— Да облегчит Господь твою участь, — пробормотал Адхам, — мысль о твоей судьбе и мне отравляла существование.
— Я должен был понять это с самого начала. Но гнев лишил меня разума, вино заставило забыть честь, а бродяжничество и скандалы чуть окончательно не убили во мне человека. Мог ли ты думать, что твой старший брат падет гак низко?!
— Да что ты! Ты был лучшим из братьев и благороднейшим из людей!
Голосом, полным горечи, Идрис промолвил:
— Мне жаль тех дней. Сегодня я только несчастный бедняга, скитающийся по миру с беременной женой на руках. Повсюду встречаю одни проклятия и добываю хлеб хитростью и силой.
— Твои слова надрывают мне сердце, брат.
— Прости, Адхам, мне давно известно твое добросердечие. Разве я не носил тебя младенцем на руках? Разве не был свидетелем твоей юности и твоего возмужания, не имел случая убедиться в твоем благородстве и душевной чистоте? Пусть будут прокляты злоба и гнев, где бы они ни проявились!
— Воистину так, брат.
Идрис глубоко вздохнул и задумчиво, словно сам себе, сказал:
— Сколько я причинил тебе зла! Его не искупят все беды, которые меня постигли и еще постигнут.
— Да простит тебе Господь. Знаешь, я не теряю надежды на твое возвращение в дом. Несмотря на гнев отца, я все же пытался говорить с ним о тебе.
Идрис улыбнулся, обнажив гнилые, желтые зубы.
— Я так и думал. Если есть надежда смягчить гнев отца, то под силу это только тебе.
Глаза Адхама заблестели.
— Благородство твоих слов для меня лучший советчик. Я думаю, уже настало время поговорить с отцом.
Идрис безнадежно покачал лохматой головой.
— Кто старше на день, опытнее на год, а я старше тебя на десять лет. Знай, что отец наш может простить все, кроме того, что его сделали всеобщим посмешищем. Он ни за что не простит меня, и мне нет надежды на возвращение в Большой дом.
Идрис, конечно, был прав, и эго только увеличивало неловкость и замешательство Адхама. Он грустно спросил:
— Что я могу для тебя сделать? Идрис снова улыбнулся.
— Не думай о том, чтобы помочь мне деньгами. Я знаю, что, как управитель имения, ты безукоризненно честен, и если протянешь мне руку помощи, то лишь из собственного кармана, а этого я не приму. Ты сегодня муж и завтра станешь отцом. Не бедность побудила меня прийти к тебе, меня привело желание покаяться в обидах, которые я тебе нанес, вернуть твою дружбу. И еще у меня есть к тебе просьба.
Адхам устремил на брата внимательные глаза.
— Скажи скорее, в чем она заключается.
Идрис придвинулся совсем близко к брату, словно боясь, что стены могут его услышать, и прошептал:
— Я хочу удостовериться в своем будущем после того, как погубил настоящее. Как и ты, я скоро стану отцом. А что ждет моих детей?
— Я сделаю все, что смогу.
Идрис благодарно погладил Адхама по плечу и продолжал:
— Я хочу знать, лишил ли меня отец моей доли наследства.
— Как же я это узнаю? Но если хочешь мое мнение… Идрис с тревогой перебил:
— Я хочу знать не твое мнение, а мнение отца…
— Но тебе хорошо известно, что он ни с кем не делится своими планами.
— Да, но он, конечно, составил на этот счет документ. Адхам молча покачал головой, а Идрис продолжал его убеждать:
— В документе на владение поместьем все записано… — Не знаю. И никто в доме не знает. Всю мою деятельность по управлению отец полностью контролирует. Грустно глядя в глаза брату, Идрис говорил:
— Документ этот находится в огромной книге. Я видел ее однажды, когда был еще мальчиком. Я спросил отца, что в этой книге я был тогда его любимцем, — и он ответил, что в книге записано все о нас. Больше мы об этом не говорили, и на вопросы мои он отвечать не желал. Я уверен, что судьба моя записана в этой книге.
Чувствуя себя припертым к стенке, Адхам пробормотал:
— Бог знает.
— Книга лежит в маленькой комнатке, примыкающей к покоям отца. Ты, конечно, видел дверцу в правой стене — она всегда заперта, а ключ находится в серебряном ларчике, в ящичке отцовского стола, ближнем к его постели. А сама книга лежит в маленькой комнатке на столике.
Адхам тревожно сдвинул брови, спросил еле слышно:
— Чего ты хочешь? Идрис ответил со вздохом:
— Если я могу обрести покой в этом мире, то лишь узнав, что написано обо мне в книге. Адхам испуганно проговорил:
— Мне легче прямо спросить о десяти заповедях!
