Их лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Вы очень красивы, — сказал Трэвис.
Дженни взглянула на него. Она не знала, улыбнуться ей или закричать. Еще рано, подумала она. Я не готова.
— Вы напомнили мне одну девушку.
— Спасибо… — Она попробовала вспомнить, как его зовут. — …Трэвис.
— Давайте вечером вместе поужинаем?
Дженни постаралась придумать отговорку. Не получилось. Прежняя, что выручала ее лет десять, — уже отмерла. А в одиночестве она прожила недостаточно долго, чтобы изобрести новую. Дженни чувствовала, будто изменяет Роберту уже только потому, что разговаривает с этим парнем. Но она — женщина незамужняя. Наконец. Она записала на салфетке под картой номер своего телефона.
— Мой номер — внизу. Позвоните мне вечером, часов в пять, и что-нибудь придумаем, ладно?
Трэвис сложил салфетку в нагрудный карман рубашки.
— Тогда до вечера, — сказал он.
— Ох, только не это! — произнес чей-то грубый голос.
Дженни оглянулась, но сзади стоял лишь пустой стул.
— Вы слышали? — спросила она Трэвиса.
— Что слышал? — Он яростно глянул в сторону стула.
— Н-ничего. Похоже, мне уже мерещится.
— Успокойтесь, — сказал Трэвис. — Я не кусаюсь. — И он снова пристально глянул на стул.
— Ваш заказ готов. Сейчас вернусь.
Она принесла поднос и расставила на столе тарелки. Пока Трэвис ел, она раскладывала кофейные фильтры для дневной смены, время от времени поднимая голову и улыбаясь молодому человеку. Тот сразу прекращал жевать и улыбался в ответ.
С ней все в порядке — все в полном порядке. Одинокая женщина, может позволить себе все, что заблагорассудится. Может ходить ужинать с кем пожелает. Она молода, хороша собой и только что договорилась о первом свидании за много лет — ну, вроде бы…
Но сколько бы Дженни ни уговаривала себя, страхи вились над нею и усаживались на плечи, точно стая воронья. Ей вдруг пришло в голову, что она понятия не имеет, что ей вечером надеть. Свобода незамужней жизни вдруг обернулась тяжким бременем: нет добра без худа — лишай на перстне Папы Римского. Наверное, не стоит снимать трубку, когда телефон зазвонит.
Трэвис закончил завтрак и уплатил по счету, оставив громадные чаевые.
— Вечером увидимся, — сказал он.
— Еще бы, — улыбнулась она.
Дженни провожала его взглядом, пока он шел по стоянке перед кафе. Казалось, на ходу он с кем-то разговаривает. А может — поет что-нибудь. Парни так и поступают после того, как зазовут девушку на свидание, правда? А может, он просто псих?
И в сотый раз за это утро она подавила в себе порыв позвонить Роберту и сказать: возвращайся домой.
Роберт загрузил в кузов последние корзины с тарелками. От вида грузовика с чистой посудой настроение не улучшилось. Депрессия никуда не делась. Сердце по-прежнему было разбито. И похмелье не развеялось.
Роберт вдруг подумал, что совершил ошибку, перемыв посуду. В трейлере появилось светлое пятно, пусть и маленькое, но в сравнении с ним его жизнь стала выглядеть еще более убогой. Может, следовало плыть по течению. Так летчик отпускает рычаг управления, чтобы выйти из дикой болтанки.
Втайне Роберт верил, что если все пойдет совсем уж погано, что-нибудь обязательно произойдет — и не только спасет его от катастрофы, но и улучшит всю жизнь вообще. Такая перекошенная разновидность веры укрепилась в нем за много лет сидения перед телевизором: любая проблема непременно разрешалась к последней рекламной паузе. Да и факты собственной биографии способствовали тому же.
Мальчишкой в Огайо Роберт устроился на первую работу — собирать мусор на местной ярмарке. Первые две недели все шло великолепно. С другими парнями из команды уборщиков он целыми днями слонялся по аллеям и насаживал на длинную палку с гвоздем на конце всякий мусор — картонные стаканчики и обертки от «хот-догов». Роберт воображал, будто охотится на львов в Серенгети. В конце каждого дня им платили наличными. На следующее утро они тратили заработанное на игровые автоматы и «американские горки» — так зародилась пожизненная привычка тратить деньги на головокружение и тошноту.
На следующий день после окончания ярмарки мальчишкам велели явиться к загонам с животными. Они собрались еще до рассвета, не понимая, что придется делать: яркие трейлеры и аттракционы уехали, и аллеи были пусты, как взлетные полосы аэродрома.
