Агния Платоновна медленно выплыла на середину сцены, приняла на себя первую волну аплодисментов (смысл которых Грогин не совсем понял, но тоже два раза хлопнул в ладоши) и объявила начало концерта.
Из боковой маленькой двери выскочил Карл Иванович Берг, быстро кивнул зрителям, опять радостно зааплодировавшим, сел на красную скамеечку и заиграл малоизвестную токкату еще менее известного немецкого композитора семнадцатого века.
Зрители пятнадцать минут торжественно слушали слегка заунывную музыку и строго косились на того, кто осмеливался кашлянуть или скрипнуть креслом. Еще через пятнадцать минут Карл Иванович Берг закончил токкату, и Агния Платоновна опять медленно выплыла на середину сцены и объявила о премьерном исполнении недавно найденной в архивах Дрезденской библиотеки второй токкаты того же автора. Зал встретил это сообщение более жидкими аплодисментами. Вторая токката походила на первую.
Грогин заскучал и сдвинулся в сторону от Романовой, духи которой резали ему глаза. Светлана Романова морщилась стоптанной набойке на почти новых туфлях, Григорьев с трудом сдерживал зевок, Анастасия Конникова держала руку на колене Димы Конникова, чтобы уловить первые признаки попытки мотнуть ногой, Татьяна Воронкова разворачивала в кармане конфету, а Зоя Игнатьевна Безрукова уговаривала себя, что ничего более божественного, чем органная музыка вживую, она не слышала.
Карл Иванович закончил играть вторую токкату, и на него обрушился шквал аплодисментов облегчения, после чего Агния Платоновна медленно выплыла на середину сцены и объявила антракт. Буфета в доме-музее не было, поэтому слушатели ходили по коридорам и доступным помещениям, делясь первыми впечатлениями.
Быстрый перерыв закончился, слушатели расселись на своих местах, а Грогину показалось, что у Карла Ивановича носки разных оттенков, но он не был в этом уверен и решил после концерта уточнить у Романовой, если та, конечно, сможет что-нибудь сказать толковое — уж больно глубоким и ритмичным было ее дыхание.
Вторая часть концерта была веселее первой, люди узнавали величественного Баха, а некоторые даже предполагали, что, возможно, это не столь известный Персел; и те, и другие, когда Карл Иванович вставал и кланялся, бурно аплодировали, стряхивая нежные стрелки наручных часов.
Анастасия Конникова опустила сильно накрашенные веки — ей было хорошо, потому что она любила музеи, выставки, концерты, премьерные спектакли, одухотворенную атмосферу, приобщение к прекрасному и приобщение к этому же прекрасному сына, который ведет себя, слава богу, спокойно и культурно, не то что девочка слева, ерзающая на стуле весь концерт при полном попустительстве родителей, если бы и мужа в свое время не упустить и… Анастасия Конникова открыла глаза и мягко повернулась к Диме Конникову. У Анастасии Конниковой обмерло в груди, как позапрошлым летом, когда она подплыла к красному буйку, запрещающему дальнейшее продвижение, и дисциплинированно повернула назад к берегу, а в это время ее за ногу дернул вниз Миша Вислогузов, перепутавший в мутной воде Анастасию Конникову с одноклассницей Лыкиной. Дима Конников всунул весь указательный палец в правую ноздрю и с нескрываемым удовольствием вращал им там. За Конниковым Димой с интересом наблюдали: девочка слева, ерзающая на стуле, Грогин, Татьяна Воронкова, Стешкин, Торжков и Карл Иванович Берг, с достоинством опускающий голову в сторону чрезмерно благодарной публики.
Карл Иванович сыграл последнюю короткую эмоциональную вещь. Зал встал и очень долго аплодировал. Карл Иванович поклонился и сыграл еще одну последнюю короткую мажорную вещь. Зал опять долго аплодировал, а Трофимов даже несмело крикнул: «Браво!». Карл Иванович опять сыграл маленькую вещь. Зал опять аплодировал, Дима Конников громко спросил у Анастасии Конниковой, когда они пойдут наконец домой, и Анастасия Конникова густо покраснела. Карл Иванович повторил первую маленькую вещь. Зал не сдался и опять обрушил на Карла Ивановича шквал.
Карл Иванович выбегал, обалдело улыбался, кланялся, брал два-три аккорда, убегал и опять вбегал.
Грогин постукивал правой ладонью о левую и подумывал, что если неожиданно потерять сознание и грохнуться в проходе, то эта концертная лента Мебиуса все-таки разорвется, а то до утра маэстро не выдержит, и дядя Юра получит еще одного напарника по игре в шахматы.
