Скажи мне пожалуйста, что теперь делать? Говорить мне им про тебя или нет? Может быть, если я скажу, они хоть немного поймут, что происходит. Я очень боюсь за маму, у нее страшная депрессия. Да и отец такой мрачный… Мне правда хочется убежать из дома.
Саша! Позвони им! Расскажи в чем дело. Ведь так тоже нельзя! Они же наши родители. Они любят тебя'.
Любят… я смотрел в экран, а сам все стискивал кулаки в бессильном отчаянии. И не сразу заметил, что по щекам текут слезы. Ушибленная рука отозвалась болью…
Как же я устал от этого всего…
Ну почему они не оставят меня в покое? Почему не дадут жить, как я хочу? Разве я мешаю им?!
'Если ты хочешь так сильно поменять свою жизнь… или она уже изменилась… ведь лучше все рассказать. Все равно правда вылезет рано или поздно. Я уже все знаю… однажды и родителям кто-нибудь скажет. Лучше тебе с ними поговорить, а не чужим людям.
Может быть ты приедешь на выходные? Хоть на одну ночь? Я обещаю, что не дам маме на тебя кричать. Пожалуйста, приезжай… мне тебя очень сильно не хватает.
Твоя Ася'.
Я выдохнул, потер больное предплечье. Оно вдруг так ужасно разнылось, хоть срочно анальгином закидывайся.
Что ответить Аське?
Я кое-как оделся, проглотил таблетку и, не став завтракать, пораньше отправился на работу. Пока ждал свой автобус, все думал о письме.
На самом деле проблема ведь началась не тогда, когда я впервые отказался от юбок. И, по большому счету, она вообще никак не была связана с моей гендерной дисфорией. Просто однажды я понял, что родители мне — чужие люди. Даже хуже, чем чужие. Посторонним не придет в голову постоянно лезть со своими нравоучениями. Меня невероятно выбешивало, что мать с отцом не способны увидеть во мне взрослого человека, имеющего свое мнение. И свои жизненные приоритеты. Пусть я мог ошибаться, падать… но это были мои ошибки! Я не хотел чужой мудрости. И стоять на месте тоже не хотел. Лучше делать и жалеть, чем не делать и жалеть. Я всегда предпочитал жить именно так. А родителей это не устраивало. Ну не понимали они, что каждый человек имеет право сам выбирать свою дорогу. Даже если этот человек — плоть от плоти твоей…
Мне давно уже казалось, что, кроме общей крови, нас ничто больше не связывало. Может быть, причиной было нежелание матушки рожать меня. Или ее попытка избавиться от меня, когда я стал постарше… Аська появилась слишком быстро, родители не были готовы к такому расширению семейного состава. И отдали меня бабушке с дедом. Ненадолго. Всего на пару лет… но я, как это ни странно, запомнил и расставание с любимым домом, и страх одиночества и после — нежелание уезжать от стариков. Они как-то очень быстро стали мне ближе и родней, чем отец с матерью.
Тем горше было терять их одного за другим. Сначала ушел дед, а за ним и бабуля. После этого у меня, по большому счету, остался только один близкий человек — Аська. Да и она на самом деле никогда не разделяла моих увлечений и образа жизни.
Я не могу сказать, что совсем не любил родителей… Это было бы ложью. Любил, конечно… В детстве дурачился с отцом, он катал нас с Аськой на спине, изображая лошадку… покупал нам мороженое по выходным и отводил за руку на школьную линейку в младших классах. От мамы я научился вкусно готовить и не сдаваться. Они всегда вызывали во мне уважение.
Но…
Только до того момента, пока не начинали учить жить. И требовать быть таким, каким ОНИ хотели меня видеть. Потому что в такие минуты слишком отчетливо становилась видна эта проклятая потребительская сущность… Вроде как, мой ребенок — что хочу, то и делаю с ним. Каким хочу — таким и леплю. И наплевать на его собственные чувства.
Та ссора после моего разрыва с Альбертом особенно ярко показала всю гадость, которая кипела в родителях.
Я просто понял, что не нужен им таким, какой я есть.
Им нужна была абстрактно хорошая девочка Света. Другого ребенка мои родители НЕ ХОТЕЛИ. И я знал — если скажу им, кто я на самом деле, они откажутся от меня. Да. Вот так просто. Окончательно покажут на дверь.
И вроде бы — какая мне разница? Ведь сам давно ушел… Но в том то и дело — сам.
В том то и дело… я до сих пор зависел, черт побери, от их мнения!
И это было хуже всего…
Я боялся, ужасно боялся почему-то услышать от них что-нибудь вроде 'лучше бы ты умерла!' или 'у нас теперь только один ребенок!'. А второго больше нет… и не надо. Такого.
Такого урода ненормального.
Позора для всей семьи.
— Площадь Свободы, — объявили из динамика автобуса, и я понял, что едва не проехал свою остановку. А голос добавил по-татарски то же самое: — Ирек майданы тукталышы.
