Во сне к нему на постель села женщина, Николай соображал, жена или Ирина. Но женщина заговорила незнакомым голосом:
— Вы, пожалуйста, не бойтесь меня.
Тут Николай разглядел — вовсе незнакомая. Молоденькая девица, лет двадцати с небольшим. В талии широковата, но личико интересное, стильное с большим чувственным ртом, несколько вялым, без намека на косметику, вот выпендривается, а? Даже глаза не подвела. Одета, типа, из бабушкиного сундука. Прическа соответствующая, растрепанная — ясно, свой брат, сестра то есть, художница.
Заметила его оценивающий взгляд, смутилась, вздохнула, зашептала невнятно. Николай прислушался.
— Я знаю, я нехороша собой, — канючила барышня, — и ноги у меня большие.
Николай уяснил — кокетничает. Ноги, как ноги, размер тридцать седьмой не больше, и мордашка весьма выразительная. Наряд да, смелый, ну, кто сейчас не смелый, все так ходят. Пока сон не кончился, надо бы с ней в интим вступить, раз уж наяву не удалось, Ирка, стерва, так и не позвонила. Он решительно откинул плед, стянул футболку. Девица взвизгнула. Нет, ну надо так ломаться? Они даже в его собственном сне изображают неприступность. Ладно, даже интереснее, будем немножко соблазнять.
— Откуда ты, прелестное дитя? — черт знает, чья строчка, друг-поэт Вадим все цитирует, должно подойти к моменту, данному в ощущении.
— Я бывала здесь… Ох, это не важно. Я здесь хотела умереть. Но вам это не нужно знать. Я хочу предупредить, чтобы вы никому не говорили о Костяном рыльце. То, что вы его видели, не страшно, это не опасно. Нельзя лишь рассказывать — никому, никогда. Расскажете — умрете. Не сразу умрете, через год лишь, или два. Нельзя говорить. Вы же слышали, наверное, что очевидцы, которые рассказывают о — как это у вас — о полтергейсте, умирают. Потому и считается, что встречаться с подобным опасно. Но те, кто молчат о явленном чуде — о тех не знают, и они мирно доживают до старости. Видеть не опасно, говорить не стоит.
— Не скажу, — пообещал Николай. — С одним условием… — Хотел уж завалить девицу на многоопытную кушетку, но остерегся. Какая-то девица трепетная чересчур. Надо погодить. Смял реплику. — Ну-у, об этом позже. А почему ты взялась меня опекать? Ты поклонница моего таланта?
— Какого таланта? — спросила девица и сразу показалась непривлекательной. Но с этим можно было работать.
— Художника обидеть всякий может. — Николай вылез из постели, сняв заодно и джинсы — пусть привыкает к его красоте. — Пойдем, работы покажу.
Девица при виде красоты малость покраснела, потерла лоб тыльной стороной кисти, весьма изящной и узкой, и, закатив глаза, упала на пол без предупреждения.
Николай перевидал дам и девиц без счету, во всяких ракурсах и ситуациях, но с обмороком столкнулся впервые. Сон как-то подозрительно смахивал на реальность, слишком подробен и достоверен, слишком ощутим. Перцовка пахнет, как положено, а во сне обоняние не должно бы работать. Отхлебнул из горлышка — вкус перцовки, вкус тоже сохранился, может, не сон? Решил напоить бездыханную барышню. Чем ее к жизни еще возвратишь? Приподнял голову, разжал бледные холодные губы крупного рта, зубки у барышни оказались — не фонтан, приложил горлышко aqua vita, наклонил бутылку. Сквозь прозрачную кожу шеи видно было, как потекла темная струйка перцовки, там, у нее внутри. Зрелище жутковатое. Добежав до узкой груди, перетянутой шелковистой пестрой тканью, перцовка свободно пролилась на пол, не смочив платье барышни, но оставив пятно на половичке перед кушеткой. Ну, сон есть сон, бояться нечего, не такие кошмары снятся. Однако, мысль об интиме с незнакомкой придется оставить, если уж спиртное в ее теле не держится, как же тогда…
Девица очухалась, уставилась на Николая.
