— Ради Эмброуза.
— Да, ради Эмброуза. И ты не должен следовать за мной.
— Мне трудно будет тебя забыть.
— Не беспокойся, Патрик. Люди взаимозаменяемы. Одни приходят на смену другим.
Интересно, не захотелось ли ему поначалу украсть ее не потому, что она была Кларой, а потому что она принадлежала врагу? Но теперь важна была она сама. Дочь мастера со швейной фабрики Уиллера, которая вселилась в него, как дух, подчинив себе его внутреннюю природу. Она была любовницей Эмброуза Смолла, была вовлечена в неторопливый, осмотрительный круг богатых. И вероятно, выучила хитрые правила, которые усваиваешь вместе с их дарами.
Она расхохоталась, волосы у нее на висках еще не высохли после близости. Внезапно он почувствовал, что тоже покрылся влагой. Обнимая ее, он все еще не понимал, кто она такая.
После полуночи Клара подходит сзади к своей подруге Элис, снимает шаль с ее плеч и повязывает себе на голову. Патрик пристально смотрит на Клару — на ее фигуру, блики света на ее лице, короткие волосы. Следуй за мной, могла бы она сказать, и он превратился бы в одну из Гадаринских свиней.[3]
— Я не рассказывала тебе, — Клара смеется, — как я помогала отцу брить собак? Это чистая правда. Мой отец любил охотиться. У него было четыре гончих, имен у них не было — они так часто исчезали, что мы употребляли номера. Летом охотники воруют друг у друга собак, и мой отец всегда опасался кражи. Тогда мы поехали к самому плохому парикмахеру в Парисе и попросили его остричь собак. Его всегда это очень оскорбляло, хотя других дел у него почти не было.
Я сидела в парикмахерском кресле и держала на коленях собаку, пока ее стригли, а потом мы отправились домой с голыми собаками. Дома мой отец взял безопасную бритву и чисто выбрил им грудную клетку. Потом мы помыли их из шланга и оставили сохнуть на солнце. После ланча отец аккуратно написал тремя разными цветами на их боках «ДИККЕНС 1», «ДИККЕНС 2» и «ДИККЕНС 3». Мне было позволено написать имя последней собаки. Нам пришлось держать их, пока краска не высохнет как следует. Я написала «ДИККЕНС 4».
Это было мое любимое время. Весь день мы говорили о том, в чем я ничего не смыслила. О растениях, вкусе вина. Отец ясно объяснил мне, откуда берутся дети. Я думала, надо взять арбузное семечко, положить между двумя кусочками хлеба и щедро запить водой. Я думала, мои родители так и общаются между собой, когда остаются одни. Мы разговаривали и с собаками, которых, кажется, смущало, что они стали такими тощими и голыми. Порой мне казалось, что у меня просто четверо детей. Чудесные времена. Потом отец умер от удара, когда мне было шестнадцать. Пропади все пропадом.
— Да, — произносит Патрик, — мой отец тоже… Мой отец был волшебником. Бревна у него вылетали прямо из воды.
— И что с ним случилось?
— Он погиб, устанавливая заряды в шахте, где добывали полевой шпат. Компания хотела проникнуть слишком глубоко, и над ним обрушилась порода. Не из-за взрыва.
Просто его завалило. Он погребен в полевом шпате. Я даже толком не знаю, что это такое. Он применяется везде — при изготовлении фарфора, керамики, в инкрустированных столешницах, даже в искусственных зубах. Там я его потерял.
— За праведных отцов, — провозглашает Элис, поднимая стакан.
Беседа снова возвращается к детству, но подруга Клары Элис выхватывает только детали настоящего, чтобы их отпраздновать. Кажется, что у нее нет прошлого, нет предков, как у тех изваяний с замотанными головами, которые символизируют неоткрытые реки.
Всю ночь, пока они говорят, на небе и в полях собирается летняя гроза. Патрика ошеломляет ночная кухня с этими двумя актрисами. Клара и Элис изображают разных людей, передразнивают их манеру говорить, не замечая, как летит время. Патрик неожиданно для себя играет роль аудитории. Они показывают, как мужчины курят. Обсуждают, как женщины смеются, — хрипло, печально, подобострастно. Он в комнате, наполненной разным смехом, переводит взгляд с Клары, живой, сексуальной, даже когда она потягивается, на бледную, сдержанную Элис. «Мой бледнолицый друг», — называет ее Клара.
В три ночи вдали грохочет гром. Патрик безуспешно борется со сном. Он говорит «спокойной ночи» и уходит на диван, закрыв дверь на кухню.
