– На обед или на ужин? Он еще не обедал.
– На ужин. На обед – пусть еще повыпендривается.
– Я понял… Оля просит телефон. Ангелина Петровна внимательно посмотрела ему в глаза.
Невозможно. Шансов на то, что она помнит номер своих родителей, мало. Но они все же есть. Рисковать нельзя.
– В телефоне отказать.
– Ангелина Петровна? – Доктор стоял уже около двери, когда неожиданно обернулся.
– Да? – Она уже было потянулась за телефоном, но положила его обратно.
– Про наше отделение пациенты анекдоты рассказывают.
Вопросительный взгляд Ангелины Петровны, брови немного домиком.
– Как попасть в дурку? – весело начал Константин Сергеевич. И продолжил: – На вопрос «скорой помощи», отчего «белка», ответить: от Луи Тринадцатого! 3
– Я вас больше не держу. – Ангелина Петровна умела проговаривать подобные фразы с милой улыбкой.
– Извините, – смутился Константин Сергеевич и побыстрее захлопнул за собой дверь.
– Котенок? – Ангелина Петровна не дождалась ответа. На другом конце провода, видимо, нажали красную кнопку.
Ангелина Петровна набрала «повтор».
– Тигренок?
– Р-р-р.
– Что делаешь?
– Никак не могу вылезти из постели.
– А зачем тебе вылезать?
– Тебя послушать, так я все время должен находиться в постели и ждать тебя.
– Неплохо.
– А мне хочется сделать что-нибудь великое. Вот я сейчас встану и пойду сделаю что-нибудь. Такое! Ух! А ты потом будешь мной гордиться.
– Я и так горжусь.
– Нет, ты гордишься собой.
– Ну, что ты начинаешь?..
– Я не начинаю.
– Поспи еще немного.
– Вот-вот.
– Целую тебя. И пусть тебе приснятся прекрасные сны: мы с тобой.
– А мне только это и снится. Что еще?
– А этого мало?
– Не знаю. Наверное, нет.
– Ну, вот видишь. Я тебя целую. – Целую тысячу раз.
– А я миллион.
– А я миллион один.
– У меня вторая линия. Целую! Целую! Целую!
Она не отключилась, пока Аркаша не сказал: пока!
Это была Ирина.
– Что случилось? Мне звонили, но я ничего не поняла! Все же было уже нормально!
Она, конечно, очень нервничала, но вида не подавала. И Ангелина Петровна отвечала ей в тон: так было у них заведено, уже давным-давно, говорить о Пете так, словно это совершенно посторонний человек.
– Глубокая реактивная депрессия. Был какой-то внешний раздражитель… Ты же знаешь, как это бывает…
– И что? Голоса?
– Нет. – Ангелина Петровна даже улыбнулась. – Паровоз. И так увлек этим все отделение, что его сосед возомнил себя электровозом. Еле успели, когда он пытался подзарядиться от розетки.
– Ужас! – прошептала Ирина.
– Еще пару дней. Максимум.
– Я приеду.
– Он в надзорной.
– Я поняла.
– Зайдешь?
– Если успею.
Ангелина Петровна снова набрала Аркашин номер. Он не отвечал. Наверное, заснул. Котенок.
Маруся постучала в комнату, где жила девушка с хвостом.
Маруся была у нее в первый раз.
Та же кровать, как у всех, диван, кресло, журнальный столик, на стенах черно-белые фотографии в тонком багете, плазменный телевизор.
Ни одной брошенной вещи, ничего, что выдавало бы в этой комнате наличие жильца. Ничего, кроме маленького букета лилий в гнутой стеклянной вазе. Аромат лилий распространялся по комнате, казалось, что только им заполнены шкафы, устелена кровать, что именно он, сладкий и терпкий, разбросан на спинках кресел и еще он клубится на полу у кровати, там, где в любой другой комнате стояли бы тапочки.
Девушка с хвостом сидела на краешке дивана, в ореоле лилового аромата, прямо держа спину, и смотрела кино. О. Иосилиани «In vino Veritas».
– Пошли в мужское, – сказала Маруся, внимательное разглядывая стеклянную вазу.
– Не пойду.
– Почему?
– Я кино смотрю.
– А после кино? – Девушка научила быть Марусю покладистой. Потому что с ней можно было или быть покладистой, или не быть вообще. – Кино когда закончится?
– В 18.20.
Маруся зашла к ней в комнату во второй раз ровно в 18.20.
– Как кино? – задала она не тривиальный вопрос.
– Мое любимое. – Девушка тряхнула хвостом.
– Ты же говорила, твое любимое другое? – Маруся хитро сощурила глаза, словно уличила кого-то во лжи.