— Вы оказываете мне честь подобными мыслями, меня еще ни разу не желал мужчина, но мы должны оставить это. Я не могу…
— Это я уже понял, — задумчиво ответил Николай. Во сне имеет смысл выражаться откровенно, и он спросил: — Что в таком случае прикажешь с тобой делать? — Как там Вадим цитировал любимого поэта: — Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
— Послушайте, — решительно начала барышня, но прибавила, — пожалуйста, — и сразу стала немножко жалкой. — Вы не спите, это не сон. Может, утром, вам и покажется, что сон, но вы все запомните, а станете проверять — подтвердиться. Спросите хоть Катину младшую дочь, ее тоже Катериной зовут, она над вами как раз живет. Так и не уехала в Голландию, одна осталась. Скоро уж ко мне переедет. Но я все отвлекаюсь. Вы сегодня выпустили Хозяина, а это не ваш Хозяин, он — наш. Вы не должны о нем рассказывать. Никому. Я же с самого начала предупредила. За этим и пришла. Ну и скучно, конечно, без людей, что говорить. Если бы вы Хозяина не выпустили, я бы не смогла появиться. Мы с ним связаны, я его заперла, он меня держит. Зла-то он не хочет, напротив, все боялся, что я глупостей наделаю, да не помог. Мы, по сути, оба заперты. Но сегодня, из-за вашей неосторожности… И оденьтесь, пожалуйста, мне очень неловко. Если вы будете столь развязны, мы не сможем встречаться.
— А ты планируешь со мной встречаться регулярно? Где и когда? — Николай одел-таки футболку и джинсы. — Не пойму, о каком хозяине ты толкуешь? Об этом чертике из белой горячки? Так он, наверное, от бомжей перебежал, мне еще до белочки упражняться и упражняться. Долго он меня пугать будет? Чего ему надо?
— Вы задаете вопросы, а ответов не хотите слушать, сами себя перебиваете, торопитесь, — барышня обиделась.
— Ну что ты, я весь внимание, — спохватился Николай.
— Мы можем встречаться здесь, — барышня потупилась. — Когда вы будете думать, что спите. А Хозяин дожидается второй попытки. Как дождется — сразу уйдет. И я вместе с ним освобожусь. Не стоило мне тому неприятному следователю лишнего говорить. Но я не знала. А вы — знаете, я вас предупредила. Так что молчите.
— Второй попытки чего? — уточнил Николай. — И не мог бы он ждать этой попытки там, под полом. Не лезть наверх, не пугать порядочных художников.
Незнакомка наконец проявила женскую сущность, вовсе не стала отвечать на вопросы, как это принято у дам. Внезапно побледнела, сквозь нее отчетливо проступила стенка со стеллажами; истаяла, как снегурочка, исчезла.
Николай проснулся, оттого что затекла рука, обнаружил, что уснул одетым, разделся, сходил на кухню за водой, попил и уснул крепким сном хорошо поработавшего человека — до позднего утра.
Утром в низких окнах бился серый рассвет, царапая стекла, как кашель горло. Звонила по мобильному телефону жена, кротко интересовалась, будет ли Николай к обеду. Звонила Ирина, пыталась скандалить — отчего это он отключил телефон, она не смогла дозвониться и предупредить, а муж нарисовался, стремительный, как терьер, и увез ее домой. Николай быстро раскусил тактику и наорал в свою очередь, в общем, они оправдали чаяния друг друга и расстались, почти примирившись — до следующей недели. Для себя Николай решил, что больше никогда не станет ночевать в мастерской ради Ирины, не стоит она неудобств и ночных кошмаров. И стрижется чересчур коротко, а уж поучать возьмется — не остановить. Николай раздражился и накалялся все сильней. Это дурной знак, это означает, что роман не то что летит к развязке, но начинает распускать отдельные шнурочки, связь ослабевает. Таких ослабевших расшатанных романов со встречами раз в месяц или в полгода у него достаточно, хочется живого, близкого, тесного, как собственная кожа. Будем искать. Какая удача, что жена позвонила раньше Ирины, не то бы ей, бедной, перепало. Пока же раздражение можно снять работой, и Николай взялся за полы, закончив к обеду. Он не стал копать глубже, засыпал дыру керамзитом, застелил досками, а сверху фанерой, той же фанерой покрыл полы в маленькой комнате — красота, почти евроремонт.
Давешний ночной кошмар Николай не забыл, хотя, если сон не повторишь с момента пробуждения, — сотрется. Николай ничего не повторял, но сон вспоминался, стоило шагнуть в прихожую. Объяснение лежало на поверхности, как фанера на досках: найденная под полом старинная мышеловка, Николай открывает ее, видит тени по углам — на самом деле от усталости, но при определенном настрое, да выпивши, можно нафантазировать, что тени полезли из клеточки. Все, сон готов: хозяин или домовой из мышеловки, явившаяся барышня — взамен ожидаемой Ирины. Интересно, как зовут бабку, живущую наверху, ей никак не меньше ста лет, а справляется одна, не видно родственников. Вдруг Катериной? Интересно, но не настолько, чтобы знакомиться и проверять, как предлагала барышня из сна. Но с пегой дворовой кошкой Николай свел знакомство и приучил ее залезать в комнатку через форточку. Уходя из мастерской, всегда оставлял кошке, которую так и назвал: Кошка, сухой корм на блюдечке в надежде, что та из благодарности станет пугать мышей и прочих нежеланных обитателей.
