Одед взял невесту за руку, и оба поспешно направились к выходу.
Следующего раза не было.
Через несколько дней Елена призналась соседям, заподозрившим что-то неладное:
— Я перенесла тяжелейший удар.
Годы спустя соседка Фанни принесла выписываемый ею немецкий журнал со статьей о знаменитых и счастливых семьях Германии.
— Только послушай, — сказала она, дрожащим пальцем указав на статью. — Вот, тут пишут о благополучной, состоятельной паре, которая не хочет разглашать подробности своей жизни и давать интервью. Журналистка исполнила их просьбу, но все-таки напечатала некоторые сведения, полученные ею из достоверных источников. Только послушай.
Нацепив на нос очки, Фанни срывающимся голосом начала переводить:
— «Во время Холокоста Одед потерял всю свою семью, несколько лет прожил в Израиле, служил в военно-морском флоте, учился на инженера-кораблестроителя. Его жена Елена — дочь офицера СС, после войны приговоренного к казни. У супругов, по их собственному решению, нет детей, зато есть немецкая овчарка и сад с редкими растениями».
Фанни подняла глаза и, сняв очки, испытующе посмотрела на Елену, у той над губой выступил пот.
— Журналистка выражает свое удивление, что эта пара отказывается фотографироваться и давать интервью, ведь, по ее мнению, это прекрасный пример семейного счастья.
Фанни спросила:
— Это, случайно, не твой родственник?
С закрытыми глазами Елена из последних сил проговорила:
— Никому не говори, это военная тайна, он там по заданию спецслужб.
— Ах, вот оно что. — Фанни тут же захлопнула журнал и выбросила его в мусорное ведро, без лишних слов показав, что ни одна живая душа от нее ничего не узнает.
Елена не спала всю ночь. Сорвав со стен фотографии кораблей и открытки со снежными пейзажами, убрав сувениры и подарки, она сложила все в большой ящик и вынесла из дому. А на следующее утро сказала мне:
— Представляешь, в Германии умер дядя Одед, его похоронили прямо в открытом море. — А потом полушепотом добавила: — Поэтому я решила сделать ему небольшую могилку.
— Где?
— Рядом с городской канализацией.
— У этой клоаки, где всегда так воняет? — удивилась я.
— Да, именно там, — ответила она с явным удовлетворением.
Боясь оставлять меня дома одну на время ночного дежурства, Елена отказалась от должности акушерки в большой больнице и перешла в районную поликлинику. Бывшие сослуживцы принялись настаивать, чтобы Елена отпраздновала свое увольнение, угрожая, что, если она не устроит вечеринку, они сами нагрянут к ней с прощальными подарками.
Елена пыталась возражать.
— Катастрофа, — жаловалась она, — в моем доме соберется вся больница.
Однако давление оказалось слишком сильным, и Елена сдалась.
Не имея привычки устраивать праздники, она пребывала в чрезвычайном волнении. Продумывая до мелочей, как рассадить гостей и чем их угостить, она всю неделю разговаривала сама с собой. Набрала у соседей рецептов, специально для праздника сходила в магазин. А накануне значительного события притащила дополнительный ящик содовой — не дай Бог, кому не хватит. В день праздника Елена проснулась ни свет ни заря и с самого утра принялась за уборку.
Прибравшись, она окинула квартиру раздраженным, недовольным взглядом:
— На мебели ни пылинки, но обивка порвана. Унитаз хоть и сверкает, но весь разбит.
С презрением отозвалась Елена и об облупившихся стенах:
— Все ремонты видны.
Некоторое время она находилась в растерянности, потом неожиданно изменилась в лице и улыбнулась.
— Пойду-ка я прогуляюсь с собакой, — сказала она так, чтобы я услышала. И, подозвав пса, вышла из дома.
В общем, Елена гуляла с собакой, как вдруг во всем квартале погас свет. Соседи начали выходить из домов, пытаясь понять, что случилось, почему отключили электричество.
— Стою я возле трансформаторной будки, как вдруг — раз, и свет исчез, — рассказывала Елена одной соседке, а уже через мгновение невозмутимо делилась с другой: — Так все и произошло, надо же мне было именно в этот момент оказаться около трансформаторной будки; любопытно, что как раз сегодня собачка решила справить нужду на этом месте.
Соседи возмущенно восклицали:
— Это немыслимо! Ни в какие ворота не лезет!