– А я только свои любимые смотрю. – Девушка посмотрела на нее искренними удивленными глазами.
– Пошли на первый этаж.
– Зачем?
– Я не была ни разу. Покажешь мне.
– Я не могу.
– Из-за этого? – Маруся смешно прошлась по комнате, повиливая бедрами.
Девушка хмыкнула.
– Давай! – уговаривала Маруся. – Я тоже буду вилять! Только ты мне покажешь сначала. И я научусь. Потому что если я не научусь, всем только ты понравишься, а меня никто не заметит.
– Да ладно! – улыбнулась девушка и слегка покраснела.
– Конечно! А ты думаешь, что мужикам еще нужно? Только чтобы девушка шла и бедрами виляла. Научишь меня?
Девушка неуверенно улыбалась.
– Ну что, тебе жалко? Разве люди не должны помогать друг другу?
Девушка пожала плечами.
– А я тебе расскажу, как я в первый раз с парнем переспала!
– Почему ты думаешь, что мне это интересно?
– Всем интересно!
Девушка брезгливо скривилась.
– Ладно, – вздохнула Маруся. Уступать было совершенно не в ее характере. – Я тебе покажу парня, который мне понравился. Я его на улице видела.
– Да?
– Ага. Я планирую немного повилять перед ним бедрами и познакомиться. Пошли?
– Нет.
– Ну и ладно. Я одна пойду. – Маруся медленно пошла в сторону двери, манерно и очень томно двигая бедрами. Открыла дверь. Вышла. Прикрыла дверь, оставив небольшую щель. Пошла по коридору, мимо играющей в шахматы дежурной медсестры, покачивая бедрами ритмично и с явным удовольствием. Уже в конце коридора она услышала шаги девушки.
– Ладно. Я тоже пойду. Только на минутку, – сказала девушка.
На первом этаже было все так же, как и на втором.
Та же столовая, та же дежурная медсестра.
– Дайте позвонить, – попросила Маруся.
– У меня ваших списков нет. Поднимитесь, пожалуйста, наверх. – Она ответила доброжелательно, но твердо.
Из надзорной напротив, из-за слегка приоткрытой двери доносился громкий мужской голос, имитирующий звук электрички.
– Ту-ту! Ту-ту! И снова:
– Ту-ту! Ту-ту!
И неразборчивые слова, произносимые женским голосом. Очень мягким и очень нежным. Таким обычно поют колыбельные песни. Может, поэтому он показался Марусе знакомым? Хотя с чего это она взяла, что ей пели колыбельные песни? Вообще-то наверняка пели, чем она хуже других?
И снова:
– Ту-ту! Ту-ту!
И успокаивающая колыбельная.
Маруся с девушкой прошли вперед, в холл.
Сзади открылась дверь, из надзорной кто-то вышел. Высокая женщина в серой юбке и низко надвинутой на лицо кепке. Руки у глаз. Плачет?
Промелькнула и исчезла за дверью.
Маруся как будто видела ее раньше. Даже как будто знает. Ее спина и походка… лицо было слишком закрыто руками и козырьком…
Наверное, показалось… из-за мягкого, приятного голоса. Просто захотелось, чтобы человек с таким голосом оказался знакомым.
Маруся взяла девушку за руку и потянула вглубь коридора.
– Паровоз, – сказал молодой человек, кивнув на комнату, откуда до сих пор гудели и подавали пар. – Весь день сегодня гудит.
Глаза девушки были испуганны и растерянны. Она оборачивалась назад, словно прикидывая расстояние до лестницы.
– Давай! – шепнула Маруся и завиляла бедрами.
– Я уже, – еле слышно пробормотала девушка.
Маруся посмотрела на нее, девушка стояла прямо, не шевелясь.
– Здорово, – похвалила Маруся.
– Меня зовут Олег. Хорошо, что вы зашли, такая скукотища. – Он покосился на Марусю, которая отчаянно виляла бедрами, и девушку, которая побледнела так, словно сейчас упадет в обморок. – Да, – повторил он вяло, – отлично.
– А у вас в «Монополию » играют? – поддержала Маруся разговор, не останавливая телодвижений и готовая, если что, подхватить девушку.
– Нет, – сказал парень. – У нас в домино играют и в карты. В преферанс. Не хотите пульку расписать?
– Нет. Спасибо, – отказалась Маруся, вежливо улыбаясь.
Молодой человек встал, подошел к окну. У него были длинные светлые волосы, которые он как будто никогда не причесывал, что придавало ему какой-то особенный шарм мальчишества и ребячливости, минимум двухдневная щетина и узкие, сильно спущенные вниз джинсы. Он оторвал зеленый листочек от ветвистого, закрученного вокруг деревянной тростинки растения и протянул его девушке.
