Это цитата из одной нидерландской книги, имеющей большое значение для нидерландской литературы. Книга лежала на столе в столовой лагеря беженцев, где Миранда писала дипломную работу.
Миранда проходила там стажировку. Изучала иммигрантскую проблематику. Несколько раз она беседовала со мной на эту тему.
— Присаживайся, — предложила она.
Я взял книгу и пролистал ее:
— Хорошая книга?
— Очень хорошая, написана прекрасным языком, собственно говоря, романтическим.
Я не мог ее прочесть, но запомнил название и имя писателя: «Маленький Иоханнес» Фредерика ван Эдена.
Именно эту книгу я взял в районной библиотеке. К сожалению, она все еще была слишком сложна для меня.
Я отставал от нидерландских писателей моего возраста на тридцать три года. Я должен был писать, не боясь ошибок. Именно благодаря этим сотням, тысячам ошибок мне предстояло выучить язык.
Пока что мне не обязательно было понимать Фредерика ван Эдена, мне нужно было выучить слова, которые он использовал, и придумать, где будет разворачиваться действие моей первой истории на нидерландском языке.
Вот она, читатель.
Один нидерландский бизнесмен открыл магазин в большом складе старой фермы, где раньше хранился урожай картошки.
Ферма располагалась на дороге, по которой на велосипедах или пешком беженцы небольшими группами ежедневно отправлялись в город.
Бизнесмен продавал подержанные вещи: кровати, шкафы, лампы, велосипеды, пылесосы, стиральные машины, вилки, ножи, стулья, радиоприемники, телевизоры и прочую домашнюю утварь.
Это были предметы, которые четверть века назад были очень современными, но теперь вызывали у владельцев желание от них избавиться.
Большинство беженцев были из тех стран, где шла война, таких как Афганистан, Ирак, Сербия, Хорватия и Эфиопия, и они с удовольствием копались в его магазине. Для них вся эта утварь была довольно модной.
Семьи, ожидавшие вида на жительство, откладывали деньги, которые они получали на карманные расходы, одалживали у других беженцев, залезали в свои кубышки, где хранились средства на черный день, и покупали вещи для дома своей мечты. Зачастую им приходилось долго ждать получения жилья, и торговец придумал решение. Тот, кто совершал крупную покупку, временно мог оставить ее в кладовой, где раньше хранился урожай лука. Так хитроумный коммерсант зарабатывал золотые горы на иностранцах.
Одной из его постоянных клиенток была маленькая, одинокая сомалийка. После трех лет, проведенных в лагере, она получила квартирку в городе, на пятом этаже в старом многоквартирном доме.
Вместе с несколькими мужчинами из лагеря мы решили помочь ей с переездом.
Мы носили ее мебель, зеркала и стулья наверх. С кроватью справиться не получалось. Она застряла на четвертом этаже между перилами и стеной.
Это была двуспальная кровать для двух высоких голландцев. В ней могли спокойно уместиться четыре афганца, иракца, сомалийца или эфиопа. Кровать была оснащена радиоприемником «Philips» с четырьмя колонками по бокам. Кроме того, у нее имелся рычаг, за который можно было поднимать и опускать матрас во время просмотра телевизора.
Необычные звуки на лестнице привлекли внимание голландских соседей. Они любовались кроватью. Один из них прибежал к нам на помощь с ящиком инструментов. Он разобрал кровать, и мы занесли ее по частям наверх. К сожалению, все усилия были потрачены впустую, потому что спальня сомалийки была слишком мала для этой кровати. Пришлось собрать кровать в гостиной. Мы поставили ее у окна, будто кушетку в сомалийском саду. Мы все присели на нее в ожидании чая, который нам предложила хозяйка. Хитроумный приемник, к сожалению, оказался сломан, поэтому нам пришлось ждать без музыки.
— Откуда у тебя этот антиквариат? — спросил голландский сосед.
— Это не антиквариат, я заплатила за нее семьсот гульденов, — ответила сомалийка.
— Семьсот гульденов за это? Тебе лучше было отправиться в «ИКЕА». За сто пятьдесят гульденов ты бы купила подходящую кровать и радиоприемник в придачу.
Голландский сосед хотел как лучше, но он не понимал: та кровать, на которой он сидел, была той самой кроватью, на которой сомалийка на протяжении долгих лет спала в своих мечтах.
Я написал рассказ, полный ошибок, на тему взаимоотношений иммигрантов с голландцами.
На следующий день я пригласил Миранду к себе домой. День выдался неожиданно солнечным. Я поставил ей стул в саду и в качестве угощения предложил свежие финики с чаем.