Все были разгневаны и раздражены, а Елена, наоборот, вела себя необыкновенно дружелюбно и любезно, рассказывая рассвирепевшим соседям, что ей хуже всех, ведь с минуты на минуту у нее должна начаться прощальная вечеринка для бывших сослуживцев. Какая-то соседка заметила:
— Темнота прекрасно подходит для прощания.
— Да, но не для вечеринки, — ответила Елена без тени расстройства на лице.
Когда пришли гости, Елена объявила, что вечер пройдет при свечах, а вместо горячего будут поданы сладости. Разумеется, она собиралась устроить все иначе, но надеется на понимание в связи с тем, что отключили свет.
Поначалу все растерялись. Однако уже через некоторое время пели, смеялись и танцевали. Перед уходом гостей до меня донеслись чьи-то слова, что этот вечер они не забудут никогда и обязательно придут сюда еще раз, чтобы при свете дня взглянуть на столь полюбившийся им дом. Из рассказов Елены они знали, что она сама покрасила стены и лестницу, своими руками натянула обивку на мебель и отреставрировала картины. Но в темноте, увы, ничего не разглядели.
— Какое счастье, что это врачи и медсестры, а не электрики, иначе еще, не дай Бог, включили бы свет, — порадовалась Елена после ухода гостей.
Даже спустя годы стоило Елене встретить кого-нибудь из бывших коллег, как ее начинали благодарить за прекрасную вечеринку, которую она некогда устроила. Заключительным аккордом стала следующая история: в тот вечер, в темноте, один молодой врач сидел бок о бок с юной медсестрой. Они влюбились друг в друга и решили пожениться; в присланном Елене свадебном приглашении было особо отмечено, что свадьба состоится только благодаря ей.
В разгар вечеринки, а также несколько часов по ее окончании техник из службы по энергоснабжению и соседи пытались выяснить, кто виноват в сбое электропитания. Искали очевидцев. Допросили и Елену:
— Может, вы видели, как кто-то дернул за провода? Мы слышали, что в момент происшествия вы находились на улице.
— Лично я дергала только за собачий поводок, — ответила Елена, и все с одобрением засмеялись.
Не смеялся только господин Геринг, член коммунального сообщества, он попросил техника прекратить допрос Елены.
— Это одинокая женщина, которая целую вечность провела во тьме, — пояснил он. — Она просто не может без света и вообще уже вдоволь настрадалась.
И подмигнул Елене.
Геринг явно хотел продолжить отчет о бедствиях Елены, но техник его больше не слушал.
На следующий день, ближе к вечеру, повреждения были исправлены, все встало на свои места, а в протокол занесли, что виновник данной диверсии неизвестен, но совершенно очевидно, что кто-то отсоединил центральный кабель в трансформаторной будке.
Спустя несколько недель Елена встретила члена коммунального сообщества Геринга.
— Ты даже не поблагодаришь меня?
— За что? — удивилась она.
— Я видел, что ты сделала в трансформаторной будке.
— Я сделала то, что было нужно.
— Как это? Тебе было нужно обесточить целый квартал? — удивился Геринг.
— Нет, просто я выгуливала собаку.
— Но, Елена, — настаивал Геринг, — я живу напротив и видел в окно, как ты выдернула кабель.
— Это был не кабель, а поводок. Подумай хорошенько, — предложила ему Елена вместо благодарности.
Геринг лишился дара речи.
Этот господин не только состоял в коммунальном сообществе, он еще страдал тяжелой формой диабета. Два раза в неделю Геринг ходил в поликлинику на уколы. Там-то он и натолкнулся на старшую медсестру Елену. Говорили, что однажды господин Геринг попросил заведующего перепоручить его другой сестре — Елена колет слишком больно.
Заведующий вызвал Елену и потребовал объяснений, а та без колебаний порекомендовала медсестру Блуму.
— У нас с господином Герингом короткое замыкание, — сказала она.
Когда Геринг пришел на прием к Блуме, Елена предупредила ее:
— Смотри, не сделай господину Герингу больно, этому одинокому, чувствительному человеку. Он и так за свою жизнь хлебнул немало горя.
И подмигнула ему.
— Почему ты ему подмигиваешь, ведь у вас с ним короткое замыкание? — удивилась Блума.
— Тебя это не касается, это предназначалось ему. А если действительно хочешь знать, то у него спроси.
Тут Геринг завопил:
— Ай, больно!
И Блума, поспешив приложить вату к уколотому месту, обо всем забыла.
