Мы же хотим рассказать всю правду, ничего не умалчивая. У зрителя поединка есть такой шанс. Чего у него нет — так это шанса победить…
Новогодний вечер (рассказывал Манфред Лорд) прошел очень спокойно. После ужина Верена и он сели у камина с бутылкой виски. После того как они немного выпили, Манфред Лорд сказал:
— А теперь, дорогая, поговорим как разумные люди.
— Что ты имеешь в виду?
— Бракоразводный процесс идет. В январе развод состоится. И ты тогда уйдешь от меня.
— Я и Эвелин.
— Конечно, ты и Эвелин. Извини, что я забыл ребенка. И куда же ты пойдешь?
— К Оливеру. Он снимет для нас квартиру, а на аванс, который дадут ему конкуренты его отца, он…
— Нет.
— Что — нет?
— Он не снимет для вас квартиру. Он не получил аванса.
— Но он сказал…
— Он солгал.
— Он не солгал. Я знаю, что эти люди обещали ему аванс!
— Они передумали.
— Откуда ты знаешь?
— Мне принадлежит тридцать процентов их акционерного капитала. И я…
— Ты добился, чтобы Оливеру не дали аванса?
— Не только… Я добился еще, чтобы эта фирма не брала его на работу. Так что, когда ты от меня уйдешь, то останешься ни с чем. Без гроша. Ты будешь разведенной женщиной с внебрачным ребенком и безработным мужем. Молодым мужем. Красивым мужем. Вынужден признать. Мужем, который наверняка много лучше меня… Но я отвлекся.
— Он найдет работу.
— Конечно. Он может асфальтировать дороги или чинить крыши, если его этому учили. А ты тем временем можешь продавать свои украшения и меха. Но в любом случае, дорогая, он будет не очень много зарабатывать, потому как не умеет делать ничего такого, за что хорошо платят. Ценность мужчины в глазах женщины весьма отличается от его ценности в глазах других мужчин.
— Ты скотина!
— Возможно. Но я люблю тебя. И моя ценность очень высока. В том числе и в глазах других мужчин.
— И все равно я говорю тебе: скотина!
— Знаешь что, дорогая, давай не будем переходить из салона в дворницкую. Ведь ты как-никак происходишь из приличной семьи. А в приличных семьях некоторые слова не употребляют.
— Скотина!
— Стало быть, все-таки дворницкая. Ладно. Значит, я имел о тебе слишком хорошее мнение. Многие люди — в том числе и отец Оливера — всегда считали, что ты шлюха, прирожденная шлюха. Помолчи. Ты и в самом деле такова. Но я ничего не имею против шлюх. Иначе бы я на тебе не женился.
— Подлец… какой подлец…
— Я немного выпил. Кстати, и ты тоже. In vino Veritas, не так ли? Ах, я забыл, что ты не знаешь латыни. Это значит: истина в вине. Твое здоровье, дорогая!
— Я уйду от тебя завтра утром!
— Конечно. Раньше ты не сможешь. Ты для этого слишком пьяна. Куда ты пойдешь? Квартиру-то для тебя никто не снял!
— Я пойду в гостиницу.
— А кто за нее заплатит? И где будет жить Эвелин? И на что вы обе будете жить?
— Оливер…
— У Оливера нет ни пфеннига. Я нашел способ дать знать его отцу, что ты его любовница. И отец тоже не даст ему ни гроша. Из дружбы ко мне. Он мне многим обязан. Более того, если сейчас на каникулах Оливер заговорит с ним, его отец…
— Сволочь!
— Ну-ну, дорогая. Ты уже достаточно долго вращаешься в приличном обществе. И я думал, ты уже отвыкла от некоторых пещерных выражений.
— Моя семья не уступит твоей в благородстве!
— Не сомневаюсь в этом. Твой брат Отто меня наглядно в этом убедил.
Оба они были теперь уже изрядно пьяны.
Слегка пошатываясь, Манфред Лорд снял со стены венецианское зеркало.
— Ты это зачем?
— Не могла бы ты… не могла бы ты сделать мне одолжение и поглядеть на себя в зеркало? — Он протянул его Верене. — Ты красива, ты удивительно красива. Но ты еще не заметила, что у тебя под глазами появились первые морщинки? У меня самого их полным-полно. Я седой. Я старше тебя и теперь уже не такой любовник, как Оливер. Но я люблю тебя. Я окружаю тебя богатством и роскошью. И буду это делать, пока жив. А после моей смерти ты получишь фантастическую сумму страховки. Ты живешь в шикарных домах. Ты можешь есть все, что пожелаешь. Ты можешь одеть все, что только захочешь. Будешь ли ты иметь все это, живя с Оливером? Он намного моложе тебя. Меня не смущают твои морщинки. Его тоже — нет. Пока еще — нет. Станут ли они смущать его через десять лет? Меня — нет, дорогая, меня — нет. А его?
