— Сереж, расскажи, как ты один раз оказался в квартире девушки, у которой неожиданно из командировки муж вернулся, — просит Настя, обращаясь к администратору, как будто прочитав мои мысли. — Представляешь, Леш, ему пришлось притвориться телефонным мастером…
Вначале первого ресторан закрывают. На улице у входа пара старушек-дачниц торгует трогательными синими букетиками лобелий и голубых маргариток. Покупаю Ире и Насте по букетику.
— Холодно, — замечает Настя. Она в короткой маечке и дрожит. С запозданием соображаю — надо было взять из дома джинсовую куртку или свитер. Улыбаюсь, вспомнив цитату из фильма, что смотрел накануне: «Тебе о женщинах надо знать только одно — у них всегда не та температура. Так уж они устроены — большую часть времени они либо слишком холодные, либо слишком горячие. В основном, слишком холодные. Всегда носи с собой свитер или куртку, на случай, если у них забарахлит термостат.
— А еще что надо о них знать?
— Это все. Если у тебя есть, чем их укрыть, больше о женщинах знать ничего не надо».[3]
— В ночном клубе согреемся, — смеется Ира. — Завтра же выходной, не забыли? С какого клуба начнем?
Обнимаю Настю.
— Что ты делаешь? — спрашивает удивленно.
— Пытаюсь тебя согреть.
Не знает, куда деть руки. Обнимаю себя ее руками и думаю: «Как часто приходится вот так — класть чьи-то руки себе на плечи. Возможно, надо лишь подождать, и тебя и так обнимут. А вдруг нет? И торопишься, вечно торопишься, пока снова не остался один…»
— Так, ты едешь с нами, Леш? — спрашивает Ира.
— Нет.
— Почему?
— Не хочется в толпу.
— Там и не будет толпы, — шепчет Настя. — А если будет, мы тебя спасем.
Она говорит «мы», но мне хочется, чтобы она сказала «я». В темноте, в чужом городе, посредине холодной пустой улицы, после нескольких рюмок водки, ее глаза меня гипнотизируют.
— Хочешь, поехали со мной? — предлагаю вполголоса, чувствуя каждой клеткой теплоту ее хрупкой фигурки. Знаю, что тороплюсь, бегу впереди паровоза… Знаю, что короткого пути к счастью не бывает. И вообще коротких путей нет! Все короткие пути — это самообман, бесконечные удушливые пробки! Но не торопиться и не пытаться срезать углы у меня уже не получается…
Немного отстраняется, заглядывает в глаза:
— Ты сейчас шутишь?
— Разве я похож на человека, который может этим шутить?
— Похож…
Вспоминаю, как пару дней назад во время репетиции «бандит» с татуированными до плеч руками бил Глазкова по голове рукояткой пистолета и не рассчитал. Паша едва устоял на ногах, согнулся в три погибели, обеими руками схватился за голову. Мы бросились к нему. Сквозь волосы на макушке сочилась кровь, текла по пальцам, капала в траву… Рану тут же залили перекисью водорода, вызвали скорую, отправили Пашу в больницу. Оттуда вскоре позвонили — рана не глубокая, сотрясения и перелома нет. Хирург поставил скобку, сделал укол. Пашу отвезли домой отдыхать, а сцену досняли с дублером… В тот день я старался не думать о Пашиной травме, но не думать не мог. Может, в веселых «мыльных» сериалах и фильмах про любовь все по-другому, а в странных кровавых историях, где обычно снимаюсь я, какое-то постоянное жертвоприношение. Никогда не знаешь, чем закончится очередной съемочный день, щедрый на драки и убийства. Эта вымышленная реальность лезет в мою жизнь, я принимаю ее правила игры и начинаю торопиться… Нет, я пока не собираюсь писать завещание и все такое… Но там, где можно сэкономить время и срезать угол, я пытаюсь срезать… То, что по-хорошему стоило бы отложить до завтра, я стараюсь получить сегодня! На всякий случай я тороплюсь…
Выходной. До последнего прячусь в сон, поэтому встаю в двенадцать. Звоню по Скайпу Юле Гулько. Она голая и заспанная.
— Чего так рано звонишь? — спрашивает.
— Думал, я последний, кто сегодня еще только поднимается навстречу новому дню, — говорю с улыбкой. — Просто хотел увидеть тебя, услышать твой голос.
— Ты такой смешной, — смеется. — Я имею в виду твое изображение у меня на экране.
— А что с ним не так?
— Голова огромная, а тело маленькое.
— Забыл тебя предупредить — я теперь такой. Приходится учить слишком много текста — голова не выдерживает, раздувается, как резиновый шарик…
Беру компьютер в руки, хожу по квартире, верчу веб-камеру туда-сюда, показываю ей, что и как.
— Приезжай, — предлагаю снова. — Почему ты до сих пор не приехала?
