Спасает же нас железнодорожница, пропотевшая истопница 16 лет от роду, веснушчатая блондинка, которая протащит нас между двумя составами и затолкнет в коровник. И пока нас будут искать вдоль состава, она захочет отдаться нам на сене, бормоча что-то непонятное. Ее юное тело цвета ржи вылезет из спецовки. Ей плевать на взволнованных коров и задыхающихся от волнения беглецов. Она хочет нас, а мы способны думать только о таможенниках, бессмысленно глядя на ее чудные золотистые груди, на ее молодость, на раздвинутые ноги, которые она предлагает двум длинноволосым братьям, прибывшим издалека и олицетворяющим свободу. А мычащий поезд продолжает катить вперед. Надо бы оставить навсегда эту прибившуюся к нам сестренку из Центральной Европы, научить ее называть нас по именам – Пьеро и Жан-Клод, французскому языку…
* * *
Мне вдруг становится невыносимо рассказывать все это. Устал я, надоело. Чувствую, мы приближаемся к концу. Куда мы поедем – неясно. Знаю, что вперед, возврата нет. А если и вернемся, то в самом жалком виде, похожими на побитых собак. Что касается девушки, коров и всего прочего, то я это придумал. Просто пришло в голову. Захотелось поболтать. А тут как раз мы прибыли в Бордо, и наш поезд долго втягивался в вокзал; в остальных купе зашевелились люди, по коридору начали таскать чемоданы. Вдруг – стоп! – и всю эту толпу выплескивает на перрон. Нам звать носильщика не нужно. Пусть себе ждут клиентов, заложив руки в карманы, олухи несчастные!
Два типа в габардиновых пальто преграждают нам дорогу.
– Ваши документы!
Это же Франция! А не что-то другое!
Они внимательно разглядывают наши удостоверения личности. Мне трудно устоять на месте. У нас был один шанс из тысячи выбраться из этой передряги. Лишь бы Пьеро не сдурил и не бросился наутек.
Я впервые имел дело с фараонами, которые не догадывались, что у меня в кармане пистолет. Они тоже вооружены, в этом я не сомневался. Но их пушки удобно лежат в кобуре под левой подмышкой. Мой же весит буквально целую тонну. На эту выпуклость, казалось, просто нельзя не обратить внимания.
Пассажиры, естественно, останавливаются, чтобы поглядеть на нас. Они испытывают наслаждение при виде двух длинноволосых подонков, к которым привязались полицейские. Для них это зрелище, себя они чувствуют под защитой и радуются, что не зря платят налоги. Они даже готовы пойти и на другие расходы.
Просто здорово, что наши инспектора не интересуются новостями. Они возвращают нам наши документы, и мы удаляемся под неодобрительные возгласы толпы. Люди расступаются на нашем пути, бабешки прижимают к юбкам своих детей, словно мы можем их чем-то заразить.
* * *
Город начинается сразу за вокзалом.
Куда идти? Чем туманнее ответ, тем четче вырисовывается эта извечная проблема.
Мы потихонечку брели по улицам, а тут, как полагается, начало смеркаться.
У Пьеро от этой прогулки заболели яйца. Без кровинки в лице он прислонился к дереву. Ему наплевать на красоты Бордо.
– Давай стибрим машину, – говорит.
– Забудь.
– Тогда что?
– Не знаю.
Мы легли в дрейф. А все, кто дрейфует, неизменно следуют одним курсом – на место свидания с людьми, которым это свидание никто не назначал. Влекомые неизвестной силой, все они встречаются в конкретном месте, где им очень хорошо. В каждом уважающем себя городе есть такое место, где собираются подонки, шлюхи, педерасты, грязнули. Они скапливаются там, словно на решетке сточной канавы. Если вы замызганный бездельник, круглый сирота, да еще разыскиваемый полицией, вам лучше понадеяться на везение, и тогда, даже не крадясь вдоль стен и не имея плана города, все равно найдете дорогу. Вы как раз придете на место, когда утомитесь или вам станет на все наплевать. Тут уж раскрывайте шире глаза – вы прибыли куда надо. И скоро убедитесь, что здесь куда симпатичнее, чем в так называемых элегантных уголках города, при условии, что не очень капризны по части обоняния.
* * *
В Бордо таким местом был порт. Сами не знаем как, по мы попадаем именно туда. Возможно, по запаху. Или следуя за девахой, крутившей грандиозным задом, который нас буквально заворожил. Подобные задницы нам прежде никогда не попадались, мы не могли глаз оторвать. Таких теперь не делают. Невольно вспоминались далекие времена… Под фонарем невысокого дома деваха исчезла. Тут только мы заметили, что вокруг нас целый лес кранов и бесконечный ряд судов. Вид был отменный. И тем не менее, едва рассвело, я понял, что пора давать дёру из порта Бордо, из всех портов мира! Я был рад, что ночь кончилась и что можно смыться. Подходящая была ночка для таких ублюдков, как мы. Я ее навсегда запомню. Такой бесконечной она нам показалась. Ведь я не спускал глаз с Пьеро, опасаясь, что он может что-нибудь натворить.