Верена взглянула на себя в зеркало. Она была пьяна, но не настолько, чтобы не заметить маленьких морщинок в уголках глаз. Она рассматривала их долго и внимательно.
— Манфред, — сказала Верена, — мне страшно.
— Страшно — чего?
— Страшно. Просто страшно, — ответила она, продолжая смотреться в зеркало.
— А это пока только крохотные складочки, но через десять лет… А ведь юноша недурен собой? Чего доброго, еще влюбится в твою дочь.
— Замолчи! Замолчи немедленно!
— Молчу.
— И убери зеркало!
— Да, конечно. Но морщины от этого не исчезнут, — сказал Манфред Лорд. Он повесил зеркало на место и вновь вернулся к своей жене, которая сидела, обхватив голову руками. Манфред Лорд сказал: — Я готов все забыть: обман, измену — одним словом, все. Я готов, чтобы ты и Эвелин остались у меня. Я удочерю Эвелин, если хочешь. А ты наверняка этого хочешь — при твоей-то безмерной жадности на деньги.
— Подлая ско…
— Замолчи! Я вытащил тебя из сточной канавы. И я могу выкинуть тебя туда обратно. До сих пор я считал тебя разумной женщиной. Или разум тебя уже покинул? Нет? Так в чем же дело? Когда Оливер возвратится из Люксембурга, ты ему скажешь, что все кончено.
— Нет! Нет! Нет!
— Когда женщина три раза подряд выкрикивает «нет», это означает, что она уже готова на то, что от нее требуют. Ты ведь уже решилась, дорогая. Ты же только что осознала, что все ваши замыслы бредовы и бесперспективны, так ведь?
— Ты дьявол!
— Да, но дьявол богатый и умный. Ты же не собираешься пойти за глупого и бедного беса?
— Он не бес!
— Извини. Я хотел сказать: ты же не собираешься пойти за бедного и глупого ангела?
Она схватила тяжелую стеклянную пепельницу и швырнула ею в него. Пепельница попала Лорду в правый висок, где сразу же появилась сильно кровоточащая рана.
Он вытащил носовой платок.
— Я вижу, дорогая, что ты образумилась.
Внизу, во Фридхайме, зазвонили церковные колокола.
— Я желаю тебе благодатного Нового года, дорогая, — сказал Манфред Лорд, прижимая к виску быстро краснеющий платок. — Завтра праздник. А послезавтра мы вместе поедем в банк и заберем из твоего сейфа оставшуюся часть фотокопий.
2 января 1962 года они отправились во Франкфурт.
Верена взяла из своего сейфа фотоснимки и отдала их мужу.
— А где пленки?
— Вот они.
В машине на обратном пути в Таунус Верена вдруг стала хохотать.
— С чего это тебе вдруг так весело?
— Ты, мой милый, сидишь в капкане.
— Не понял!
— Оливер записал всю нашу историю и отослал в одно издательство. И там он рассказывает и про проколотые буковки, про пленки и фотокопии.
— Через час их уже не будет, моя дорогая. Останется только сама история. Но разве сама по себе она что-нибудь значит?
— Полиция начнет…
— Полиции нужны доказательства. А они теперь все у меня. Я хорошо относился к Оливеру. Но теперь с этим, разумеется, покончено. Когда он вернется, ты ему сразу же все скажешь.
— Я не могу… Я не могу…
— Ничего, ничего. Все ты можешь. Нервы у тебя достаточно крепкие.
— Манфред, я тебя умоляю! Я в самом деле не могу! Я… я просто не знаю, что сказать…
— В таких случаях лучше всего написать письмо, — сказал Манфред Лорд.
Верена Лорд написала письмо Оливеру Мансфельду. Ей вспоминалось лето на Эльбе, и она в сентиментальной манере упомянула бар в Марчана Марина, упомянула Порто Адзурро, зеленые морские волны, в которых ее обнимал Оливер, не преминула она также сказать, что он был самой большой любовью в ее жизни, что она никогда не сможет его забыть, а он же пусть ее простит, — просила Верена Лорд.
«Ты — моя душа, — писала она. — Мое дыхание…» Письмо начиналось словами: «Оливер, мой любимый Оливер!»
Вопреки этим и иным заверениям в сердечной привязанности, Верене Лорд пришлось прямо и недвусмысленно объявить своему любимому Оливеру, что, по независящим от нее причинам, она должна порвать с ним. Далее она четко назвала их. Она писала, что должна подумать о ребенке. Что ее страшит нищета и разница в возрасте. Человек постарше Оливера Мансфельда наверняка оценил бы такую честность — прежде всего потому, что женская честность имеет необычайную раритетную ценность.
И еще кое-чем Верена подтвердила силу своего характера. Она решилась сразу же после возвращения Оливера встретиться с ним в древней римской башне и лично передать ему письмо…
