Скажите, а как мне попасть завтра на работу?
Позвонил Романович со странной просьбой купить ему детский крем в аптеке по дороге домой.
Я остановилась. Было только два пути. И только одно решение.
– Значит, так, Вадик, – сказала я, разворачивая машину в обратном направлении, – дай мне, пожалуйста, сумку с заднего сиденья! Там в маленьком кармашке лежит предмет.
Он достал кольцо.
– А еще там рядом лежит паспорт!
Вадик достал и паспорт.
Я надела кольцо.
Он долго всматривался в дату регистрации брака.
– Ты вышла замуж наутро после той нашей встречи?
– Да, но...
– Что «но»? У тебя вообще совесть есть?
– Ты опять все не так понял. Мы же с тобой приятельствуем. И с мужем у меня все несерьезно.
Я остановила машину. Включила аварийку. И начала визжать и бить по гудку.
По движению ушей Вадика можно было смело предположить, что он перебирает в голове все возможные телефоны психоневрологических диспансеров.
– О! Я придумала! – Мне в голову действительно пришла не самая дурная идея.
Вадик схватился за сигареты и начал нервно курить.
– Аллё! – томно прошептала Аня. Видимо, она рудольфила вовсю.
– Слушай, я сейчас дам трубку Вадику, а ты ему объяснишь, что у меня с Романовичем.
Вадик вслушивался. И даже иногда улыбался. Я же ехала в сторону Москвы. Вот это зависимость от города.
– Что тебе сказала Аня?
– Правду как есть!
Какую именно правду?
– То есть как правду?
– Да ладно тебе! Со всеми случается. Да не переживай! Я правда все понимаю! Честно. Мне даже это польстит.
Спасло вовремя принявшее позицию во «входящих» объяснение: «Я сказала, что ты несколько дней сидела на ананасовой диете. И теперь тебе неловко, что каждые пятнадцать минут тебе требуется уборная. А про замуж – честно рассказала про спортклуб, сказала, что вышла за своего лучшего друга»!
Не в бровь, а в глаз. Одним словом, не замужем, так диарея.
Мы расстались с Вадиком возле того же памятника великому гению.
Я думала об «Облаке в штанах», потом о Лиле и Осипе Брик, а потом восстановила в памяти всю биографию Маяковского.
18. На обратной стороне безумия
Странно это было – осознавать и осмысливать дорогу домой. Как будто в секунду образовался тот мир, обратная сторона которого – бессмысленные тусовки, дешевый кокаин, хреновый секс, прекрасный мир безрассудного безумия. И противоположность этим ароматам безумия – ванильный мир с шоколадными эмоциями, эклерами с начинкой эмоциональных взрывов. А я как метеоролог выстилаю разумом мостовую для парада безумия.
Диск «Dj Katrin Vesna mix 2004» предательски заедало. Аптеки были реже дежурными, а все чаще просто условно работающими, а те, что и попадались, дежурные, имели понятие «технического перерыва», о чем объявляли табличкой на двери.
Детский крем продавался в «Азбуке вкуса». Возле кассы пара мужчин покупали стандартный набор холостяцкой жизни. Холостяк-мужчина отличается от холостяка-женщины прокладками и парфюмами.
А что такое эта одинокая жизнь? Чувственный изолятор, и каждый раз новые, никогда не стиранные носки. Однако все же стоит отодрать бирки от этой жизни. Пойти на какие-то уступки, перестав совершать ночные и вульгарные поступки.
Начало жизни с кем-то похоже на чаши весов – с одной стороны – свобода, и с другой – не поверите, та же свобода. Только первая называется «Свободное я», вторая – «Свободная не только я». Если хочешь ограничить чью-то свободу, начинай с себя.
Ох уж эти непреложные истины, которые приходится открывать как Америку. И наверное, вскоре давать объявление «Изобретаю велосипед». Однако, как ни крути, изобретать велосипед приходится каждому из нас, особенно в семейной жизни.
Алек ненавидел диеты всеми фибрами своего кишечника. Он спустил весь кофе в туалет. Однако шутка «Кофе в постель» приобретала все более жизненный оборот.
– Скажи, а какого лешего ты возвращаешься домой в четвертом часу ночи? – спросил мой самый родной голос.
Измена – это трехсторонний риск. Ставлю на красное.
– Дорогой, я тоже работаю, чтобы покупать тебе крем в три часа ночи, тратить бензин, объезжая пятьдесят аптек.
Я кинула упаковку ему на кровать.
– А ты можешь завтра не ходить на работу? Мы бы с тобой посидели дома, отдохнули бы. А то у меня съемки с четверга по понедельник каждый день, – неожиданно затянул новую для нас мелодию Романович.