Вначале он думал только об одном – как бы поспать. В гостиницах, одна другой хуже, не было недостатка. Он хотел получить койку, чтобы отдохнуть. Ему надоело шастать в тумане. «У меня болит бедро», – бубнил он без конца. Про себя я отвечал ему так: «Плевать я хотел на твое бедро!» – но вслух говорил иначе: «Отдохни маленько! Никто тебя не гонит!» Сидеть ему было холодно. «Хочу койку! – орал он. – У нас достаточно денег, чтобы заплатить!» Ну совсем свихнулся. Я в ярости пожимал плечами. «Разве не ясно, – говорю, – что владельцы гостиниц – стукачи? А если на другой день кто из них увидит в газете наши рожи? Клиентов из седьмого номера? Что он сделает? Кому позвонит? Не забывай, мы в розыске!»
С подобной мыслью, надо признать, свыкаешься не сразу. К двадцати годам у нас уже было прошлое: «кража, нападение, опасные личности, быть осторожными – вооружены». К такому непросто привыкнуть. Пьеро не мог понять, что мы теперь обречены на постоянные переезды. Приходилось думать за двоих.
– Ты начинаешь действовать мне на нервы, – отвечаю ему. – Я тоже хочу спать!
* * *
Просыпаемся, выпив черный кофе в теплом баре для шлюх. Обстановка приятная. Как и следовало ожидать, это слегка нас взбодрило. Пьеро почувствовал себя настолько хорошо, что вздумал отправиться как клиент в номер наверх. У лестничных перил сидит девица, поглядывающая на него глазами спаниеля. Она бы обслужила его и даром. Со своими кудрями он смахивает на ангела, и это действует безотказно. Вид у девчонки взволнованный. Да к тому же хорошенькая. Молоденькая, как Пьеро. Явно еще неотесанная дебютантка. Мини-юбка и худые ноги в черных чулках выдавали в ней начинающую.
– Дай десять косых, – просит Пьеро. – Я схожу наверх.
На девицу ему наплевать. Главное – получить ответ: поднимется ли его хобот?
Сижу обстоятельно на стуле и сохраняю спокойствие.
– Мысль недурна, – отвечаю. – Продемонстрируй ей свою перевязку и зашитое яйцо. Получишь свидетеля первого сорта.
Чувствую, как его рука лезет мне в карман и сжимает рукоятку пистолета.
– Дай десять косых и заткнись!
Мне совсем не нравится, как он шепчет мне на ухо. Тон его полон решимости.
– Ладно. Бери!
Отдаю ему под столом купюру. Тогда он вынимает руку из моего кармана.
– Спасибо, старина…
Девушка улыбается ему…
– Не уходи. Я ненадолго.
Он опирается на стол, чтобы подняться. Я удерживаю его.
– Минуту… Возьми-ка еще и это…
Я отдаю все остальные деньги, бумажки и монеты, все до последнего сантима. Ничего не понимая, он засовывает их в куртку. Вид у него огорошенный.
– Почему ты отдаешь все это?
Вытаскиваю пушку и бросаю ему на колени.
– Ты хотел ее взять? Бери! Для комплекта. Но теперь ты остаешься один. Без меня.
И ухожу из бара.
* * *
Это был жалкий блеф, мелкая игра. Корю себя, выходя на улицу. Теперь я один, как столб в поле. Если бы у Пьеро было несколько монет, он бы повеселился, разыгрывая перед девчонкой бывалого бандита. Но теперь? Хорош же я был! Не успев поднять воротник, я уже чувствовал, как холод проник в меня. Стоя на набережной и не спуская глаз с двери в бар, я ждал, засунув руки в карманы… А если у Пьеро все потихоньку получится? Представляю, как он будет радоваться, убедившись, что его штука встала. В то время как я морозил свою в порту. «Если он не появится через пять минут, – говорил я себе, – я отправлюсь к ним и мы закончим ночь втроем, друг на друге, пока не объявятся фараоны, чтобы нас сцапать».
Но вот дверь бара открывается. И я вижу его кудрявую голову.
– Жан-Клод!
Ну чего орет этот мудила? Хочет привлечь внимание? Издалека подаю ему знак заткнуться. И он тотчас припускается бежать, а меня разбирает смех, когда я вижу, как он прихрамывает. Я догоняю его и показываю, что такое бег спринтера. Тот с проклятиями старается меня догнать. Шлюха около бистро с удивлением наблюдает за нами. Уверен, она была бы не прочь присоединиться к нам… Но мы не стали ее дожидаться, ибо услышали сирену полицейской машины, такую, как в кино. Разве, услышав ее в кинозале, кому-то придет в голову, что это однажды будет касаться и его? А тем временем сирена приближалась. Я схватил Пьеро за руку и столкнул на темный причал.
