Миша то и дело летал в Тель решать свои решательские вопросы, всякий раз с Зоей. По вечерам, если не шли в ресторан, все тусовались на балконе у Миши, тот закуривал самокрутку марьванны, Зоя и Ванечка тоже делали по паре-тройке затяжек… Однажды чуть ни до крика схлестнулись: Миша доказывал, что «Левиафан» Звягинцева гениальный фильм, а Маруся с Зоей считали, что это натужное собрание пороков общества, чтобы зритель содрогнулся от беспредела, чем его еще поразить. Ванечка скорее был согласен с барышнями, но он в принципе не был спорщиком… Тогда он еще не был знаком с Асей, знал только, что в Москве у Миши есть семья и двое дочерей, но это было где-то далеко от новой тель-авивской жизни, в которой Миша и Зоя были парой.
Миша любил рассуждать, что Тель-Авив – единственное место, где он чувствует себя дома. В отличие от Берлина, где Миша проводил тоже изрядно времени, там осели его родители. В Берлине женщины несчастны, потому что их мужики зажаты в клещи между немецким рацио и немецким же сентиментальным романтизмом, отчего у них сначала биполярка, а потом они превращаются в упертых немцев. Русские же бабы остаются русскими бабами и лезут на стенку.
А Тель-Авив с ходу принимает всех, тут уже после первых недель возникает ощущение дома. При всем бардаке Израиля, при всей наглости крикливых, напористых, все делающих через жопу израильтян, при всей тупости расплодившейся бюрократии и невозможности решить простейшие вопросы, которые в Москве даже и в вопросы не превращаются. «Выхожу из аэропорта, сажусь в такси, кругом пальмы, впереди море, и весь стресс отлетает, – говорил Наумов. – Приходит израильский пофигизм, и все кажется прекрасным».
Н-да, Ася хоть и никакая, но жалко ее. Растит дочерей, себя забыв, и с чем останется? А Зоя очень умна. Уверяет, что в наше время двойные-тройные отношения это норма, ее всё устраивает. Зоина изысканность, при этом единственно верная позиция «мне ничего не надо», – это тяжелая артиллерия.
Так считал не один Ванечка, тема «Зоя – Миша» в тот год была хитом, обсуждалась и Корнелией с Матвеем, и Жуковыми, и перекрестно, и в строчку, и в столбик, и все сходились на том, что они погуляют на свадьбе у Миши с Зоей, а потом будут долго и искренне утешать Асю. Перспектива тривиальная, но, тем не менее, увлекательная.
– Миша сидит на двух стульях до последнего, – сообщила Куки, добравшись до Тель-Авива и снова усевшись у Жуковой на балконе. – Пока он от Аси пытается все скрывать. Я это поняла, когда мы тут в прошлый раз были. Тебя тогда не было, ты в Берлин укатила…
«Тогда» Куки с Матвеем поджидали Зою и Мишу в Goocha, глазели на прохожих, шляющихся по улице Дизенгоф, наконец в толпе показалась эта пара. Он – в шортах, она – в длинном платье с голой спиной, с кросс-боди от Gucci, на ногах сандалии Hermes.
– Она всегда одета с иголочки, не спорю, но для Тель-Авива перебор, – Куки любила беззлобно злословить. – Слушай, это ж совсем недавно было, а как изменилась мода! Тяжелый люкс сегодня выглядит анахронизмом, скажи? Правда Gucci опять в тренде, но это уже другое Gucci, это shabby chic…
Марусю мало интересовал новый облик Gucci, она предложила Корнелии не отвлекаться. Она так ясно представляла тот ужин в Goocha, – в рассказе Куки слышались даже интонации Матвея.
– Бен Ладен всех сделал! Раньше летать на самолетах было, как на трамвае поехать, можно было за полчаса до вылета прийти. Один раз я из Калифорнии летел по билету Ритки, жены Сереги, – Матвей не интересовался, знают ли остальные Серегу, тем более Ритку, – никто не чухнулся ID спросить и понять, что в билете другая фамилия. Потом эти непуганые идиоты так напугались, что пошли войной в Ирак, а потом…
– Ты встречала его жену? – Зоя склонилась к Корнелии.