— Он не ответит. И разгневается. Подумает о тебе плохо, заподозрит в твоем вопросе тайный умысел. Мне вовсе не хочется, чтобы, делая добро мне, ты потерял расположение отца. Наверняка он не намерен разглашать свои десять заповедей.
Если бы это входило в его намерения, он давно поведал бы их всем нам. Узнать содержание документа можно лишь путем, который предложил я. Это легко сделать на заре, когда отец прогуливается по саду.
Адхам побледнел.
— Ты просишь невозможного, брат, — сказал он. Идрис скрыл свое разочарование под кривой улыбкой и возразил:
— Разве это преступление, если сын узнает, что пишет о нем отец?
— Но ты требуешь от меня выведать тайну, которую отец тщательно оберегает.
Идрис вздохнул еще громче.
— Когда я решил обратиться к тебе, — сказал он, — я подумал: нелегко будет уговорить Адхама совершить поступок, который, в его глазах, нарушает волю отца. Но все же я надеялся, что ты согласишься, когда поймешь, как мне это необходимо. Здесь нет никакого преступления. Все обойдется благополучно. Никому не причинив ущерба, ты выручишь живую душу из беды.
— Пронеси, Господь.
— Аминь. Я умоляю тебя, спаси меня от адских мук. Адхам поднялся с места в великом смущении. Идрис встал следом за ним, улыбнулся жалко, как человек, потерявший всякую надежду, сказал:
— Извини, что побеспокоил тебя, Адхам. Мое проклятие в том, что любому человеку, которого я встречаю на своем пути, я так или иначе доставляю неприятности. Имя Идриса сделалось притчей во языцех.
— Как мучает меня мое бессилие помочь тебе. Я не знаю мучения хуже…
Идрис ласково положил руку на плечо брата, нежно поцеловал в лоб и ответил:
— О моих мучениях знаю лишь я сам. К чему требовать от тебя больше того, что ты можешь сделать?! Прощай, оставайся с миром, и пусть все делается по велению божьему.
И ушел.
7.
Впервые за последнее время оживилось лицо Умеймы, когда она с любопытством расспрашивала Адхама:
— А отец никогда не говорил тебе о завещании? Адхам сидел на диване, поджав ноги, смотрел в окно на пустыню, уходящую в темную даль.
— Никто никогда о нем не говорил, — ответил он жене.
— Но ты…
— Я лишь один из его многочисленных сыновей. Умейма слегка улыбнулась.
— Но ведь именно тебя он избрал управлять имением.
— Я же сказал, что никто никогда не говорил об этом завещании. — В тоне Адхама звучало нетерпение.
Умейма снова улыбнулась, как бы желая смягчить его резкость. Она решила схитрить и сказала:
— Выкинь это из головы. Идрис не заслуживает такой заботы, слишком много вреда он тебе причинил.
Адхам повернул голову к окну, печально произнес:
— Идрис, который приходил ко мне сегодня, и Идрис, который вредил мне, — разные люди. У меня так и стоит перед глазами его несчастное, покаянное лицо.
С явным удовлетворением Умейма сказала:
— Я так и поняла из твоих слов. Поэтому и заинтересовалась. А ты вопреки обыкновению невеликодушен.
Адхам вглядывался в густую темноту ночи, а голова раскалывалась от мыслей.
— Бесполезно затевать это, — сказал он наконец. Но твой раскаявшийся брат просит о милости. Видит око, да зуб неймет.
— Ты должен наладить отношения с Идрисом и с другими братьями, иначе когда–нибудь ты окажешься в одиночку против них.
— Лучше бы ты заботилась о себе, а не об Идрисе. Умейма, поняв, что хитростью ничего не добьешься, тряхнула решительно головой и сказала:
— Заботиться о себе для меня означает заботиться о тебе и о том, кого я ношу под сердцем.
Чего хочет эта женщина? А эта тьма за окном, как она густа! Даже высокий Мукаттам поглотила от подножия до вершины.
Адхам молчал. Вдруг Умейма спросила:
— Ты никогда не заходил в маленькую комнатку?
— Никогда. Помню, мальчишкой я хотел заглянуть в нее, но отец запретил. А мать не велела даже приближаться к ней.
— А тебе, конечно, очень хотелось…
Адхам завел этот разговор с женой лишь в надежде, что она отговорит его. Ему нужно было утвердиться в своем решении. А оказался в положении ночного путника, на зов которого о помощи прибегает грабитель. Умейма продолжала расспрашивать:
— А стол, в ящике которого находится серебряный ларец, ты знаешь?
