На пляже я снимаю туфли. Песок прохладный, почти холодный. Я направляюсь к морю, откуда бегут мне навстречу отважные и продрогшие дети. Матери ждут их с махровыми полотенцами и ласковыми словами. Там, дальше, наездники едут шагом, их тени вытягиваются на песке. Поодаль горит костер, вокруг молодые парни и девушки, ветер доносит гитарные аккорды, запахи жареного, взрывы их смеха. Стемнело. Никто не хочет уходить. Все хотят жить.
– Бокал шампанского вам очень шел.
Я вздрагиваю, но не оборачиваюсь. Он идет за мной, в метре, даже меньше. Мне не страшно. Я его знаю.
– Вы очень быстро исчезли давеча в баре отеля.
– Там было слишком людно.
– Не очень по-рыцарски с вашей стороны, не правда ли? Значит, вас замучила совесть, и вы последовали за мной сюда, чтобы извиниться за то, что сбежали.
– Я ни о чем не жалею.
– Может быть, вы из робких мужчин, пытающихся сделать робость своим шармом?
– Нет.
– Значит, женаты?
– Да.
– И зачем женатый мужчина накануне 14 Июля, в сумерках, преследует женщину на пляже?
– Он пытает счастья.
– Это не очень лестно для меня.
– Моя жена уехала без меня на неделю.
– Тоже не очень похвально.
– Извините меня. Вообще-то я не привык заговаривать с женщиной, которая идет босиком по пляжу в ночи.
– Но это не помешало вам чуть раньше заговорить с замужней женщиной в баре?
– А. Вы замужем?
– Да.
– А ваш муж не здесь?
– Он, возможно, с вашей женой.
Я сошла с ума.
– Не думаю. Она слишком серьезна для этого.
– Но может быть, мой муж – сказочный соблазнитель и умелый краснобай, не в пример вам.
Сошла с ума. Подтверждаю.
– Вы были первой. В первый раз я это делаю.
– В первый раз? Вы, однако, смелы для новичка. Или «Вам идет только шампанское» – это реплика из книги?
– Я никогда никому этого не говорил. Вы первая.
– Я была. Я есть. Спряжение вас опасно приближает.
– Я увидел сначала ваши ноги. Мне вспомнилась фраза Шарля Деннера в фильме Трюффо. Потом ваши бедра, когда вы взбирались на табурет. Потом то, как вы закинули ногу на ногу, почти рапидом. Как глиссе.
В точку.
– Вы еще не видели моего лица?
– Я еще не видел вашего лица. Я дошел до затылка, когда прошептал вам эту дурную реплику из книги.
– Она была прелестна.
– Вы не походили на женщину, заказывающую коктейль со смешным названием и вынужденную терпеть патетические жесты бармена, который смешивает его при ней, думая, что держит в руках статуэтку «Оскара» в Голливуде. Шампанское было единственным выходом.
– Почему вы сбежали?
– Потому что вы могли найти меня очень безобразным.
– Вы безобразны?
– Уже темно. К счастью.
– Я, может быть, не так очаровательна, как вы думаете.
– Темно.
– И не так молода.
– Непроглядная темень.
– Мне нравится ваш голос.
– Он впервые говорит слова, которые я вам говорю.
– А дальше?
– А дальше? Это напоминает мне Рок-сану[36].
– …Вот канва! По ней набросьте вы узоры прихотливо.
– Вы меня волнуете. С первой минуты, когда я вас увидел.
– Но вы женаты.
– Вы тоже замужем.
– Вы ей изменяли?
– Нет.
– У вас когда-нибудь было такое желание?
– Желание – нет.
– А случаи были?
– Да.
– Набросьте же узоры прихотливо.
– Ни одной, которая стоила бы потери себя.
– Но если бы хоть одна того стоила?
– Я ее не встретил.
– Вы же все-таки заговорили со мной. Я могу того стоить?
Сошла с ума окончательно и бесповоротно.
– Да, Роксана. А вы? Вы ему изменяли?
– Меня зовут не Роксана. Луиза.
– Луиза. Красивое имя. Что-то сладкое во рту, долгая конечная нота. Изысканно.
– Меня могли бы звать Моникой.
– Какой ужас, кислятина, а не имя. Нет, решительно, Луиза вам подходит. И мне тоже. Итак?
– Нет. Я тоже ему не изменяла.
– Не было желания?
Я смеюсь.
– О, еще как!
– Так почему же?
– Я ждала, когда мужчина заговорит со мной в баре отеля и скажет мне теплым голосом «вам идет только шампанское», потом последует за мной на пляж Ле-Туке, в сумерках, чтобы я не могла увидеть его ужасного лица, а он моего преклонного возраста, и возьмет меня за руку.
Он берет меня за руку.
– Крепко обнимет меня.
Он крепко обнимает меня.
– Прижмется ко мне.