— У меня сейчас не очень со средствами, — отвечает.
Можно подумать, я предлагаю ей приехать за свой счет!
— Это не проблема, — говорю, смеясь.
Вдруг на экране по заднему плану проскакивает изящная голая девушка. Не успеваю толком ее разглядеть.
— Девчонку верни, — прошу шутливо.
— Дусь, он просит, чтобы ты вернулась, — кричит Юля в комнату, повернувшись ко мне затылком.
Что отвечает Дуся, не слышу. Видимо, что-то смешное — Юля хохочет, звенит в горле невидимым серебряным бубенчиком.
— Ладно, нам пора, — спохватывается. — Я побежала в душ и собираться. Мы торопимся загород, кататься на Феррари. Ты не пропадай там, герой! Как приедешь в Москву — звони, я с тобой встречусь. Она говорит — «я с тобой встречусь», а не «мы встретимся», как сказал бы на ее месте я. Может, я конечно, ошибаюсь, но, по-моему, подтекст тут такой: «У меня все расписано, дорогой, я девушка нарасхват, но, так и быть, найду для тебя окошечко…» Вдруг понимаю — она так себя и вела со мной на протяжении всего нашего двухмесячного знакомства — «находила окошечки». И не мы встречались, а она со мной встречалась…
Вызываю такси, еду на водохранилище. Всю дорогу думаю о Юле. Есть девушки, что как будто окружены невидимой стеной. Вы общаетесь, иногда даже очень близко, но ты не можешь пробиться сквозь этот прозрачный железобетон, чтобы стать еще ближе и увидеть дальше. Это не дает покоя. На самом деле ее стена защищает друг от друга вас обоих. Но, снова и снова упираясь лбом в невидимую преграду, бесишься и строишь коварные планы, как ее взорвать…
Когда машина выскакивает на набережную водохранилища, забываю о Юле. Свинцовая вода успокаивает, как кастрированная кошка, пригревшаяся на груди. С виду вода обжигающе холодна, но я бы все равно искупался, если бы не болело горло.
В субботу, в ветреный день в яхт-клубе многолюдно. Большинство контейнеров открыто. Там чинят паруса, перекладывают доски виндсерфингов, что-то мастерят, наводят уборку, накрывают на стол к обеду, жарят на мангале шашлыки… У одного из контейнеров двое мужчин подклеивают надутое крыло кайта.
— Вы что хотите? — заметив, что я наблюдаю, подозрительно спрашивает старший.
Объясняю, зачем приехал. Он меняется в лице, подходит, протягивает руку.
— Я Толик, инструктор по кайтингу, а это Серега — тоже инструктор. Катарина говорила, что вы подъедете. Я ждал вас еще в прошлые выходные.
Его жизнерадостный и подчеркнуто миролюбивый тон не вяжется с тонкими злыми губами и с ледяным потухшим взглядом. Всего один раз я встречал в лице человека такой ярко выраженный контраст. Было это сто лет назад, под Магаданом, в легендарном остроге, называемом в народе «Белый лебедь». Я тогда еще работал корреспондентом гремевшего на всю страну литературно-публицистического еженедельника и оказался в «Белом лебеде», чтобы взять интервью у надзирателя — ветерана, 25 лет надзиравшего за пожизненными и приговоренными к расстрелу заключенными.
— А сама Катарина где? — спрашиваю, стараясь не смотреть Толику в глаза.
— Улетела на море с женихом…
«Вот, значит, как… — думаю. — Хорошо! Я не причинил ей вреда, напрасно я боялся…» И все же мне немного грустно.
Медленно идем вдоль берега.
— Спот не очень подходит для начала обучения кайтингу, — объясняет Толик. — Для начинающего нужно мелководье, широкий пляж и отсутствие деревьев, кустарника и больших камней… А у нас, сами видите, какой берег! Неделя тренировок на море, в Хургаде или Крыму, как тут полгода…
«Да, на море… — думаю, глядя на свинцовую мутную воду водохранилища. — Хотел бы я однажды переехать жить на море. И чтобы синий горизонт, видимый сквозь огромные — во всю стену — окна, был частью этой новой счастливой жизни. И чтобы на причале покачивалась яхта. И чтобы в синем звонком мареве кричали чайки, болтаясь на ветру, как на ниточках. И чтобы хорошая девушка страстно шептала по ночам мое имя, а днем нежилась на солнце в шезлонге у воды…»
— Если захотите здесь тренироваться, готовьтесь, что будет уносить к городскому пляжу… — бубнит тем временем Толик и делает широкий жест рукой в сторону правого берега, где за рубкой, за серой полосой воды дрожат и расплываются грибки и раздевалки. — Назад только пешком. Я сам тут столько находил пешком в свое время. На начальном этапе освоения кайтинга самое сложное — научиться возвращаться…