Валера вымыл посуду, раковину, плиту, ванную, пол и окна, постирал рубашки, белье и носки, выбил во дворе половики, полил цветы, сварил борщ, поджарил картошку с котлетами и испек пирог с мелконарезанными кисленькими яблочками. Валера взвесил на ладони теплую бутылку шампанского, хотел ее затолкать в морозильник и подержать там до приятного охлаждения, но морозильник был забит продуктами, поэтому Валера поставил бутылку в раковину под студеный ручеек водопроводной воды. Валера чуть не включил телевизор, но, подумав, что Даше это может не понравиться, передумал включать и прилег на диван почитать газетку. Валера сладко задремал, запричмокивал губами и засопел.
Два с половиной часа назад Татьяна Игнатьевна заблаговременно позвонила Валере и сказала, что Даша сегодня придет домой и чтобы они уж как— нибудь все— таки помирились.
Валере снилось, как он ловит губами мягкие, вьющиеся волосы Даши, как Дашины тонкие пальчики гладят его лицо, как все ближе и ближе она наклоняется к нему, как… раздался звонок и Валера, сбрасывая с лица нежный «Спорт-экспресс», бросился встречать Дашу. Валера открыл дверь, а сосед снизу Егор Богомолов все давил кнопку непрерывного звонка.
— Хватит звонить — я уже открыл дверь! Тебе чего?
— У тебя трубу прорвало, а меня затопило — в кухне тапочки с тараканами плавают.
— Ничего у меня не прорывало.
Валера вместе с Богомоловым зашли на кухню, и носки обоих почти по щиколотку сразу стали мокрыми.
— Что это у тебя шампанское в раковине плавает, и зачем ты воду не закрываешь?
Валера не успел объяснить Богомолову ситуацию, он увидел за спиной Богомолова удивленную Дашу. Даша сделала два шага вперед и тоже промокла по щиколотку.
— Что здесь случилось?
— Понимаешь, Даш, ты извини, я тебя хотел встретить и случайно…
— Спасибо!
— Даш, ты не поняла, я все убрал, пирог твой любимый испек.
— Носки все промокли! Что же это такое! Каждый раз одно и то же!
— Даш, я тебе сейчас шерстяные носки принесу, Даш, не каждый раз, ты…
— А кто возместит ремонт кухни?
— Какой ремонт?
— Который я только что сделал, между прочим!
— Ты про свой ремонт рассказывай друзьям-алкашам — вода, наверно, хоть немного копоть со стен смыла.
Даша поморщилась, выловила из раковины бутылку шампанского и сунула Богомолову:
— Валера, хватит! Возьмите, дядя Егор, бутылку, извините, что так получилось.
— А огурчик?
— Дядя Егор, вы что же будете шампанское огурцом закусывать?
— А я шампанское у барыги Самоделкиной на бутылку водки сменяю.
Даша бросала большие тряпки в лужу, тряпки темнели и впитывали в себя тяжелую воду, Даша поднимала сочащиеся тряпки и брезгливо передавала их Валере, Валера сильными руками выкручивал тряпки над ванной, пока они не становились почти сухими, и опять передавал Даше.
— Даша, случайно все получилось.
— Хватит, надоело, уже полчаса канючишь — случилось и случилось.
Гера пил шестую чашку чая.
— Вкусный пирог, научила тебя все-таки мама пироги печь.
— Она не меня научила — это Валера пирог испек.
— Валера, ты молодец.
Валера смутился, пожал плечами и не нашелся что сказать.
— А вот борщ ты, наверное, готовила — пресный.
— Да, наверное, я.
Валера с опозданием вышел из легкой задумчивости:
— Нет, борщ тоже я — его я не очень умею.
— Налей мне, пожалуйста, пива, что-то пива захотелось.
Валера открыл запотевшую бутылочку пива и налил в длинный узкий стакан.
— Гер, тебе?
— Нет, я же абсолютно не пью. Кстати, неделю назад на медкомиссии врач меня послушал, пощупал меня, рот мне открыл, всунул в горло мне ложку и говорит: да, батенька, вижу, сколько табачищу выкурено, сколько цистерн водки выпито — погуляли за жизнь. А я ему: мол, не курил ни разу, а насчет водки — хорошо, если бутылка выйдет. Так и не поверил эскулап.
— Как Толик поживает — давно не видела его, подрос?
— Подрос, грубить стал и учится так себе.
— Он же смышленый был, в шахматный клуб ходил с дедом.
— Ходил, но переехали, и перестал ходить, да еще их тренер Юр Юрыч от переутомления на Владивостокскую попал.
Валера хихикнул и поперхнулся соленым сухариком.
— Зря смеешься.
Валера закашлялся.
— В школе — кошмар, в четвертом классе задают такие задачки, которые мы решали в классе седьмом, каждую неделю сочинение «Как я провел выходной день».