– Но ведь Гийом еще не одет, – сказала Юлианна.
– Да, не одет, – заявила мадам Жилу. – И от тебя что-то не видно было помощи.
– Я думала, вы сами его оденете.
– А у меня, как видишь, ничего не получается. Жак, нам пора! Ты идешь?
Месье Жилу медленно поднялся с кресла. Он бросил взгляд на Юлианну и виновато улыбнулся. Юлианна остолбенела, не в силах произнести ни слова.
– Ну, что ты смотришь, как будто слов не понимаешь, – сказала мадам Жилу. – Ты же видишь, он не хочет ехать.
– Но, может быть, Юлианна хочет, – вклинился господин Жилу.
– А кто же тогда останется смотреть за Гийомом?
Господин Жилу снова пожал плечами:
– За час ты, наверное, как-нибудь с ним управишься, верно? Мы вернемся и заберем вас после венчания. Правда же, Одиль?
– Ну да, ну да, – рассеянно бросила мадам Жилу. – А сейчас нам пора ехать.
Она взяла сумочку и накинула на плечи шаль. Месье Жилу взял со столика ключи от машины, и они ушли. Юлианна осталась, глядя в окно, как они удаляются по садовой дорожке. Ветер трепал юбку мадам Жилу, приоткрывая ее стройные щиколотки. Небо было совсем белесое. По нему тянулась стая перелетных птиц. Юлианна одела Гийома. На это потребовалось не больше пяти минут. Тогда они сели и стали ждать.
Супруги не вернулись, как было условлено, в три часа. Не вернулись они и в четыре, и в пять. Юлианна ждала с Гийомом в гостиной. Ему надоело сидеть нарядно одетым, и к шести часам она переодела его в пижамку. Подождав еще немного, пошла и переоделась сама. Потом она пела Гийому песенки, пока он не заснул. Она пела ему норвежские колыбельные, потому что французских не знала. «Отчалит корабль» она пела ему уже столько раз, что он тоже запомнил слова. Мальчик ей подпевал, хотя и не понимал, о чем песня, а там корабль уходил в море, и пелось про слезы и разлуку. Потом мальчик уснул.
Юлианна сидела в гостиной и смотрела на сад. Бассейн был накрыт брезентом. Желтые цветы побурели. Лес был окутан пеленой тумана, легкой и белой, как фата невесты. Все очертания быстро исчезли, поглощенные темнотой. Было уже поздно, когда она услышала шум подъезжающего автомобиля. В саду показалась идущая к дому мадам Жилу. Ветер дул ей навстречу, и она шла, нагнув голову и кутаясь в шаль. Зайдя в дом, она тотчас же скинула туфли. И вот уже она подошла и остановилась перед Юлианной, не говоря ни слова. Одной рукой она упиралась в бок. Глаза чернели, как окна в заброшенном доме. Наконец губы приоткрылись, приготовившись произнести какие-то слова. Юлианна подумала: «Ну вот. Сейчас она скажет, и все будет опять хорошо. Два слова сожаления, и больше мне ничего не нужно».
– Я решила с сегодняшнего дня отказаться от уборщицы, – объявила мадам Жилу. – Отныне я поручаю эту работу тебе. Нечего тут ворон считать.
Юлианна ничего не ответила. Она сидела на диване и молчала. Глаза защипало. В желудке стало тяжело, как будто туда опустился булыжник.
– Ну, ты слышала? – спросила мадам Жилу. – Усвоила, что я сказала?
Юлианна кивнула. Она не отводила взгляда от потухшего экрана телевизора. Мадам Жилу удалилась в спальню. Едва она ушла, как с веранды в комнату зашел месье Жилу. Он огляделся вокруг в поисках пепельницы, его взгляд мельком остановился на темной фигуре в углу дивана. Он приоткрыл было рот, словно собирался что-то сказать, но, не произнеся ни слова, засунул в него сигарету. Негромко буркнув что-то, он скрылся. Юлианна поднялась в свою комнату, надела пижаму и натянула на застывшие ноги носки. Ее знобило. Булыжник рос и ворочался, болело уже не переставая. Сегодня она потерпела поражение. В чем именно, она не отдавала себе отчета, но что-то определенно случилось. И Юлианна подумала, что плохо справлялась со своими обязанностями, надо было лучше работать, надо больше стараться. Эти мысли долго не давали ей уснуть.