Женщины продолжают говорить и смеяться, вдали сверкает вспышка молнии. Приблизительно через час они говорят друг другу: «Давай узнаем его тайны».
В темноте деревенского дома Клара с Элис приближаются к постели Патрика. В руках у них свечи и большой рулон бумаги. Они перешептываются. Откидывают зеленое одеяло с его лица. Этого достаточно. Свечи ставят на прямую спинку стула. Отрезав кусок бумаги портновскими ножницами, женщины прикрепляют его булавками к полу. Они начинают рисовать, старательно и быстро, словно копируя секретный чертеж в чужой стране. Их занятие столь же незаконно. Они подкрались к спящему мужчине, чтобы глубокой ночью нарисовать его портрет и посмотреть, какие тайны он им откроет.
Патрик спит, и некоторое время они работают вместе над листом бумаги, который время от времени рвется под карандашом. Они часто проделывали этот трюк друг с другом, рисовали портрет души — из головы сочится пурпур или желтизна, аура ревности и желания. Под одеялом очертания его тела размыты, и они рисуют то, что им известно или о чем они могут догадаться. Стоя на коленях на полу, они рисуют цветными карандашами, их волосы поблескивают в сиянии свеч. Гнев, честность, заблуждения. Одна из них идет дорогой озарения, другая следует за ней, дополняет фразу, придаст уверенность жесту.
Настенная живопись. Желтый свет мерцает на лице Патрика, лежащем на диванной подушке, на фигурах двух женщин, тайно рисующих ночью, склонивших головы, словно они вытаскивают что-то из реки. Одна откинулась назад, потягиваясь, тогда как другая изучает портрет.
— Мы ведьмы? — спрашивает Элис.
Клара разражается смехом. Она стонет, словно привидение в поисках замочной скважины. Хлопает ладонями но хлипким стенам, а потом, громко фыркнув, вытаскивает Элис в ночь. Они скатываются с деревянных ступеней, Клара что-то невнятно бормочет, они валяются в лунном свете по цветам и траве и вдруг вскакивают, почувствовав на коже капли дождя, хлынувшего из жарких густых облаков и слившегося с раскатами грома над темным полем, он влажно шелестит на их юбках и вытянутых руках, смывая возбуждение.
Дождь проникает сквозь тонкую ткань их одежды. Элис откидывает назад мокрые волосы. Внезапная вспышка молнии, и Клара видит, как Элис непроизвольно рвется ввысь, сорвав с себя рубашку, чтобы всем телом встретить дождь, потом темнота, потом еще одна короткая вспышка молнии высвечивает, как они, взявшись за руки и откинувшись назад, кружатся вокруг березы под дождем.
Они в экстазе бредут в темноте. Луна скрыта тучами. Но скромный луноцвет, подобно компасу, точно указывает, где сейчас луна, чтобы они могли выть на ее отсутствие.
* * *
Ранним утром он тихо ходит по дому. Поднявшись по лестнице, смотрит в круглое окошко на поля. Ночью Патрик чувствовал, как ветер сотрясает этот хлипкий домик. Теперь здесь царит странный мир: трава и деревья в белом утреннем свете, две женщины спят. Вчера они бегали по дому, бросая друг в друга кусками ревеня, — услышав безудержный смех, он поспешил на шум и застал их на поле сражения. Элис согнулась пополам, по ее щекам текли слезы, а Клара, увидев, как он входит в кухню, внезапно присмирела.
В доме тихо, только скрип половиц под ногами. Патрик заглядывает в спальню. Они спят обнявшись, не замечая дневного света, наполнившего комнату. Он трогает Элис Галл за локоть, и она убирает руку. Он прикасается к ее ладони, и полусонная Элис инстинктивно сжимает его пальцы.
— Привет.
— Я скоро уезжаю, — говорит он. — Поезд.
— Ммм… Мы сделали тебе подарок ночью.
— Да?
— Она тебе объяснит.
Элис осторожно потягивается, стараясь не потревожить Клару.
— Брось мне рубашку. Я позавтракаю вместе с тобой.
На кухне Патрик режет пополам грейпфрут и протягивает половинку Элис. Та отрицательно качает головой. Она сидит на табуретке в длинной розовой рубашке и смотрит, как он уверенно двигается по ее кухне. Замечает, что он старается держаться как можно незаметнее. Когда он спрашивает, где лежат ложки или лопаточка, она молча указывает на нужные ящики.
Патрик не из тех, кто любит поболтать за завтраком, и через пятнадцать минут он готов идти. Провожая его до двери, она держит его за руку. Он вдруг ее целует слишком близко к глазу.
— Передай ей от меня поцелуй.
— Передам.
— Скажи, что мы увидимся вечером в гостинице.
