Дома Саша запустил компьютер и отыскал в Интернете раздел «Шведские мужские имена». Триггве означало «надёжный».
Мама была счастлива. Сын теперь дома, можно за него не волноваться. Кот Енох каждое утро, едва пробудившись, шёл в Сашину комнату проверять, на месте ли хозяин.
То, что мама настраивает себя на серьёзный разговор, Саша понял загодя. Оставшись с ним наедине, она ни с того ни с сего вдруг начинала теребить поясок халата, украдкой вздыхать, заглядывать в глаза сына.
«К выходному сподобится», — загадал Саша. Он жалел маму, сочувствовал ей, понимая, как нелегко быть матерью великовозрастного отпрыска, да ещё обладающего таким несносным характером. И тем не менее Саша не мог примириться с её желанием опекать его, заслонять от жизни, «подстилать соломку» на его пути. Он имеет право принимать все решения сам, если надо, совершать ошибки, набивать шишки и синяки.
В воскресенье, едва Саша после обеда завалился с жизнеописанием легендарного Маринеску на диван, мама тихонько, но в то же время настойчиво, как только она одна умела, постучалась в дверь его комнаты.
— Сынок, выслушай меня, пожалуйста, — попросила мама.
Она села на краешек стула — руки на коленях, спина прямая — и ожидающе взглянула на Сашу.
Пришлось отложить книжку.
— Сашуля, я всё знаю, Вова Скучин мне рассказал о том, что с тобой… гм, произошло. Он добрый отзывчивый мальчик и очень хорошо к тебе относится.
Мама робко улыбнулась:
— Сынок, ты только не психуй, пожалуйста… — она подбирала слова. — Кирилл Петрович побеседовал с начальником полиции. Разговор, как ты сам догадываешься, был непростой, но полковник Егоров хорошо относится к нашей семье, помнит твоего дедушку и обещает эту историю замять. Ты понимаешь? Предприниматель, с которым ты э… подрался, находится под следствием за махинации. Ему сейчас не до тебя — уголовное преследование, машину конкуренты сожгли. В общем, потерпевший, так его назвали в полиции, отозвал своё заявление… — мама замялась. — Как бы это сказать? Его убедили, что будет лучше забыть об инциденте.
Его безумно влюблённая в Мандельштама и Ахматову мама так и сказала «об инциденте».
— Мама, сколько раз тебе нужно повторять, что я вырос?!
Саша в душе знал, что мама была абсолютно права. Раз он такой независимый, и решал бы свои проблемы сам. А то в бега подался, герой. Оттого он и злился, что был неправ. Интересно, приврал Мирон про черепно–мозговую травму? Что–то уж быстро собаковод встал на ноги.
— Хорошо–хорошо, сынок…
Мама вздохнула, собираясь приступить к сути разговора.
— Саша, ты ещё не передумал в училище поступать? Ну, чего там хорошего, в армии, а? Что ты там не видел, портянок?.. Кирилл Петрович всю жизнь прослужил, рассказывал, какие там условия.
«Кирилл Петрович — у неё через слово», — подумал Саша, но вслух ничего не сказал.
— А может, всё же лучше — в ЛИСИ? Пока учишься, в армию не возьмут. Боюсь я, сынок, за тебя, сам знаешь, что в мире творится. А ты у меня всё геройствуешь. — Мама глубоко вздохнула. — Строители сейчас хорошо зарабатывают. Вон Кириллу Петровичу от фирмы две путёвки в Египет оплатили. Так хочется съездить, хотя бы раз в жизни. Все знакомые уже за границей побывали…
Если бы Саше ещё пару лет тому назад кто–то сказал, что у его хлюпающей носом над томиком романтических стихов мамы в предвкушении пляжного ничегонеделанья так загорятся глаза, он в ответ покрутил бы пальцем у виска.
— В бананово–лимонном Сингапуре, в буре, когда поёт и плачет окиян… — пропел, кривляясь, Саша. Он специально исказил слова знаменитого Танго «Магнолия». Вертинского Саша просто не мог терпеть.
Дети сначала возносят родителей на пьедестал, а потом, чуть повзрослев, делаются к ним чудовищно жестокими, не в силах простить недавним кумирам невинные человеческие слабости.
Готовясь к медкомиссии, Саша отрастил волосы, и синих порошинок, поселившихся навечно под кожей виска, было не заметно. Ну, если только приглядеться как следует. Ухо почти не болело и, кажется, стало различать громкие звуки. Саша настраивал себя на победу — правое ухо ведь слышит идеально, но червячок сомнения всё–таки терзал юношу. А вдруг врачи его все же забракуют? И что тогда делать?
Все до одного эскулапы заинтересовались причиной ожога, взрывной травмой, как они писали в заключении, но тем не менее противопоказаний к службе не выявили. Оставалось пройти ЛОРа и терапевта — председателя комиссии.
