Дейтона Дейв усаживается на раскладушке: «Иногда можно и погеройствовать чуток, но это если перестать за жопу свою волноваться, если тебе все похрен станет. Но гражданские ведь не понимают нихрена, поэтому ставят статуи в парках, чтобы на них голуби гадили. Гражданские не понимают. Гражданские не желают понимать».
Я говорю: «Злые вы какие. Неужто американский образ жизни больше не любите?»
Чили-На-Дом качает головой. «Ни один Виктор Чарли не насиловал моих сестер. Хо-Ши-Мин не бомбил Перл-Харбор. Мы здесь в плену. Мы военнопленные. У нас отобрали свободу и отдали ее гукам, но гукам она не нужна. Для них важнее остаться живыми, чем свободными».
Я фыркаю. «Именно так».
Заштриховываю маркером очередной фрагмент на бедре голой женщины, нарисованной на спине бронежилета. Число 58 исчезает. Осталось пятьдесят семь дней в стране – и подъем.
Полночь. Скука становится невыносимой. Чили-На-Дом предлагает убить время, замочив пару-другую наших маленьких мохнатых друзей.
Я объявляю: «Крысиные гонки!»
Чили-На-Дом спрыгивает с брезентовой раскладушки и направляется в угол. Он разламывает джонуэйновскую печенюшку. В углу мы сделали треугольный загон, приколотив доску, которая поднимается на шесть дюймов от палубы. В обгоревшей доске проделано небольшое отверстие. Чили-На-Дом запихивает кусочки печенья под доску. Потом он вырубает свет.
Я бросаю Стропиле один из своих ботинок. Ясное дело, он не понимает, что с ним делать. "Что – "
Ш-ш-ш-ш.
Мы сидим в засаде, наслаждаясь предвкушением грядущего насилия. Пять минут. Десять минут. Пятнадцать минут. Наконец вьетконговские крысы начинают выползать из нор. Мы застываем. Крысы мечутся по стропилам, лезут вниз по матерчатым стенкам, спрыгивают на фанерную палубу с негромкими шлепками, бесстрашно передвигаются в темноте.
Чили-На-Дом дожидается, пока все это мельтешение не сосредоточится в углу. Тогда он выпрыгивает из койки и включает верхний свет.
Все, за исключением Стропилы, в ту же секунду вскакивают на ноги и собираются полукругом вокруг угла хибары. Крысы посвистывают и повжикивают, цепляясь розовыми лапками за фанеру. Две или три вырываются на свободу – они настолько храбрые или одуревшие от ужаса ( в таких ситуациях мотивы поведения уже несущественны), что бегут прямо по нашим ногам, прорываются между ног и через смертельный строй старательно целящихся ботинок и вонзающихся в пол штыков.
Но большинство крыс сбиваются в кучку под доской.
Мистер Откат достает банку с бензином для зажигалок из своего бамбукового рундука. Он прыскает бензином в дырочку, проделанную в доске.
Дейтона Дейв чиркает спичкой. «Берегись огня в дыре!» Бросает горящую спичку в угол.
Доска с хлопком охватывается пламенем.
Крысы разлетаются из-под доски, как осколки от гранаты, заряженной грызунами.
Крысы охвачены огнем. Крысы превратились в маленьких пылающих камикадзе, они мечутся по фанерной палубе, бегут под шконками, по нашим вещам, носятся по кругу, все быстрее и быстрее, куда попало, лишь бы туда, где нет огня.
– НА ТЕБЕ! – Мистер Откат орет как сумасшедший. – «НА! НА!» Он разрубает крысу напополам своим мачете.
Чили-На-Дом удерживает крысу за хвост, та визжит, а он забивает ее насмерть ботинком.
Я бросаю свой боевой нож в крысу на другой стороне хибары. Здоровенный нож пролетает мимо, втыкается в пол.
Стропила не понимает, что ему делать.
Дейтона Дейв вертится как волчок с винтовкой с примкнутым штыком, идя в атаку на горящую крысу как истребитель в воздушной схватке. Дейтона преследует безумно мечущуюся зигзагами крысу, крутится на месте, перескакивает через препятствия, с каждым шагом сокращая дистанцию. От наносит по крысе удар прикладом, а затем колет штыком, снова, снова и снова. «Эта на счет идет!»
И вдруг битва кончается, так же неожиданно, как и началась.
После крысиных гонок все сваливаются в изнеможении. Дейтона быстро и шумно дышит. «Уффф. Хороший у них отряд был. Реально крутой. Я уж думал, у меня сердечный приступ случится».
Мистер Откат кашляет, фыркает. «Слышь, салага, сколько на счет записал?»
Стропила все так же сидит на своей брезентовой койке с моим ботинком в руке. «Я ... нисколько. Все так быстро было».
Мистер Откат смеется: «Слушай, а прикольно иногда убить кого-нибудь, кого разглядеть можно. Ты побыстрее в кондицию входи, салага. В следующий раз крысы будут с оружием в руках».