Он прижимается ко мне.
– Поцелует меня в шею.
Он целует меня в шею.
– Скажет мне, что у него на меня встает.
– У меня на вас встает.
– И я с криком убегу.
Я убегаю.
Он кричит:
– С каким криком?
– Найдите меня!
* * *
Я бежала до потери жизни.
Бежала к дамбе, к дурацким паркингам, к подиуму, установленному для бала. Я миновала очень оживленную улицу Сен-Жан, кого-то толкала, меня беззлобно поругивали; мне свистели, как девчонке, обещая; но я смеялась, снова смеялась, я чувствовала себя красивой; и в эту секунду я и была красивой, клянусь вам, что была.
* * *
А потом последнее 14 июля века наступило.
* * *
Утром моего дня рождения я проснулась поздно.
Впервые за долгое время я спала голой. Впервые за долгое время я узнала первобытные ощущения желания; эти благости, приближающие все возможное.
Несколько раз за ночь моя рука искала тело рядом и находила пустоту. Бездну. Кто он, тот последний, с которым знаешь, что закончишь жизнь, никогда не сдавшись нежности, этой безделице, уютной и почти оскорбительной, что приходит на смену страсти? Кто он, тот, что будет по-прежнему воспламенять наши разбитые тела, наши материнские тела, наши женские воспоминания?
Я заказываю завтрак. Молоденький официант быстро его приносит. Серебряный поднос, белая скатерка, маленькая желтая роза в узкой вазочке – желтая роза означает предвестье неверности; это вызывает у меня улыбку. Мальчуган дрожит. Когда я говорю ему, что он прелесть, он убегает[37], проворный, как ящерка.
Потом я долго нежусь в ванне, как до меня Ариана Дем, ожидавшая своего Властелина[38].
Как я; как эти тысячи женщин, безоружных перед единственной одержимостью мужчин. Новизной.
* * *
В полдень дамба черна от народа.
Балет велосипедов, самокатов и колясок. Маленькая музыкальная комедия. Большая человеческая комедия. Дети визжат, требуя сахарной ваты, итальянского мороженого. Целые семьи располагаются, чтобы позавтракать на пляже. Пожилой мужчина курит, глядя на девушек, выходящих из воды. Ни дать ни взять фотографии Дуано[39]. Одинокие женщины улыбаются, на всякий случай. Взгляды наконец-то встречаются. Случаются встречи. Вырисовываются опасности. Расцветают любови в надежде, что никогда не увянут от дыхания сентябрьского утра.
Впервые в моей жизни я причастна к этим летним любовям. Я в числе тех, что отдаются охотнику. Мечтая, что он принесет свой трофей домой.
Я долго шла по дамбе. Миновала пляж напротив авеню Луизон-Бобе; там, на песке, под желтым зонтом, сидят в синих полотняных креслах двое, мужчина как будто спит, женщина читает книгу – со спины она смахивает на мою сенгенскую поэтессу: бледный затылок и тело, уже такое усталое.
В тридцати метрах ниже, едва скрытые высокой травой, два подростка, белокурые, под цвет песка, чья медлительность движений напоминает об осторожности детства, но нетерпение тел выдает насущность взрослого желания, вдруг целуются в губы и так же резко отскакивают друг от друга. Девочка кричит:
– Любовь – это когда покалывает руки, жжет глаза, когда не хочется есть!
Я сразу подумала о моих трех взрослых сыновьях и пожелала им быть из породы мужчин, от которых у девушек покалывает руки и жжет глаза. Из тех, что убегают, но всегда возвращаются; как, в общем-то, мужчина из бара, мой чудесный непрошеный гость.
Я ложусь в дюнах. Закрываю глаза. Мои пальцы погружаются в теплоту песка, точно змейки. Песчинки текут, как сухая вода. Солнце пригревает мое лицо. Ветер откидывает полу юбки, я не поправляю ее.
На мое колено ложится рука.
– Одно слово, чтобы я узнала ваш голос.
– Это я.
И рука скользит выше. Она останавливается между ног и начинает знакомство с новизной.
* * *
– Это ваша супруга научила вас так ласкать женщин?
– Нет. Но мое неукротимое желание – да. Мое бесстыдство.
– Вы больше не занимаетесь любовью?
– Недостаточно хорошо. Недостаточно часто.
– Вы ее больше не хотите?
– Я хочу вас.
– Слова, слова, слова.
– Я искренен, Луиза. Впервые за двадцать пять лет я хочу женщину так, как вас.
– Новизны, вот чего вы хотите.
– И это тоже.
– Но когда вы поцелуете меня, а может быть, и возьмете, я стану древней историей. Летним воспоминанием. Отпускным трофеем: красивая женщина средних лет, замужняя, верная жена, одна в Ле-Туке 14 июля. Мужчины – воры, которые не хранят краденое.