– Матвея?
– Нет, Миши!
– Встречала, конечно. И тут, и в Москве не раз. Очень обычная.
– … а потом пошло по накатанной, под борьбу с терроризмом все сойдет – Матвея не смущало, что у девочек свой разговор. – Борьба с грязными деньгами, шмоны в аэропортах. Непуганые идиоты повторяли, что «мир никогда уже не будет прежним», а сами с испуга бежали в этот новый мир впереди паровоза.
– Ирак был большой глупостью, – согласился Миша, – девушки, а мы за вас-то еще не выпили, непростительно!
– С меня спроса нет, я дедушка с Альцгеймером.
Матвей любил отпускать шутки насчет своей старости, хотя жонглировал сленгом миллениалов, был весь в тату, носил в ухе серьгу и одевался как попугай. В Тель-Авиве он из принципа всегда носил только оранжевые джинсы с зелеными или синими майками, а на пляже – плавки от MC2 Saint Barth, тоже оранжевые, в зеленых крокодильчиках.
– Классно смотритесь: пестрый Матвей между двумя красавицами в белом, – бросил Миша.
– Фото, срочно фото, – закричала Куки, схватив за руку официанта. – Снимите нас всех вместе, пожалуйста!
Когда побрели домой, Зоя вцепилась в Корнелию.
– Вырвал у меня телефон с такой злобой и стер фотку, которую ты мне скинула. Боится, что выложу. Я ничего никогда не выкладываю, он это знает. У него ко мне ни доверия, ни простого уважения нет, весь вечер испортил.
Все это Куки теперь пересказывала Марусе. Миша с Зоей везде вместе появляются, – интересно, он потом проверяет телефоны и страницы в фэбе всех, кто был на тусе? Впрочем, он не один такой, у каждого второго, если не первого, та же фигня. Но Зоя же не пытается Мишу развести, повторяет, что ее устраивают двойные отношения. Куки уже даже начинает в это верить. И все равно трудно представить, что Мишина жена ничего не знает.
– Ася – тетка бывалая, а Миша – секс-торнадо, Зоя у него не первая левая баба и не последняя, Аська считает, что все обойдется. Очнется, когда будет поздно, и побежит за уходящим поездом, вот будет кино, – высказалась Жукова.
– Даже сериал, – подхватила Корнелия, – давай писать сценарий.
– У каждого жизнь – сериал, с тем же успехом можно и про тебя снимать.
– Можно и про меня. А уж про тебя – даже вопросов нет. С твоим коучингом всего на свете и двумя мужья…
– Про меня вообще надо делать TV-шоу без рекламных пауз, каждые полгода по новому сезону, – с пол-оборота завелась Маруся. – Прям с ходу, расскажу законченный эпизод. Не самый первый, там бодяга про Ванечку и Вашингтон. А вот в Берлине уже пошла сюжетная динамика…
– Эпизод на полчаса или на час? – опасливо спросила Корнелия.
– Дай рассказать, оно того стоит.
Когда Маруся встретила Хельмута, на том, как на любом мужике за сорок, висел хвост запутанных отношений. Со своей прежней бабой, Эльзой, он жил в восьмидесятых в Бонне, тогдашней столице, а в Берлине у них было два дружбана. Один – ничем не примечательный Йенц, чья мамаша по бедности сдавала дом покомнатно. Второй – гениально-полоумный математик Герхард, который и снимал одну из комнат, где, кроме матраца, у него были только стол и компьютер, откуда в те времена компьютер – не суть.
В девяностых столица переезжает в Берлин, а вместе со столицей и Хельмут с бабой туда же. В это время полоумный математик изобретает какую-то айтишную примочку, лепит компанию и собирает на рынке два ярда. И тутЭльза заявляет Хельмуту, что полоумный зовет ее замуж! История умалчивает о том, убивался ли Хельмутили, наоборот, был рад, что сбыл подругу с рук. А молодожены – Эльзе уже тогда было за сорок, она на девять лет старше Хельмута… – сочла нужным уточнить Жукова.
