— Ой! Пожалуйста! Я только рада буду! И у Вилора какой соперник будет! Кстати, Павел Сергеевич, это вы внуку такое имя дали? А?
— Да, был такой грех. Его, мать-то родила, будучи совсем еще девчонкой! Как мне сейчас кажется с высоты прожитых лет. В двадцать четыре. Да и мне тогда сорок пять было. Я, только что вернулся после долгой разлуки. И дочь увидел, когда она уже большая была. Решил на всякий случай назвать внука революционным именем, хоть на дворе и оттепель была, но от советской власти всякого ожидать можно было. Сегодня Хрущев клеймит Сталина, а завтра? Неизвестно что там у них в Кремле на уме было? Вот, что бы там претензий не было, а так Вилор. Сокращенно — Владимир Ильич Ленин и Октябрьская революция! Кого с таким именем репрессировать будут? Я ж не знал тогда со сталинизмом покончено окончательно?! Да и покончено ли? Я и не знаю право. И вы, вот, наверное, не знаете. Наша страна и наш народ, большая загадка. — Клюфт сказал это с сожалением. Лидии показалось, что у него в глазах блеснула слеза. Она попыталась смягчить ситуацию:
— Да. Имя, редким получилось, — вздохнула Лидия. — Оно и к лучшему! Правда, он нервничает. Говорит, ему не нравится. А мне так напротив, я к нему привыкла. Даже изюминка, какая-то есть. Вилор Щукин! Послушался грохот. Где-то в коридоре, звякнула железка. Хлопнула дверь. Лидия вздрогнула. Она с тревогой посмотрела на Клюфта. Тот улыбнулся, успокаивая ее:
— Это, наверное, Вилор вернулся… Лидия непроизвольно встала. Она с надеждой и робостью ждала… Щукин зашел в кухню мрачный как туча. Но, увидев Лидию, замер в нерешительности. Скрябина тоже не знала, как себя вести. Ей так хотелось броситься Вилору на шею и расцеловать, но сделать это в присутствии деда выдавать свои эмоции Лидия стеснялась. Поэтому они так и стояли друг напротив друга. Клюфт, покачал головой, и тактично отвернувшись, отошел к мойке. Он попытался разрядить повисшее в помещении напряжение нейтральной фразой:
— Привет внучок. Что-то ты мрачен? Неприятности? Но Щукин не ответил ему. Он, как завороженный смотрел на Лидию и молчал. Скрябина медленно подошла и сухо чмокнула Вилора в щеку.
— Привет! Ты, даже не поздоровался со мной? Что-то случилось?
— Да… — грустно буркнул Щукин и больно сжал Лидии руку.
Лидия видела, Вилору сейчас тяжело, он мучается, он наверняка плохо спал. Мешки под глазами, трехдневная щетина. Она всегда чувствовала, когда у него душевный кризис. Чувствовала и видела. Но обычно в этом корила его же самого: мол, он много пьет и таскается по ресторанам. Но сейчас Лидия так не думала. Она хотела его обнять, обнять и пожалеть. Вилор показался ей таким беззащитным. Таким ранимым и одиноким. Лидия тяжело вздохнула, они не виделись больше недели и он так внешне изменился, причем в не лучшую сторону. А может, она сама изменилась? Может, действительно, в ней самой произошел тот, внутренний перелом?
«Он позвал деда. Он не может один. Ему плохо от одиночества. Бедный мужик, ему даже некому сварить борща!» — подумала Лидия. Вилор, открыл холодильник, стесняясь, украдкой достал бутылку водки. Налил себе в стакан и выпил. Клюфт с укоризной посмотрел на внука и покачал головой:
— Ты бы, лучше сел, поел. Я борщ сварил. Как ты любишь… Вилор отмахнулся. Он достал блюдце с нарезанным на дольки лимоном, закусив фруктом, кисло поморщился:
— Мне вновь отказали в редакции. Отказали. Сказали, что издавать мою книгу не хотят. Повисла пауза. Скрябина тяжело вздохнула и молча, подойдя к бутылке, что стояла на столе, убрала ее в шкафчик:
— Теперь, что пить надо как собаке? Так недолго в алкаша превратиться…
— Я, я и так уже и есть алкаш,…- грустно буркнул Вилор.
— И гордишься этим, — Лидия разозлилась. — Иди Вилор, побрейся. Приведи себя в порядок! Ну, что ты, в конце концов! Вот и Павел Сергеевич переживает! — Лидия, вздохнула и грустно спросила: — Почему? Что не так? Почему они не хотят тебя издавать? Щукин отмахнулся. Он стал окончательно угрюмым. Достал сигарету, закурил, выпуская дым кольцами в потолок:
— Они считают, что напрасно потратят деньги. Сейчас стихи не в моде. Да и критики в мой адрес полно. Творчество, у меня какое-то странное. Вот и все.
Лидия подвинула табурет и села рядом с Вилором. Она положила ему руку на плечо и погладила по щеке, спросила:
— Погоди, Вилор, они же заключили вроде с тобой договор?
— Это был предварительный. Но сейчас от него отказались! — отмахнулся Щукин.