— Как славно, — сказала Миранда, пока она, попивая чай и надкусив финик, нежилась с закрытыми глазами на солнце.
Я точно не понял, что ей понравилось: солнце, чай или финики.
Она подобрала подол юбки, оголив ноги чуть выше колен, пока я читал ей вслух свой текст.
Она слушала и исправляла меня: слово за словом, предложение за предложением.
К концу дня ее ноги немного покраснели от солнца. Она открыла глаза и сказала:
— Ты написал интересную статью, да к тому же еще и на голландском языке.
Обнадеженный ее комментарием, я сел вечером на велосипед и отправился в городскую газету. На третьем этаже, где находилась редакция, горел свет.
Как я мог объяснить на своем ломаном нидерландском всем этим охранникам, секретарям и стажерам, зачем мне нужно в редакцию?
Тогда я поднял с земли камешек и бросил его в окно. Реакции не последовало. Я бросил еще один. Какой-то мужчина обернулся, но тут же возвратился к работе. После третьего камешка он все же посмотрел на улицу. Я помахал своим текстом. Он открыл окно.
— Что случилось? — прокричал мужчина.
— У меня есть текст.
— Что ты сказал?
— Рассказ, — крикнул я.
Он дал мне жестом понять, что сейчас выйдет.
В свете уличного фонаря он прочитал мою историю.
— Я подумаю, что с этим делать, — сказал он и записал мое имя и адрес.
На следующий день мое произведение было напечатано в газете.
Мой первый рассказ на нидерландском языке был опубликован.
Под моим собственным именем.
15. «Busselinck & Waterman»
Здесь на нашей улице, на канале Лаурирграхт, стоит большое здание: это кофейная компания «Busselinck & Waterman». Она уже на протяжении четырехсот лет торгует кофе, и, хотя я не представляю угрозы для этой фирмы, она отравляет мне жизнь.
На кофейной бирже сотрудники «Busselinck & Waterman» ведут себя почти грубо. Они делают вид, будто я не существую.
Один из них был одержим восточными женщинами. Каждый раз при нашей встрече он отпускал безвкусные шуточки.
«А душ мусульманки в чадре принимают?»
«Милые дамочки с одеялом на голове».
«Везунчик. Тебя сейчас дома на столе еда ждет, а мне все время приходится надевать передник и готовить для жены».
Несмотря на то что в ответ я всегда лишь вяло улыбался, он все продолжал шутить. До прошлой недели. Это был последний раз, когда он попытался «схохмить».
На бирже он вошел в лифт, в котором уже находился я.
— Ты, должно быть, уезжал?
— Да, в Германию, — ответил я.
— Когда твоя жена стоит за прилавком, выручка увеличивается. Кофе, который она продает, вкуснее, — сказал он с ухмылкой.
Возможно, он сказал это без злого умысла, но для меня это стало последней каплей. Кровь прилила к моему лицу. Я потерял самообладание и, подбоченившись одной рукой, и угрожающе выставив вверх указательный палец другой, прокричал:
— Саул, Саул, Саул, я грущу, как Давид я сбегу, но дворянином стану, но тебе не прощу, что ты, тиран, мне дал беду, беду, беду, беду!
Он не знал, как быстрее ему выбраться из лифта.
В общем-то, не произошло ничего особенного, я всего лишь, слегка изменив и переставив слова, продекламировал отрывок «Вильхельмуса» — гимна Нидерландов, — тот куплет, в котором Вильгельм Оранский, находившийся в изгнании, сетовал на судьбу:
Как Давид <…> спасся
От Саула-тирана:
Так и я от Саула сбежал
И дворяне со мною:
Но Бог, но Бог
От беды избавить смог
И Царство <…>
В Израиле пребольшое.
По нидерландским меркам я, пожалуй, успешный коммерсант, иначе ни один банк не дал бы мне кредит, благодаря которому я смог приобрести это маленькое здание. И все-таки с самого начала я знал, что в качестве поставщика кофе я не нужен Нидерландам. Это всего лишь промежуточный шаг.
Компания по продаже кофе «Busselinck & Waterman» недавно устроила большой праздник по случаю четырехсотлетнего юбилея со дня основания. Были приглашены все амстердамские поставщики кофе, кроме меня.
Я видел, как мои расфуфыренные конкуренты вместе со своими супругами идут на праздник. Я разинул рот от удивления, когда мимо моего магазина прошла королева. На ней была потрясающая оранжевая шляпа, она бросила беглый взгляд на витрину моего магазина и проследовала дальше, в сторону «Busselinck & Waterman».
