Коляныч перевез большую часть коллекции в свой гараж. А самые габаритные модели уговорил Арнольда поставить в его кабинете. Эти перестановки освободили часть родительского дома. Хобби требовало значительных затрат, Коляныч взял квартирантов. Но денежный ручеек, струившийся в его карман, был очень тонким, еле заметным.
«Что же делать»? – думал Коляныч, собирая картошку, огурцы, укроп на огородике Антиповича, прижавшемся у края Бермудского котлована. Коляныча так долбили грустные мысли, что он не заметил, как из дома, которому этот огород принадлежал, выскочил хозяин с черенком от лопаты и стремительно побежал к ворюге. Узнав Кольку, он выбросил палку и принялся его стыдить, позорить и клясть.
Флотская гордость взыграла у Коляныча.
– Да подавись ты, – пренебрежительно процедил сквозь зубы гордый Коляныч и высыпал обратно дары земли.
– Я Хоботу сегодня же заявление напишу, – распаляясь, пригрозил Антипович.
– Хорошо подумай, – мирно предупредил Коляныч.
За скандалом с удовольствием наблюдал сосед Федорович, облокотившись на свой забор.
«От мудыло», – возмущенно бормотал Коляныч, подходя к супермаркету. Купив яиц, молока, хлеба, Коляныч задержал взгляд на пачке дрожжей.
– Хорошие? – спросил он.
– Очень свежие, – ответила молоденькая продавщица.
– Вот и славненько, давай.
Ночью Коляныч опять посетил двор жадного Антиповича и бросил свежие дрожжи в его сортир. Через несколько суток забродившие экскременты поперли вверх, перевернув будку, ринулись на свободу, заполнив весь двор. Вызванный участковый Хобот только разводил руками и, задыхаясь от смрада, повторял: «Шо ж я могу сделать, нужны доказательства».
К концу недели Коляныч собирал урожай у соседа Антиповича уже легально. Смекалистый Федорович принял самое активное участие, помогая Колянычу формировать ассортимент.
Всё радикально изменилось после приезда в город Садыкова – флотского сослуживца Коляныча. Он прибыл из знойной Туркмении с вагоном дынь. Кроме дынь, Коляныч получил в подарок тонкие саженцы индийской конопли, и после квалифицированной консультации друзья высадили растения на Колькиной веранде, превращенной теперь в теплицу.
С нетерпением Коляныч ждал первого урожая. Драп получился просто обалденный. Однажды обкурившись, Коляныч принял участие в переписи населения. В графе национальность он написал: эвенк, а родным языком признал чукотский.
К Колянычу потянулись ходоки. Ручеек любителей травки превратился в полноводную денежную реку. Можно было спокойно заниматься любимым делом.
Коляныч расширил диапазон. Кроме изготовления моделей, он смог приобрести живописные полотна на морскую тематику, графику, фотографии, штурвал, компас, секстант, барометр, морскую форму, раковины моллюсков, кораллы и многое другое. Вычертил схемы сражений у острова Лиса, Ютландского, у Доггер-банки, в проливе Суригао и многих других морских боев, ставших легендами. Часами мог рассказывать, как начинались сражения, какую тактику применяли те либо иные адмиралы. Сыпал фамилиями, фактами и цифрами. На собранный материал Коляныч завел архивные карточки. В тысяче километров от ближайшего моря усилиями одного человека была заложена музейная коллекция, содержанию которой могли позавидовать многие серьезные коллекционеры.
Последнее удачное крупное приобретение Коляныч совершил в Черкассах. Перечитывая колонки газет, где люди предлагали всякую всячину, наткнулся на объявление «Продаю портрет адмирала. Недорого», номер телефона и адрес. Коляныч разволновался, какой адмирал, какого флота, страны? Может, Макаров? Немедленно позвонил в Черкассы. Трубку взял, судя по голосу, старый хрыч. Темнил. Ходил вокруг да около, не называл ни фамилии адмирала, ни цены. Коляныч терял терпение и хотел уже послать продавца. Но тот почувствовал, что сделка может сорваться, и очень тихо выдавил – 50 долларов. Быстро добавив, что торг уместен.
Взяв бутылку коньяка, Коляныч двинулся в путь в общем вагоне поезда Москва – Одесса. Поездка совпала с обретением Украиной независимости. В вагоне ему досталось боковое место. Коляныч, не обращая внимания на пассажиров, достал из дипломата бутылку, стакан и книгу «Грант Флит Его Величества» тысяча девятьсот шестнадцатого года издания. Налил полстакана, выпил и углубился в книгу.
