Будучи типичным (и притом высокопрофессиональным) представителем мира, в котором профессионал-творец чуть ли не поклоняется своему творению, Джон Вулф до последнего вздоха утверждал, что больше всего на свете он гордится «семейным» изданием «Пансиона Грильпарцер». Разумеется, он гордился и ранними романами Гарпа, и даже на «Мир от Бензенхейвера» стал смотреть как на «неизбежность, если учесть все то насилие и жестокость, с которыми Гарпу пришлось столкнуться в жизни». Но именно «Грильпарцер» бесконечно восхищал Вулфа, да еще незаконченная рукопись «Иллюзий моего отца», которую Джон Вулф с любовью и грустью называл «возвращением блудного сына на стезю истинного творчества». Сколько лет Вулф редактировал первый сырой набросок неоконченного романа, сколько лет обсуждал с Хелен и Дональдом Уиткомом его достоинства и недостатки!
«Только после моей смерти, — решительно отвечала Хелен на все его просьбы опубликовать начало романа. — Гарп никогда бы не согласился издать незаконченный труд». Вулф был вынужден согласиться, но, увы, умер раньше Хелен, и честь посмертной публикации «Иллюзий моего отца» выпадет на долю Уиткома и Данкена Гарпа.
Именно Данкену пришлось стать свидетелем мучительной агонии Джона Вулфа, умиравшего от рака легких. Вулф лежал в частной нью-йоркской больнице, время от времени выкуривая сигарету через пластмассовую трубочку, вставленную в горло.
— Как ты думаешь, что бы на это сказал твой отец? — спрашивал Вулф у Данкена. — Разве не похоже на сцену смерти из его романов? Разве она менее гротескна? Кстати, он рассказывал тебе когда-нибудь об одной проститутке, которая умерла в Вене, в Рудольфинерхауз? Не помнишь, как ее звали?
— Шарлотта, — отвечал Данкен. Он очень сблизился с Джоном Вулфом. Вулфу со временем стали нравиться даже самые первые рисунки Данкена к «Пансиону Грильпарцер». Данкен из Стиринга переехал в Нью-Йорк; как-то он рассказал Вулфу, что впервые ощутил желание стать художником и фотографом, любуясь Манхэттеном из окна кабинета Джона Вулфа. В тот самый день первых феминистских похорон в Нью-Йорке.
В письме, продиктованном Данкену на смертном одре, Вулф объявлял сотрудникам, что Данкен Гарп получил право в любое время дня и ночи приходить в его кабинет и смотреть в окно на Манхэттен. Во всяком случае, до тех пор, пока издательство находится в этом здании.
Многие годы после смерти Джона Вулфа Данкен пользовался этой привилегией. В кабинете Вулфа обосновался новый главный редактор, но имя Гарпа еще долго приводило работников издательства в почтительный трепет. Бесчисленное количество раз секретари входили в кабинет со словами: «Прошу прощения, это молодой Гарп опять пришел поглядеть в окно».
Долгие предсмертные часы Джон Вулф и Данкен проводили, обсуждая достоинства Гарпа как писателя.
— Из него вышел бы гениальный писатель, — говорил Джон Вулф Данкену.
— Вероятно, вышел бы, — отзывался Данкен. — А что еще ты можешь сказать мне?
— Нет, нет, я не преувеличиваю. Какой в этом смысл? — возражал Вулф. — У него всегда был собственный угол зрения и прекрасный язык. Но главное — собственное видение мира; он видел его не так, как другие. Правда, на какое-то время он сбился с пути, но в последней неоконченной книге опять стал самим собой. В нем снова проснулось воображение. «Пансион Грильпарцер» — его лучшее произведение, но недостаточно самобытное; правда, он был тогда еще слишком молод; такую вещь мог бы написать и кто-то другой. «Промедление» — блестящий первый роман, по-настоящему оригинальный замысел. Но он хорош именно как первый роман. «Второе дыхание рогоносца» — забавная вещь и самое лучшее название. Тоже самобытное произведение, но это всего лишь роман о нравах, не очень глубокий. Разумеется, самое оригинальное творение Гарпа — «Мир от Бензенхейвера», пусть даже это чистой воды мелодрама. Только слишком уж он тяжелый: как непропеченный пирог — продукты хорошие, а сыроват. Я в том смысле — кто захочет его есть? Совершить над собой такое насилие?
— С твоим отцом было нелегко иметь дело; он никогда ни в чем не уступал. Но в этом-то все и дело: он всегда шел своей дорогой, в какие бы дебри она его ни заводила. Зато она всегда была его собственная. К тому же он был очень честолюбив. В восемнадцать лет дерзнул писать обо всем человечестве. Ведь тогда, в сущности, он был ребенок, подумать только. Затем какое-то время, как и многие другие писатели, он мог писать только о себе, но и тогда все равно выходил на общечеловеческие темы — хотя и не столь явно. Потом ему надоело писать «воспоминания», и он вновь обратился к судьбам человечества. Только-только приступил к этому. Боже мой, Данкен, вспомни, ведь он был совсем молодым человеком! Тридцать три года!
