Закончив иерихонскую розу для Линдберга, Алиса и Джек отправились вместе с ним к Доку Форесту. Жил он в самой обыкновенной квартире, а вот трафареты, которыми были заклеены все стены в его доме, были самые что ни на есть необыкновенные. Алиса не скрывала своего восхищения и Доком, и его работой. Сам Док был небольшого роста, крепко сложенный, с длинными руками, аккуратно подстриженной бородкой и большими бакенбардами, светловолосый, с блестящими, часто моргающими глазами; в самом деле, когда-то он плавал матросом, а свою первую татуировку сделал у Тату-Петера в Амстердаме.
Док с сожалением сказал, что не может нанять Алису себе в помощницы — он бы и рад, но ему самому приходится туго с поиском клиентов, он даже подыскивает какого-нибудь мецената, который помог бы ему открыть салон.
Что же до Партитурщика — разумеется, Уильям Бернс откопал в Стокгольме Дока, — тот истребовал для себя то ли арию кварту, то ли токкату Пахельбеля; так сказала Джеку мама. Был какой-то шведский фильм, и там звучала эта музыка, поэтому ее знали все. "А может, это был вовсе и Моцарт", — добавила Алиса. Джек не понял, о чем речь — о нотах на коже у папы или о фильме. Но в тот момент внимание Джека почти целиком сосредоточилось на змеях — им была посвящена целая стена у Дока, там ползали змеи, морские чудовища и прочие ужасные твари.
— Надо полагать, вы понятия не имеете, куда мог деваться Уильям, — сказала Алиса Доку. Кажется, ей надоело жить в "Гранд-отеле", а может быть, его директору надоело, что Алиса там живет.
— Думаю, он в Осло, — сказал Док.
— В Осло! — воскликнула Алиса. В ее голосе звучало отчаяние, более глубокое, чем прежде. — Там же нет ни одного татуировщика.
— Может, и есть, только, наверное, они работают дома, как я, — сказал Док.
— В Осло, — повторила мама, на этот раз потише. Как и Стокгольм, Осло не значился в их маршруте.
— Но там есть орган, — продолжил Док, — старинный орган. Так он мне сказал.
Ну еще бы, конечно же в Осло есть орган! А если там есть хоть один тату-мастер, пусть даже он работает подпольно, в собственной квартире, можно ставить любую сумму денег на то, что Уильям его найдет.
— А он не сказал, в какой церкви этот орган? — спросила Алиса.
— Нет, он только сказал, что у этого органа сто два регистра, — отозвался Док.
— Ну, тогда мы его в два счета найдем, — сказала Алиса таким тоном, словно мыслила вслух, а не обращалась к Джеку или Доку.
Кажется, особенно часто на стене с трафаретами встречается мотив, где змеи обвивают мечи, заметил про себя Джек.
— Рекомендую остановиться в отеле "Бристоль", — донесся голос Торстена Линдберга. — Да, там меньше клиентов, чем в "Гранд-отеле", но хотя бы не будет проблем с директором.
Много лет спустя Джек задумается, что именно имел в виду Линдберг под "проблемами с директором". Алиса же Торстену не ответила, а просто сказала спасибо — ну и Доку Форесту, разумеется.
Док взял Джека на руки и прошептал:
— Возвращайся, когда вырастешь. Может быть, захочешь сделать у меня татуировку.
Джеку нравилось жить в "Гранд-отеле", просыпаться каждое утро под рев корабельных гудков — так суда на озере приветствовали друг друга. Ему нравилось кататься по льду озера с Агнетой Нильсон, здоровенной госпожой Линдберг. Если бы не зимняя тьма, он был бы рад и дальше оставаться в Стокгольме, но им с мамой пришла пора двигаться дальше.
Поездом они добрались до Гётеборга, а оттуда паромом в Осло. Путешествие должно было бы запомниться Джеку надолго, такие красивые в тех местах пейзажи, — но в памяти у него осталась лишь темнота и холод. Все-таки они были далеко на севере и до сих пор стоял январь.
У мамы с Джеком было много багажа — татуировочная машина и прочее оборудование занимают немало места. Поэтому, где бы они ни появлялись, всем сразу делалось ясно, что эти двое тут надолго. Такого мнения был и администратор в вестибюле "Бристоля".
— Лучшие номера нам не нужны, — сказала ему Алиса, — но найдите нам что-нибудь приличное, каморки тоже не подойдут.
Метрдотель был не дурак и заметил, что с багажом гостям понадобится помощь; он звякнул в колокольчик и вызвал носильщика. Тот пожал Джеку руку — слишком сильно, у мальчишки заболели пальцы. Джек впервые видел перед собой норвежца.