Но читать ему помешал писклявый пьяный голос. «Вы, хахлы, дурные! Вам независимость нужна, как зайцу триппер, за нас вам держаться нужно, за нас». Говорящего не было видно. Он сидел в соседнем купе. Коляныч поморщился, но промолчал. Опять налил и опять выпил. Голос был очень знаком. Где он мог слышать эту писклю? В памяти всплыл образ Вовки Пунгарева. Повара с их крейсера. Худенький, белобрысый, синеглазый паренек из Воронежа, с огромными оттопыренными ушами и тонкой шейкой, которую можно было поломать двумя пальцами. Коляныч вспомнил крейсер, флотских друзей… «На коленях приползете и в жопу нас целовать будете», – опять загундосил в соседнем купе писклявый. Коляныч глотнул коньяка и, громко кашлянув, сказал:
– Товарищ, не нужно Украину трогать. Можно пострадать.
В вагоне повисла гнетущая тишина. Было только слышно, как стучат колеса на стрелках. Поезд приближался к станции Гребенка.
– Это кто там такой смелый? – насмешливо запищал голосок. – Выйди, покажись.
Коляныча стал раздражать тон Вовки. Смотри-ка, флот добавляет уверенности в себе даже такой устрице, как Пунгарь.
– Я, Вова, если покажусь, то у тебя уши поотлетают.
– Откуда ты знаешь мое имя? – с любопытством пискнул Вова.
– Участковым долго работал в Воронеже, – многозначительно сказал Коляныч, подмигивая пассажирам.
Он спрятал книгу и бутылку обратно в дипломат. Поднялся и пошел наказывать обнаглевшего Пунгаря. Представил, как у этого засранца вытянется лицо, как начнет Вова перед ним заискивать. Но вместо тоненькой шейки с лопоухими ушами на лавке сидел огромный, просто нечеловеческих размеров гражданин. Колянычу показалось, что в плечах у него не меньше полутора метра. Но, при его росте два с лишним, косая сажень выглядела пропорционально. Рядом с ним хватало места только сухонькой старушонке, которая своим размерчиком оттеняла масштаб соседа. Головой тот подпирал верхнюю полку. Его надбровные дуги торчали вперед. С них у незнакомца начиналась прическа. Глаза глубоко посажены в глазницы. Тяжелые, выдвинутые вперед, челюсти спокойно могли перекусить большую берцовую кость коровы. В общем, в стае горил он смог бы бороться за лакомые куски и за самок не только с рядовыми самцами, но и с вожаком. На столике перед «Вовкой» позвякивали уже несколько фауст-патронов. Его лекцию о взаимоотношениях России и Украины слушала делегация бабушек, которые везли молочные продукты на базар в Гребенку.
– Ну, чего остановился? Сцышь, когда страшно? – радостно запищал гигант.
Коляныч не понимая, что делает, обратился к старушке напротив.
– Мамаша, пересядьте, пожалуйста.
Старушка с удовольствием покинула место. Коляныч сел. Снова открыл дипломат и достал пузырь.
– Так что с ушами будем делать? – потребовал голосок гиганта.
Коляныч, оттягивая время, прямо из дула допивал коньяк. Он понимал: шансов – никаких. Проводник, с тревогой слушавший диалог, скрылся у себя в купе. Связался по внутренней связи с бригадиром, попросил вызвать милицию. За окнами замелькали домики Гребенки. Коляныч допил коньяк и решил: «Независимость – это принципиально. Придется умереть». Он резко разбил бутылку о голову писклявого богатыря и выскочил в проход. Реакция гиганта удивила всех. Он, довольно улыбаясь, взял со стола тяжелую бутылку из зеленого стекла и тоже разбил ее о свою голову.
– Ну, давай, – радостно предложил он Колянычу. – Бей! – И тоже выдвинулся в проход.
Коляныч нанес серию сильных ударов в голову и корпус. Но это было всё равно, что избивать плотину Днепрогеса. Последний удар ногой Коляныч зарядил в пах гиганта Вовика. После ударов Коляныча Лжепунгарев покрылся румянцем и выглядел абсолютно счастливым человеком.
– Ну, хахол, держись! Теперь моя очередь, – он, размахнувшись, ударил.
Коляныч скользнул вправо, страшный удар встретила верхняя полка. Она безжизненно повисла перед лицами обезумевших от страха старушек. Богатырь с голосом кастрата сморщился от боли. То ли ему, как диплодоку, наконец, до головы дошел сигнал, что Коляныч больно ударил его по яйцам, то ли он сломал руку.
В вагон влетела бригада ментов. Коляныч первый раз в жизни оценил, как полезен для государства институт милиции. Драчунов вывели из вагона и повели в отделение на вокзале.
– Что произошло? – спросил сержант Коляныча.
– На Украину наехал, – скромно ответил Коляныч.
Сержант от радости покрылся пятнами. Вся его родня погибла в мордовских лагерях, а его мать и он-младенец чудом выжили на поселении.