Юлианна стала заполнять время едой. В супермаркете она знакомилась со все новыми продуктами, которые привлекали ее взгляд. Вот, например, белый сыр, который оказался вовсе не сыром, а одной из разновидностей густого йогурта. Затем темный шоколадный мусс с вишенкой в серединке, украшенный каплей крема. Он продавался упаковками по четыре стаканчика. Затем плавленый сыр со смешным названием «Веселая коровка», который, по-видимому, хорошо поднимал настроение. Из всех продуктов она отдавала предпочтение мягким, они словно ласкали язык. В перерывах между едой ей не хватало этой ласки, хотя съеденная пища откладывалась на теле подушечками и жировыми складками. Складки маленькие, но вполне отчетливые. Она со стыдом и чувством безнадежности отмечала их появление. А душа делалась все ранимее. Чуть что, сразу же проступали слезы; для этого довольно было легкой заминки: она плакала оттого, что не могла закончить начатую фразу, или оттого, что не получилось и село суфле, оттого, что упала, сбитая с ног своим воспитанником. Но, невзирая ни на что, Юлианна продолжала трудиться до седьмого пота, как спортсменка, собирающаяся завоевать золотую медаль. Мадам Жилу видела ее усердие и подбрасывала ей все новые задания, но Юлианна никогда не жаловалась. Наедине с собой она плакала, сопровождая слезы горькими, тяжкими рыданиями. А наутро вновь натягивала на лицо улыбку, скрывая под радостной маской малейший намек на уныние. Когда ей звонили родители, а это происходило регулярно раз в неделю, они слышали от нее один и тот же ответ: знание французского прирастает не по дням, а по часам, мальчик – прелесть, а вилла семейства Жилу просто гигантская и ужасно дорогая.
Как-то раз под вечер она отправилась с месье Жилу в школу верховой езды. Мальчику скоро должно было исполниться четыре года, и месье Жилу решил, что ему пора привыкать к седлу. Конюшня находилась в глубине Сен-Жерменского леса, где по всем направлениям протянулись Дорожки для верховой езды и земля была усеяна круглыми отпечатками подков. Жак Жилу расхаживал в середине утрамбованной площадки, наблюдая, как его ученики прыгают через барьеры, высоту которых он то и дело увеличивал. Он только выпаливал короткие маршальские команды, изредка перемежая их скупой похвалой. Временами он направлялся к какой-нибудь ученице и, скрыв лицо за высоко поднятым воротником непромокаемой куртки, останавливался возле нее на пару слов, рассеянно задерживая ладонь на тонкой щиколотке, а то и на тугой дамской ляжке. На малом манеже, расположенном рядом с большим, наматывал крути Жилу-младший. Он крепко держался руками за седло, а одна из девушек, служивших на конюшне, водила под уздцы его пони. Голова Гийома качалась, как маятник, словно там внутри разладился какой-то механизм. Вид у него был довольно скучающий, ему было совсем не интересно ездить не взад или вперед, а все время по кругу. Юлианна смотрела, стоя у загородки. Месье Жилу неторопливо направился к ней. Подойдя к девушке, он похлопал ее по плечу.
– Ну что? – спросил он, закуривая новую сигарету. – Не хочешь тоже попробовать?
– Нет, наверное, – сказала Юлианна. – Я никогда не ездила верхом.
– Этому легко научиться.
– Нет, спасибо.
Внезапно посерьезнев, месье Жилу оперся рукой на ограду.
– Слушай» – начал он, выпустив изо рта струйку дыма. – Я не говорю, что ты во что бы то ни стало должна научиться верховой езде. Речь не о том. Понимаешь, у меня через пять минут начинает занятия взрослая группа. Они все будут учиться с нуля, и большинство участников как раз твои сверстники. Тебе нужны друзья, ведь так? Ведь ты очумеваешь от тоски. Я же не слепой! Так почему бы тебе не попробовать?
Он посмотрел на нее, улыбаясь ободряющей улыбкой, примерно так, как она смотрела на Гийома, когда уговаривала его покушать. Юлианна невольно расхохоталась. Чувствуя, что сдается, она кивнула:
– У меня нет костюма для верховой езды.
– Что-нибудь сообразим. А ну, пошли!
Он отправился с ней в контору, где корпела над бухгалтерскими книгами мадам Жилу. Она едва взглянула на них. Господин Жилу остановился на пороге, явно несколько раздраженный.
– Скажи, у тебя найдутся для нее лишние брюки для верховой езды? – спросил месье Жилу. – Я подумал, пускай она тоже попробует поучиться ездить верхом.
Мадам Жилу вздернула бровь:
– Мои брюки будут ей слишком малы. Ты же видишь, какое у нее плотное сложение. Нет уж, дай ей тогда свои. Выбери самые большие.
Юлианна слушала, стоя за дверью. Желудок болезненно сжался. Взглянув в сторону манежа она увидела там группу молодежи, занятую разминкой. Непохоже было, что это – начинающие. Ей показалось, что они уже привыкли обращаться с лошадью. Юлианна с ужасом смотрела на здоровенных животных, на тяжелые копыта, месившие мягкую землю.
– Мне что-то не хочется, – произнесла она тихо. Она подошла и тоже остановилась на пороге.
В ответ на ее слова мадам Жилу звонко рассмеялась.
– Как мило! – воскликнула она. – Мне кажется, она испугалась.
Месье Жилу бросил на жену встревоженный взгляд.