— И, что, нет никакого выхода? — не унималась Скрябина. Щукин подумал, разведя руками, капризным тоном сказал:
— Они мне предложили роман написать. Мол, имя раскрученное. И можно хороший тираж вылить. И денег собрать. Но надо переквалифицироваться в романисты. И лучше в любовные. Говорят сейчас любовные романы на пике. Вот, так.
— То есть, как? Ты же поэт? Они что не понимают? — удивилась Лидия.
— Они все понимают. Но им наплевать. Они говорят я плохой поэт. Они говорят стань писателем! Вот и все.
— Но это же, как-то…
— Да, как-то! Ты права! Через одно место! — ответил за нее Щукин. В разговор вмешался Клюфт:
— Знаешь, что внучок. А я бы назло им роман написал. Назло! Как, говорится по указу! Вот и все! Плюнь и напиши, — старик решительно встал, подойдя к окну — приоткрыл форточку.
— Дед? Ты, что говоришь? И это ты? Ты такое говоришь? По указу? Ты ведь сам ничего не делал по указу! А мне предлагаешь? Да ты, что?
— Бывают ситуации, когда просто жизненно важно сделать по указу. Что бы сохранить себя. И близких! — Клюфт печально покачал головой.
— Нет, дед. Я не узнаю тебя! Я поэт! Поэт, а не писатель детективов! Поэт понимаешь! Вот, так-то и отвечу я тебе таким: Жизнь по указу будь она проклята! Подсказки, инструкции, бюрократизм. Свобода — экстаз с вырванными нОгтями! Закон ей палач, врач и ее механизм. Жизнь для престижа будь она выжжена! Огнем сотворенья любви и добра, Чувства бесстыжи, а мысли недвижимы, Тают в сугробах ласк серебра. Жизнь без идей, как червивое яблоко, Упавшее с дерева в мусора кучу, Отношения людей так полезны и пагубны, Тут, все по-своему, для каждого случая. Жизнь ради власти гора из навоза. Опасна, коварна, как выстрел в затылок! Успех жизни часть не написанной прозы, Лежит в тишине не открытых дорог!
Повисла тишина, Лидия покосилась на Павла Сергеевича. Тот кивнул ей головой. Женщина погладила Вилора по спине и ласково спросила:
— Красиво Вилор. Ты недавно это написал?
— Да Лидия. Вот домой ехал и написал. Клюфт тяжело вздохнул и тихо, с сожалением сказал:
— Бунтарство в тебе хватает, только, вот, смотри Вилор, что бы, это самое бунтарство не затмило остальные качества. Что бы, ты не стал злым и жестоким после этих не удач, старик махнул рукой и медленно направился к выходу. Лидия и Щукин посмотрели ему вслед, у двери старик обернулся и ласково добавил:
— Не надо, меня не провожайте. Дорогу найду сам! Сам. А вы, тут, поговорите. Я вижу вам это надо. Надо побыть вдвоем, — Клюфт грустно улыбнулся и посмотрел на Лидию. — Лидия Петровна деточка, берегите его. Берегите его мир. Внутренний. Он на гране. Я вижу. Еще немного и он сорвется. Если уже не сорвался. Он может наделать глупостей! Деточка берегите его! Он такой вроде бы сильный и на самом деле ранимый и глупый! Скрябина благодарно кивнула головой ему в след:
— Я обещаю вам. Я все сделаю. Старик вышел тихо, словно растворился, где-то там, в коридоре. Дверь еле-еле щелкнула. Вилор, как тигр бросился к Лидии и осыпал ее лицо поцелуями. Скрябина прижалась к нему всем телом, зажмурив глаза, шептала:
— Как я соскучилась! Как, я соскучилась!! Они, еще долго стояли и, обнявшись, молчали. Лидия не выдержала и заплакала, тихо и как-то нежно. Без надрыва. Ей, почему-то стало совсем грустно. Вилор целовал ей щеки и губы. Он что-то шептал. Но Лидия не разобрала его слов. Сколько прошло времени, они не заметили. Первой очнулась Скрябина, она отстранилась, смахнув остатки слез с глаз, закурила. Вилор потянулся к бутылке. Он достал ее из шкафчика, налил себе водки и выпил. Скрябина скривилась и раздраженно бросила:
— Я тебя не узнаю Вилор! Ты в последнее время, стал каким-то жестоким! Вон, деда обидел! Со мной не говоришь нормально?! Пьешь, много! Что случилось? Неужели тебе этот отказ в редакции так душу разворошил?! Щукин не ответил, лишь опять отмахнулся. Налил себе в тарелку борща, усевшись напротив Лидии, принялся хлебать его ложкой. Она сидела и с любопытством смотрела, как он ест. Вилор оторвался от трапезы, внимательно посмотрел на Скрябину, жуя хлеб, громко спросил:
— А знаешь, кто статью эту, проклятую, написал?! Но Лидия не удивилась его вопросу. Она лишь ухмыльнулась. Скрябина, глубоко затянувшись сигаретой, тихо ответила:
— Ее написал Скрябин… я видела эту статью, когда он ее писал…
— Видела?! И не сказала мне? Почему? — Вилор бросил ложку. Он с удивлением буравил ее взглядом, пристальным и немного враждебным. Он вдруг засомневался в ее искренности. Она это почувствовала, пожав плечами, грустно добавила:
