Флотский духовой оркестр играет «Встречный марш».
Домой Саша вернулся совершенно обессиленный. Его никто не встретил. Енох последнее время хворал и не выходил из своего угла. А что же Гала? Она всегда выбегала навстречу вприпрыжку, едва хлопала входная дверь. Саша заглянул в гостиную. Работал телевизор. Тётя Ксана судорожно прижимала к себе притихшую у неё на коленях внучку. На экране президент Украины, брызгая слюной, обещал согражданам:
«…У нас работа будет, а у них не будет. У нас пенсии будут, у них не будет… У нас дети пойдут в школы и детские сады, у них они будут сидеть в подвалах. Они ничего не умеют делать. И так, и только так мы выиграем эту войну…»
«Они» — это жители Донбасса», — сообразил Саша. Не в силах это слушать, он щёлкнул пультом — с экрана пропала сытая морда олигарха, публично приговорившего часть своего народа к истреблению.
Не снимая куртку, Саша прошёл в свою комнату, включил компьютер, дождался загрузки и набрал, сверяясь с листовкой нацболов, адрес сайта «Интербригады». Открыв «Анкету добровольца в ополчение Донбасса», Саша стал быстро её заполнять…
* * *
Солнце клонилось к горизонту. Заметно посвежело, и курившийся из развалин дым смешался с поднимающимся над рекой туманом, затопил противоположный, заросший тальником берег, где лишь час назад перестали выть миномёты, спрятал от глаз быки взорванного моста, зарывшуюся в береговой уступ башню танка, укрыл расположение ополченцев.
Бойцы, минуту назад проводившие с конвоем в Донецк троих раненых товарищей, по знаку командира выстроились в шеренгу у знамени Донецкой Народной Республики.
Комбат, седой коренастый шахтёр, зачитал перед строем приказ о представлении троих бойцов — двоих из них посмертно — к медали «За воинскую доблесть» третьей степени.
В предвечерней тишине звучали торжественные слова:
«…за личное мужество при отражении массированной танковой атаки… удалось удержать господствующую над местностью позицию… эвакуировать из зоны обстрела женщин и детей в количестве тридцати восьми человек…»
Стройный сероглазый ополченец в разгрузке поверх застиранной тельняшки и в бескозырке с потускневшей от времени — золотом по чёрной ленточке — надписью «Днепровская флотилия», сделал три шага из строя:
— Служу народу Новороссии!
Прозвучала команда «Вольно», и ополченцы обступили виновника торжества.
— Так держать, Иноходец. Дай тебе обийму, казаче. Санёк, ёксель–моксель, с тебя, брат, приходится.
Все рассмеялись — в батальоне строго соблюдался «сухой закон».
— После победы, братья, только после победы, — отшутился юноша, обнимая товарищей. Ясная улыбка озарила ещё минуту тому назад застывшее лицо, и стало видно, что ополченец совсем ещё мальчишка.
Он коснулся аккуратно застёгнутого кармана на груди. Там лежала запаянная в пластик фотография его растворившейся на просторах либерально–демократической Европы возлюбленной.
Иноходец огляделся — он был сейчас дома. Его, самого юного, здесь называли сыном, оберегали, радовались его победам. Вокруг стояли утомлённые боем мужчины, одетые кто как: большинство в разномастном камуфляже; трое — в затянутых ремнями гимнастёрках советского образца, галифе и кирзовых сапогах, на головах — пилотки с алыми эмалевыми звёздочками; один — в перечёркнутой красной лентой казацкой папахе. Шахтёры и врачи, украинцы и русские, христиане и мусульмане… И не было здесь «ни Еллина, ни Иудея».
© Copyright: Михаил Соболев, 2015