– Слушай, сегодня вторник. До выходных лучше дотерпеть. Я же не прошу тебя ничего отменять.
Наши графики не совпадали, расходясь по чужим координатам временного пространства.
– Кстати, раз уж я проснулся, может, ты сделаешь что-нибудь поесть?
– Сейчас почти четыре часа утра. Ты не можешь подождать завтрака?
– Хреновая из тебя жена.
– Жена устала и хочет спать.
Романович встал в очередных трусах юмористической раскраски и пошел на кухню. В голове рисовался гороскоп: сейчас он откроет холодильник и будет шуровать так, что что-нибудь вроде салями упадет на пол, проснется Пигги, дальше он пойдет в ванну...
Черт подери, не успела я додумать эту тривиальную мысль, как и правда – гороскоп начал сбываться. Знак зодиака: ночной козерожище.
– Вот ты стерва, – послышалось с кухни.
Естественно, во всем происходящем, включая ураган Катрина, и смене акцизных марок была виновата я. Ночной козел нашел свою козу отпущения.
– Вот скажи, после всех мучений, которые ты мне причинила, неужели тебе лень просто мне помочь? – Он был справедлив в своих словах.
Я пришла в расстегнутом лифчике и трусах откидывать Пигги от упавшего на него практически с неба дара в виде колбасы.
После практически утреннего мытья полов я наконец добралась до душа и погрузилась под сладострастный горячий дождь.
Пока не услышала нечто странным образом напоминающее Вторую мировую войну.
Вот никогда не могла понять, зачем вытягивать из-под стопки тарелок самую нижнюю, когда не управляешь скольжением стекла по стеклу.
– К счастью!
– Да, блин?
– Туда, блин!
– Вот иди и покупай себе билет ту Даблин! Посыл просьба воспринимать буквально.
В дверь позвонили.
– Доигрался! Сто пудов – милиция! Потому что по ночам нормальные люди спят!
– Опять нашкодила? – стебно ответил вопросом Романович, забираясь под одеяло. Покушал, блин.
У порога стояла несколько заспанная соседка.
– Все пылесосите? – спросила она.
– Да нет – посуду моем!
– Вот что, милочка, мойте ее утром и дайте остальным людям жить нормальной жизнью! Мы уже не в тех телах, чтобы присоединяться к вам бить посуду.
Можно было подвести итог супружеской жизни. Потери: сервиз, сон, свобода, отношения с соседями, репутация, пара сотен тысяч нервных клеток в минус. А плюсы... Забавно.
– Ты мой Женя Петросян, не хочешь ли ты встать и пойти убраться? – я смотрела на Романовича, который категорически отказывался признавать свои семьдесят пять процентов вины.
– Пока нет, моя Региночка.
Он искренне делал вид, что спит.
– У тебя совесть есть? – спросила я абсолютно серьезным тоном.
– У меня – да. Это у тебя крыша поехала – разбуянилась под утро, посуду бьет!
Человек, просравший целый день, будет говорить мне про траекторию движения моей крыши? Вот хам.
– Без секса неделю.
Это я погорячилась.
Романович разлегся на всей кровати в форме звездочки, не оставив мне места для сна.
– Спи на диване. Я обиделся.
– Ну и кто после всего этого из нас двух Алек?
Из «да» и «нет» он выбрал «не знаю». На что и требовалось нарваться.
19. Соединение невозможно. Вам отказано в обслуживании в семейной системе
Диван раскладывать не стала. Долго, и я не умею. Пигги решил сохранять нейтралитет и не поддержал ни один из флангов, избрав своим убежищем дальний коридор. Изредка он проводил когтями по паркету в буржуазном ожидании движения кого-то из нас. Мы не оправдали его ожиданий.
Оставалось спать несколько часов, собирать осколки и снова работать. Жизнь на странном конвейере под названием «бурная молодость». Молодость разрешает многое – сажать печень, не спать по несколько суток без мигреней, играть в ответственность. Один мой ободранный от вождения каблук стоял на стоп-линии. Второй зацепил жвачку переходного периода и прилип к хрустальному асфальту. Сладких снов, мои безвкусные и пресные мысли.
Я проснулась от пристального взгляда. Романович сидел на корточках и зачем-то тыкал шариковой ручкой мне в глаз. Теперь он, конечно, оправдывается, объясняя, что в нос. Что, видите ли, хотел проверить, как чутко я сплю.
– У тебя все дома? – озлобленно кричала я в его сторону.
– Вроде все: ты, я да Пигги!
– Ты совсем сдурел? Сколько времени?
– Два часа тридцать минут.
Мне все это снится. Все это кошмарный сон. Аутотренинг «Ни я, ни Романович не сумасшедшие»!