Дейтона Дейв вытирает лицо грязной зеленой нательной рубашкой. «Да все нормально у салаги будет. Отвали ему халявы. У Стропилы пока инстинкта убийства нет, вот и все. У меня вот есть, я где-то с пятьдесят мог бы на счет занести. Но все знают, что гуковские крысы своих мертвецов с собой утаскивают».
Мы начинаем швырять чем попало в Дейтону Дейва.
После небольшого передыха мы собираем поджаренных крыс и выносим их на улицу, чтобы провести ночные похороны.
Несколько парней из взвода обеспечения, который расположился в соседней хибаре, выходят на улицу, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
Младший капрал Уинслоу Славин, главный у военных трубопроводчиков, подгребает к нам в своем заляпанном зеленом летном комбинезоне. Комбинезон изорван, покрыт пятнами краски и масляными разводами.
– Всего шесть? Херня. Прошлой ночью мои ребята семнадцать сделали. Все официально подтверждены.
Я отвечаю:
– Так у вас там крысы-то тыловые были. Битва у вас между крысами получилась. А эти крысы – бойцы вьетконговской морской пехоты. Крутейшие хряки.
Я поднимаю одну из крыс. Поворачиваюсь к военным трубопроводчикам. Держу крысу на весу и целую ее.
Мистер Откат смеется, подбирает одну из мертвых крыс, откусывает кончик хвоста. Проглотив, Мистер Откат говорит: «У-м-м-м... Люблю я хрустящих зверушек». Он ухмыляется, подбирает другую мертвую крысу, предлагает ее Стропиле.
Стропила замирает. Даже рта не может открыть. Только на крысу пялится.
Мистер Откат смеется.
– В чем дело, салага? Не хочешь настоящим убийцей стать?
Мы хороним вражеских крыс со всеми военными почестями – выковыриваем неглубокую могилку и сваливаем их туда.
Мы поем:
Приходи-ка песни петь,
И с нами пить и есть.
Эм-И-Ка... Ка и И. Эм-А-У и Эс.
Микки Маус, Микки Маус...
– Господи! – говорит Мистер Откат, глядя в неопрятное небо. – Эти крысы погибли как морпехи. Отвали им там халявы. А-минь.
Мы все повторяем: «А-минь».
После похорон мы еще какое-то время издеваемся над военными трубопроводчиками и возвращаемся в нашу хибару. Лежим без сна в койках. Долго обсуждаем подробности битвы и похорон.
Потом пытаемся заснуть.
Проходит час. Начинается дождь. Мы заворачиваемся в подкладки от пончо и молимся, чтоб скорее рассветало. Муссонный дождь холоден и плотен, и всегда начинается без предупреждения. Ветер колотит водяными струями в пончо, которые развешаны по стенам хибары, чтобы защищать нас от дурной погоды.
Ужасный звук падающих снарядов...
Это по нам.
– Черт! – говорит кто-то. Никто не шевелится.
Стропила спрашивает: "Это – "
Я отвечают: «Именно так».
Отзвуки взрывов начинаются где-то за проволокой и приближаются, как шаги какого-то чудовища. Отзвуки превращаются в бухающие удары. Бух. Бух. БУХ. А затем надвигаются свист и рев.
БАХ.
Ритмичная дробь дождя прерывается звяканьем и бряканьем осколков по жестяной крыше.
Мы все соскакиваем со шконок с оружием в руках, как детали одного большого механизма – даже Стропила, который уже начинает врубаться в здешнюю жизнь.
Под бьющими струями холодного дождя бежим к нашему бункеру.
На периметре пулеметы гремят пулеметы M-60, грохают гранатометы M-70, мины с глухими ударами вылетают из труб минометов.
Осветительные ракеты взрываются вдоль всего заграждения красивыми кустами зеленого огня.
В мокрой пещерке, образованной мешками с песком, мы сбиваемся в кучку, локоть к локтю, в мокром белье, задавленные темнотой, беспомощные, как пещерные люди, прячущиеся от чудовища.
– Лишь бы они просто по нам прикалывались. Лишь бы через проволоку не поперли. Не готов я к такой херне.
По ту сторону бункера слышны звуки: БАХ, БАХ, БАХ. И шум дождя.
Каждый из нас ждет, когда его прямо в голову пригвоздит следующий снаряд – мины летят, как посланцы рока.
Вопль.
Дожидаюсь затишья и выползаю наружу узнать, что там. Ранило кого-то. Свист приближающегося снаряда заставляет меня отступить в бункер. Жду, когда он разорвется.
БАХ.
Я выползаю наружу, встаю и бегу к раненому. Это один из военных трубопроводчиков. «Ты из взвода обеспечения? Где Уинслоу?»
Он жалобно воет. «Я умираю! Я умираю». Трясу его.
– Где Уинслоу?
– Там – показывает он рукой. – Он мне помочь шел...
Стропила и Чили-На-Дом вылезают наружу, и Стропила помогает мне утащить трубопроводчика в наш бункер. Чили-На-Дом бежит за санитаром.