Сколько ни катался в Казанких автобусах, все никак не мог привыкнуть к тому, что дикторы вещают везде на двух языках. Так иногда доставало… Но на этот раз мне было вообще фиолетово. Я почти не воспринимал окружающий мир. Шел к офису и думал, ну почему мне так не повезло с родителями?
На сайте дизайнеров я случайно познакомился с таким же существом, как и я. Только оно никак не решалось на какой-нибудь серьезный шаг… Девчонкой ведь быть проще. Эта Юлька постоянно грузилась на тему своей ненормальности, но о переходе даже думать боялась. И о том, чтобы все честно рассказать о себе родителям — тоже. А ведь они ее любили. И, в отличие от моих, по-настоящему. Они не мешали ей носить пацанскую одежду, стричься под полубокс и вообще заниматься всем, что душе угодно.
Они бы поняли ее. Его.
Мне такого счастья не досталось.
И я просто удивлялся, как можно чувствовать себя несчастным при такой поддержке в потенциале. Но агитировать Юльку на переход не собирался. Нафиг нужно. У каждого своя судьба и свой выбор. Главное сделать его вовремя. А не тогда, когда тебе уже за тридцать, и у тебя задница — шире экскаватора.
Я вздохнул, отгоняя зависть к Юльке, и крепко задумался, что же ответить сестре… В конце концов решил как обычно отмазаться вежливо-нейтральным письмом для родителей о том, что у меня все хорошо.
Я понимал — это трусость. Но ничего не мог с собой поделать.
Лукас переехал к нам в начале ноября.
С большим чемоданом, ноутбуком и кучей своих дурацких привычек… Он, как и Алекс, никогда не закрывал за собой унитаз, оставлял немытой посуду и курил прямо в доме. Все эти малозначительные мелочи меня почему-то ужасно бесили… И вообще я стал каким-то до неприличия психованным. Иногда едва сдерживался, чтобы не наорать на кого-нибудь дома или на работе. Меня раздражали все. И все раздражало. Пробки на дорогах, очереди в кассу супермаркета, грязные лужи… Может быть, причиной тому был обычный ПМС. Или мерзкие тучи, которые занавесили все небо от края до края. Солнца почти не появлялось… погода невыносимо угнетала. И город казался чужим, враждебным. И все настойчивей пульсировала одна только мысль.
Уехать.
Уехать как можно дальше от места, где меня знали. Где случайно могли увидеть старые знакомые.
Эта мысль не давала мне покоя… Пульсировала, как бомба с часовым механизмом.
Я без конца думал про Питер.
И когда на работе вдруг заявили, что мы, скорее всего вот-вот перейдем на шестидневку, я понял — это знак. Город начал выталкивать меня. Он словно бы говорил — чувак, ты уже взял здесь все, что мог. Пора идти дальше.
Спустя примерно неделю после появления Лукаса это ощущение накрыло меня так, что я в самый час-пик на работе вдруг взял и залез в личную почту. И за минуту написал письмо одному хорошему парнишке, которого знал по сайту дизайнеров. В отличие от Юльки, этот Кирилл не был соплежуем и тоже когда-то круто изменил жизнь, переехав в северную столицу из своего Красноярска. Он знал, каково это — начинать все с нуля на новом месте.
И давно звал меня сделать то же самое.
Вот я и дал ему знать, что решился.
Да. Решился.
А сколько можно тянуть кота за яйца?
Прежние времена прошли. У Алекса появилась 'семья'… а у меня — нестерпимое желание окончательно разделаться с женским прошлым.
Что же касается денег… я решил, что докопить нужное количество смогу и в Питере. И, может быть, там это получится даже быстрее: чем больше город, тем выше зарплаты. Да и вообще… наличие денег — это еще не гарантия операции. Я знал, что в Питере мне первым делом нужно будет пойти к одному очень особенному врачу, который дает главную отмашку — делать из девочки мальчика или нет. Без такого разрешения можно даже и не дрыгаться. А чтобы его получить… иногда и целый год уходит. Значит, чем раньше начать, тем быстрей получится осуществить мечту. Поняв это, я окончательно утвердился в мысли, что надо валить.
И с тревогой стал ждать ответа от Кирилла.
А жизнь в офисе шла своим чередом. Мои коллеги по дизайну сидели, уткнувшись в мониторы. Миша что-то увлеченно рисовал на планшете. Из соседнего кабинета с серпентарием доносились обрывки телефонных разговоров — девчонки обзванивали потенциальных рекламодателей и обсуждали с ними детали сотрудничества. Потом Сабина опять что-то не поделила с Гульнарой, и они долго орали друг на друга, пока Ольга не встала и не сказала им, чтобы заткнулись. Действительно… нашли из-за чего лаяться — опять еду не поделили… Так случалось порой, что кто-нибудь из рекламщиц 'ненароком' прихватывал в офисной кухне чужую булочку или грушу. А потом начиналось расследование и дознание с пристрастием. На сей раз, похоже, чужая еда глянулась Гульнаре, а Сабина усмотрела в этом страшную обиду.