Ушник, пожилой сутулый грузин с жёсткой щёткой усов под внушительным носом, тоже расспрашивал о петарде, морщился, качал головой, пускал зайчики закреплённым на лбу зеркальцем. Врач раза три заставил Сашу повторять за ним цифры, которые шептал, отвернувшись к окну, потом включил пикающий то громче, то тише прибор.
— Левосторонняя тугоухость третьей степени — подытожил обследование медик, заполняя медкарту. — К воинской службе не годен!
— Доктор, а что–нибудь можно сделать? Подлечиться как–то?
Тот пожал плечами:
— Уж очень вы запустили, молодой человек. Барабанная перепонка заросла, но, во–первых, на месте разрыва образовался рубец; а, во–вторых… всё говорит о воспалении слуховых косточек. Требуется длительное лечение, молодой человек. Антибиотики, физиотерапия, — врач грустно посмотрел на Сашу из–под кустистых бровей. — Очень даже возможно, придётся оперировать.
— Доктор, а на действительную меня возьмут?
Эскулап покачал головой:
— Нет, молодой человек. С третьей степенью в армию не берут.
Саша шёл домой, пошатываясь. Его будто обухом по голове ударили. Он раз за разом закрывал правое ухо ладонью, слушал левым шум проносящихся мимо машин, пытаясь различить отдельные звуки. Всё никак не желал верить в крах своей мечты. Что теперь, идти работать в супермаркет, продавать лохам китайский ширпотреб, который им и нафиг не нужен? Или и в самом деле — в «Лисичку», чтобы потом проектировать канализацию? Допрыгался, блин! Доскакался!
Мирон во дворе не показывался. Школа стояла в двух шагах от дома, и Саша бы появление физрука засёк непременно. Скучин, судя по рассказам мамы, забегал, но и о нём ничего слышно не было. Саша начал склоняться к мысли, что, Вовка, соблазнённый рассказами о казацкой вольнице, отбыл с тренером в Днепропетровск.
На пятый день после своего возвращения Саша позвонил Борзому. Тот обрадовался, и приятели договорились встретиться. Саша спустился во двор, присел на качели. Хорошо дома, чёрт побери! Даже качели скрипят по–домашнему.
Борзый появился через пару минут.
— Санёк, — заорал он на весь двор, — где был, что делал, брателло? Пропал, ни слуху о тебе, ни духу. Как сам–то?
Борзого было не узнать. Он вырядился в новенький с иголочки костюм, белую рубашку, галстук, лаковые туфли… на чёрной от загара шее — зенитовский шарф. Саша с трудом сдержал улыбку.
— Нормалёк, — ответил он, — ты Сорокину не видал?
— Здесь твоя Сорокина, — пожал плечами Борзый. Звонила мне на днях — поговори, мол, Боря, с Еноховым. Что он как ребёнок заладил: «армия, армия…», пусть в институт идёт поступать.
— А ты ей что сказал?
Борзый захлопал по карманам в поисках сигарет:
— Я сказал, что Иноходец пойдёт туда, куда захочет! Родаки её вообще–то уезжали за границу, но сейчас уже вернулись. Закрыли, наверное, Пташку в клетку.
Борька вдруг загоготал, да так заразительно, что и Саша рассмеялся с ним за компанию. Борзый был всё такой же.
— Мы, Санёк, с Сидиромом продавцами в «Эльдорадо» пойдём. — Борзый стряхнул с рукава соринку. — Ромка в технике сечёт, обещал подсказать мне, если что… Хорошо бы в одну смену попасть! Двадцатку на первое время положили. Потом, говорят, добавим. Хочу тачку прикупить, Санёк. Давай, и ты с нами! А чо? Кусать что–то нужно…
Саша улыбнулся:
— Менеджмент — это вам не маркетинг, — сорвалась у него с языка расхожая фраза. Саша не мог себе представить в торговом зале супермаркета Борзого. Тот же своим железобетонным затылком всех покупателей распугает.
— Не, я в «Лисичку» нацелился, на архитектурный. У Кирилла там блат. Буду новым русским дворцы строить. Шутка!.. А как же армия, Боб? Осенний призыв на носу.
— Отмажемся, — ухмыльнулся Борзый. — Бабки заработаем и отмажемся. Как все, так и мы.
— Как все… — повторил за Борзым Саша.
Жировые складки на лбу Борьки собрались в комок. Саше почудилось, что он сквозь бронебойный череп приятеля видит, как лениво колышутся его мозговые извилины. Что уж говорить, Борзый никогда не отличался сообразительностью. Но Саша знал Борьку Борзова с детства. Тот всегда был верный друг и надёжный, как бейсбольная бита, боец. Если Борзый находился рядом, за свою спину можно было не опасаться.
— Это ты к чему? — насторожился Борзый.