Вестибюль "Бристоля" был меньше, чем в "Гранд-отеле". Джек надеялся, что ему не придется привыкать жить тут. И плевать, что орган тут старинный; да пусть бы в нем хоть двести два регистра!
На данный момент Джек и мама уже были обязаны трем татуировщикам, двум органистам, одному маленькому солдату и одному бухгалтеру. Интересно, кто им будет помогать тут, думал Джек, идя вслед за носильщиком по темному коридору, устланному коврами.
Их номер оказался маленьким и душным. Когда они добрели до отеля, уже стемнело — да в это время года в Осло почти все время темно, — так что из окон было видно лишь соседнее здание; сквозь плотно задернутые шторы из окон пробивался тусклый свет, и Алиса воображала, какую скучную, бессловесную жизнь ведут жители этих квартир — совсем не такую, какую, думала она когда-то, они будут вести с Уильямом.
Последний раз они ели, уезжая утром из "Гранд-отеля". Носильщик сказал, что ресторан при гостинице все еще открыт, но им стоит поторопиться. Мама предупредила Джека, что в ресторане все дорого, так что заказывать им придется по минимуму.
Джек проигнорировал рекомендации носильщика, который посоветовал "морошку и язык оленя".
— Джек, возьми лучше лосося, — сказала мама, когда носильщик ушел, — и поделишься со мной.
Тут мальчик заплакал — не потому, что у него все еще болели пальцы от неудачного рукопожатия, и не потому, что он был голоден, и не потому, что ему опостылели отели. И даже не потому, что ему надоела эта зимняя тьма, столь типичная для Скандинавии, — полное отсутствие света, которое, наверное, не одного шведа или норвежца заставило бы утопиться во фьорде, если бы они все не позамерзали. Нет, дело было не в самом их путешествии или его условиях — дело было в причине, по которой они в него отправились.
— Мне плевать, найдем мы его или нет! — рыдал Джек. — Я хочу, чтобы мы его не нашли!
— Если мы его найдем, ты передумаешь; это будет большое событие, — сказала мама.
Но если папа был в ответе за них с мамой и бросил их, разве это не значило, что папе на них плевать? Разве это не значило, что Уильям отказался и от Алисы, и от Джека и что, найди они его сейчас, он может их снова отвергнуть? Конечно, четырехлетний мальчик не смог бы облечь эту мысль в слова — и однако же именно она сейчас беспокоила его, именно из-за нее он плакал.
Мама сказала, что они не смогут пойти ужинать, если Джек не перестанет плакать, и тот умолк.
— Порцию лосося, два прибора, пожалуйста, — сказала Алиса официанту.
— И никакой морошки, и оленьего языка нам тоже не надо, — сказал Джек.
Ресторан был практически пуст. Посередине зала молча сидела пожилая пара, судя по их виду, татуировки им не требовались. В углу сидел одинокий мужчина, на лице его отражалось глубочайшее отчаяние, такому впору топиться в тех самых замерзших фьордах.
— Его не спасет даже татуировка, — сказала Алиса.
Тут в зал зашла молодая пара. В тот миг Джек впервые увидел, как его мать реагирует на влюбленных; Алиса, это было ясно, прыгнула бы во фьорд незамедлительно, будь он перед ней сейчас.
Мужчина был стройный, атлетического телосложения, с волосами до плеч — вылитая рок-звезда, только одет элегантнее, — а женщина, его жена или подруга, шла с ним в обнимку и глаз от него не могла оторвать. Высокая, худощавая, юная, с восхитительной улыбкой и восхитительной грудью — да, даже в четыре года Джек умел обращать внимание на женскую грудь. Непонятно, были это постояльцы или просто жители Осло; ни одна парочка из тех, что заходили к Татуоле, не выглядела моднее. Может, у них уже есть татуировки.
— Мам, спроси их, — сказал Джек, но Алиса не в силах была на них смотреть.
— Нет, их я не могу спросить, — ответила она.
Джек не понимал, что с ней. Ведь это же влюбленные, а любовь — это как откровение, как первая татуировка, разве нет? Джек помнил, как Оле и мама говорили о событиях в жизни человека, которые заставляют его делать татуировки, — откровения были в их числе. Ясно, у этих двоих как раз такой момент в жизни. А если они живут в отеле, может быть, они уже занимались любовью этим вечером — впрочем, откуда Джеку знать. Скорее всего, они просто не могут дождаться, когда закончится ужин, чтобы пойти к себе и заняться любовью снова!
Даже появление официанта не могло заставить молодую пару разомкнуть объятия. Когда тот принял заказ и ушел, Джек толкнул маму и сказал:
— Хочешь, я пойду и спрошу их? Я знаю, как надо.
— Нет, пожалуйста, сиди смирно, ешь лосося, — ответила мама шепотом.
