 1 февраля 1930 года».
Сопронов обтер пот:
— Доклад, товарищи, окончен. Задавайте вопросы.
— А это чего такое коми-то, а, товарищ Сопронов? — опять спросил Африкан Дрынов. — Все коми да коми.
— Да самоеды, не знаешь, что ли? — сказал Усов.
— Нет, товарищ Усов, не самоеды, а зыряне! — поправил довольный и уже отдышавшийся Сопронов. — Есть вопросы по существу? Нет. Приступаем, товарищи, ко второму вопросу, к обсуждению нового списка по твердому заданию нашего сельсовета.
Сопронов намеренно не пригласил на собрание членов СУК — сельской установочной комиссии по налогам, и это не ускользнуло от Митьки Усова. Усов хотел было спросить об этом, но раздумал. Сопронов уже зачитывал список хозяйств, которым, по его мнению, необходимо дать твердое задание по налогу и вывозке леса:
— Во-первых, деревня Шибаниха. Брусков Северьян Кузьмич, Рогов Иван Никитич, Клюшин Степан Петрович, Миронов Евграф Анфимович, Судейкин Акиндин…
Митька Усов и Африкан Дрынов кашлянули оба сразу. Сопронов не остановился, не насторожился, тогда Усов перебил его громко:
— Игнатей Павлович, Судейкина-то пошто в этот список? У него в хозяйстве и кобыленки нет, одна коровенка, да и у той хвост коротенькой.
— Зато язык у ево длинной! — вдруг сказал до этого молчавший Селька и покраснел. Но Сопронов не слушал ни Митьку Усова, ни брата Сельку. Он продолжал зачитывать:
— Дальше. Деревня Залесная. Жильцов Иван, мельник. Ерашин Андрей, второй мельник…
Список по всем деревням двух волостей был такой длинный, что старуха Таня опять задремала, зато все остальные слушали напряженно.
— Я, Игнатей Павлович, с этим списком не согласен! — сказал Митька Усов, когда Сопронов кончил наконец чтение. — Больно много у тебя кулаков… Эдак ты и меня обверхушишь.
— До тебя ишшо дело не дошло, — сказал Игнаха то ли всерьез, то ли шуткой. — А когда дойдет, дак и тебя за гребень возьмем, не беспокойсь.
— Да я знаю, что ты не сгузаешь, — засмеялся Усов. — Только за такой список я голосовать не буду. Мне люди в глаза нахаркают…
У Сопронова побелели глаза.
— Хорошо, можешь не голосовать. Кто ишшо против этого списка? — Он поглядел отдельно на каждого. — Нет против? Значит, все остальные «за». Мнение члена Усова запишем в протокол особым пунктом…
В мезонине стояла полная тишина.
— Собрание группы объявляется закрытым. Можете быть свободными. А ты, Дмитрий, останься. На пару слов… Есть разговор о колхозе.
Когда вся «группа» один по-за одному выпросталась из мезонина на крутую узкую лесенку, Игнаха ударил кулаком по столешнице:
— Ты, такая мать, што? Ты што тут, понимаешь, подпускаешь кулацкие штучки?
— Ты на меня не гаркай и кулаком не стукай, — обозлился и Митька. — Я ведь тоже могу гаркнуть!
Сопронов, переламывая себя, улыбнулся:
— Ладно, ладно. Давай докладывай, как там у тебя… Данило да Гаврило велики ли паи внесли?
— А приходи-ко сам да и погляди! — сказал председатель ольховского колхоза и перекинул через порог негнущуюся ногу. — Тут рядом…
Дверь сильно хлопнула. Бешенство жаркой волной окатило Игнаху Сопронова: «Ну, паранинец! Ты еще у меня попляшешь… — мелькнуло в сознании. — С хромой-то ногой…» Голова закружилась, тошнота подступила к горлу. Белая пена вскипела в уголках губ, Игнаха почувствовал, что теряет память…
… Он пришел в себя, лежа на остывающем мезонинном полу, — перед глазами розовела балясина обойного рисунка. Было холодно, голова нещадно болела. Сколько времени? Какое число? Что было, чего не было? Сопронов сел на полу и стал вспоминать…
Он вскочил на ноги, когда дошел до стычки с Митькой, быстро спустился вниз и долго крутил ручку телефона, кричал в трубку, вызывал административный отдел. Отдел молчал. Тогда Сопронов начал звонить Меерсону, доложил о «контрике» Усове, о злостном сопротивлении мероприятиям на территории Ольховского ВИКа. Меерсон посулил послать милиционера.
Сопронов как чумной вбежал «на куфню» к Степаниде, где она дневала и ночевала последнее время. Он турнул ее запрягать. Сам снова поднялся в мезонин, начал перелистывать старые волостные нехозяйственные книги, испещренные красными и синими галочками. Все, кто был отмечен красными галочками, числились в новом нынешнем списке, и Сопронов начал дополнять его за счет хозяйств, отмеченных синим тавром.
* * *
Весть о дополнительных твердых заданиях оказалась быстрее и легче на подъем, чем красногрудые снегири. Рано явились эти зимние птахи! Они вспархивали на снежный карниз мезонина, тормошились на усеянной сенной трухой площадке около исполкомовского крыльца. Летели слухи от деревни к деревне, обгоняя Таню с Носопырем и даже конного Африкана Дрынова, застрявшего в Ольховице у дальней родни.
… Митька Усов не знал, что делать с заявлениями. Уже почти вся Ольховица побывала за это утро в Прозоровском флигеле. Избу начисто выстудили. А люди пешие и конные уже из других деревень везли и несли Митьке заявления в колхоз. Усов совсем растерялся. Он велел жене запереть дом и заковылял к сельсовету. «Нет, лучше в лавку», — одумался он на ходу. Усов не мог ничего придумать, кроме как купить для начала бутылку… Что делать? Неужто опять мириться с Игнахой? К вечеру во многих деревнях люди слышали бабий плач. Ночью в иных домах не зажигали огня. В темных зимовках чувствовалось сдержанное движение и громкий шепот, мелькали по сенникам и подвалам отблески приглушенных фонарей. Попавшие в новый список грузили на санки сундуки и кадушки, завязывали в узлы женские юбки, наподольницы, одеяла, холсты, шубы, девичьи атласовки, ружья, кружева, часы, выделанные кожи. Швейные машины, самовары и фарфоровую посуду заворачивали в половики. Кожи скручивались в рулоны, муку и зерно таскали из амбаров прямо в мешках…