— И сил было предостаточно, — добавил Данкен.
— Он, без сомнения, столько бы еще написал, — посетовал Вулф, но приступ кашля заставил его умолкнуть.
— Он совершенно не умел отдыхать, — продолжал Данкен. — Так что, наверное, он так и так скоро бы сгорел.
Продолжая кашлять, Джон Вулф помотал головой — осторожно, чтобы не сдвинуть трубку в горле.
— Он? Сгорел? Никогда, — прохрипел Вулф.
— Все писал бы и писал? — спросил Данкен. — Ты думаешь?
Кашляя, Вулф кивнул. Он так и умер, кашляя.
Разумеется, и Роберта и Хелен присутствовали на его похоронах. Сплетники не оставили этот факт без внимания, в маленьком городке Нью-Йорке уже давно поговаривали, что Джон Вулф присматривал не только за литературным наследием Гарпа. Но, зная Хелен, было невозможно заподозрить ее в каких-либо других отношениях с Джоном Вулфом, кроме дружеских. Когда до Хелен доходили слухи о какой-нибудь ее связи, она только смеялась. Роберта Малдун реагировала более остро.
— С Джоном Вулфом? — говорила она сплетнику. — Хелен и Вулф? Да вы, наверное, шутите.
У Роберты были основания для такой уверенности. Во время набегов на Нью-Йорк она сама пару раз виделась с Джоном Вулфом в интимной обстановке.
— Подумать только, я когда-то смотрел твою игру! — сказал он однажды Роберте.
— Ты и сейчас имеешь такую возможность, — заметила Роберта.
— Я говорю про футбол, — уточнил Джон Вулф.
— Есть игры и получше футбола, — отпарировала Роберта.
— У тебя все получается прекрасно.
— Неужели?!
— Честное слово, Роберта.
— Все мужчины такие обманщики, — сказала Роберта Малдун; она-то знала, что это правда, поскольку сама была когда-то мужчиной.
Роберта Малдун, в прошлом Роберт Малдун, 90-й номер команды «Орлы Филадельфии», переживет Джона Вулфа, как почти всех своих любовников. Правда, Хелен ее пережила, но все равно Роберта прожила достаточно, так что успела полностью освоиться в своем новом качестве. Когда ей было за пятьдесят, она как-то сказала Хелен, что испытывает теперь двойные мучения — пожилого мужчины и пожилой женщины.
— Однако, — добавила она, — эта ситуация имеет и преимущества. Я ведь всегда заранее знаю, что скажет мужчина.
— Что тут такого, Роберта? Я тоже это знаю, — ответила Хелен.
И Роберта разразилась своим оглушающим хохотом; у нее была дурная привычка стискивать друзей в своих медвежьих объятиях, и Хелен в общении с ней приходилось постоянно быть начеку; однажды Роберта так ее обняла, что разбила очки.
Роберте удалось в значительной мере побороть свою эксцентричность. Способствовало этому чувство ответственности перед Фондом Дженни Филдз; она правила им с таким рвением, что Эллен Джеймс прозвала ее «генератором».
— Ха! Это Гарп был «генератор», — поправила она Эллен.
Роберта пользовалась огромным уважением среди немногочисленного населения Догз-хеда, ибо никогда ранее хозяйство Дженни Филдз не находилось в таком образцовом состоянии, к тому же Роберта принимала самое активное участие в местной общественной жизни, на что Дженни всегда не хватало времени. Десять лет возглавляла она правление местной школы — хотя, разумеется, своих детей у нее не было и быть не могло. Она стала создателем и главным тренером женской футбольной команды Рокингхэмского округа, двенадцать лет не знавшей себе равных в штате Нью-Гэмпшир. Однажды все тот же губернатор Нью-Гэмпшира, дурак и свинья, потребовал, чтобы Роберту подвергли хромосомному анализу, без чего не хотел допускать ее к решающему матчу; тогда Роберта предложила губернатору встретиться с ней лицом к лицу перед началом игры «и тогда поглядим, кому нужно будет делать хромосомный анализ». Разумеется, дело кончилось ничем, губернатор торжественно ввел мяч в игру. Команда Роберты выиграла, а противникам даже не удалось открыть счет.
Заведующий кафедрой физкультуры «Академии Стиринга» не был обременен подобными предрассудками и предложил Роберте тренировать нападение стирингской футбольной команды. Но бывший правый крайний «Орлов» вежливо отклонил предложение. — Слишком много мальчиков, — нежно промурлыкала Роберта. — Боюсь, они доведут меня до греха.