Начальник встретил их у огромных конюшен — с самосвалом, вилами и тачками:
— Вычистите все загоны, парни. Навоз грузите в самосвал. — И ушел, оставив их без надзора.
Роберту удалось подцепить вилами лишь три шмата навоза — и он вместе с другими мальчишками выскочил, задыхаясь, на улицу. Аммиачные испарения обжигали ноздри и легкие.
Вновь и вновь пытались они вычистить проклятые конюшни, но вонь оказывалась сильнее. И вот когда они топтались возле сараев, ныли и матерились, Роберт заметил, что из утреннего тумана что-то высовывается. Это что-то было похоже на голову дракона.
Рассветало, со всех сторон неслись лязг, грохот и странные вопли животных. Мальчишки вглядывались в туман, пытаясь разглядеть, что за тени мельтешат на ярмарочной площади, радуясь, что можно отвлечься от гнусной работы.
Когда на востоке над верхушками деревьев показалось солнце, из дымки появился тощий человек в синем комбинезоне:
— Эй, пацаны! — закричал он. Бригада уже приготовилась получить нагоняй за безделье. — В цирке хотите поработать?
Мальчишки побросали вилы, точно те были раскаленными стальными прутьями, и рванули к нему. Дракон оказался верблюдом. Странные вопли издавали слоны. Под покровом тумана рабочие разворачивали огромный шатер «Цирка Клайда Битти».
Роберт и остальные мальчишки все утро работали с цирковыми — стягивали шнурами ярко-желтые холщовые полотна, соединяли гигантские отрезки алюминиевых шестов.
То была жаркая, потная, тяжелая работа, но она казалась великолепной. Когда шесты разложили по всему полотнищу, на слонов надели тросы, и шесты взметнулись в небо. Роберт думал, что от возбуждения у него выскочит сердце. Шатер тросами соединялся с лебедкой, и мальчишки с трепетом смотрели, как полотнище накрывает шесты громадной желтой мечтой.
То был только один день. Но он был изумителен, и Роберт часто его вспоминал: как цирковые рабочие прихлебывали что-то из фляжек и звали друг друга именами городов и штатов, откуда были родом:
— Канзас, тащи сюда распорку. Нью-Йорк, нам кувалда нужна.
Роберт вспоминал и женщину с сильными ногами — она ходила по канату и летала на трапеции. Грим вблизи выглядел жутковато, но когда артисты порхали в воздухе над толпой зрителей, они были прекрасны.
Тот день стал приключением и сном. Один из самых прекрасных дней в жизни Роберта. Но больше всего его поражало то, что чудо явилось в миг полной безысходности, когда жизнь в буквальном смысле обернулась говном.
Роберт снова вошел в штопор, когда жил в Санта-Барбаре, и спасение ему принесла женщина.
Он прикатил в Калифорнию со всеми пожитками, уместившимися в «жук-фольксваген», — следом за мечтой, которая, как он рассчитывал, настигнет его, стоит пересечь границу штата, — вместе с музыкой «Бич Бойз» и огромным белым пляжем, где блондинки с чудесными фигурами тоскуют по компании молодого фотографа из Огайо. Нашел он лишь отчуждение и нищету.
Роберт выбрал престижную фотошколу в Санта-Барбаре, поскольку она считалась самой лучшей. После снимков для выпускного альбома он завоевал репутацию лучшего фотографа в городе, а в Санта-Барбаре оказался просто еще одним щеглом среди сотен студентов — причем, все они, как минимум, умели обращаться с камерой гораздо лучше.
Он устроился на работу в супермаркет — с полуночи до восьми утра раскладывать товар по полкам. Приходилось работать полную смену, чтобы платить непомерную цену за обучение и жилье, и вскоре он начал отставать в учебе. Через два месяца он бросил школу, чтобы не провалиться на экзаменах.
Роберт оказался в незнакомом городе, без друзей, а денег едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Он начал каждое утро пить пиво на автостоянке с парнями из своей бригады. Домой приезжал в ступоре и весь день до начала смены спал. Выпивка требовала дополнительных расходов, и Роберту пришлось заложить фотоаппараты, чтобы платить за жилье, а с ними — и последнюю надежду на какое-либо будущее за пределами полок супермаркета.
Однажды утром менеджер вызвал его в кабинет:
— Ты что-нибудь об этом знаешь? — Менеджер показал на четыре открытые банки арахисового масла. — Вчера их вернули покупатели. — На гладкой поверхности массы в каждой банке были выцарапаны слова: «Помогите, я попал в ад супермаркета!»
