Славка Билов?.. Билов прогорел в своем кооперативе “Зебра”, где был вице-президентом, скрылся от кредиторов, экстренно поглупел от страха и определился в самодельный монастырь под именем отца Пантелеймона. Случайно Роман встретился с ним на Ленинградском рынке, тот закупал острости для изготовления аджики на зиму, чем изрядно удивил Романа, который сам в свое время работал истопником в деревенской церкви и был в курсе религиозного рациона. Славка попросил сто долларов на нужды монастыря и долго говорил о Спасении. Роман спросил, как живут его дети? Славка важно заявил, что не знает, ибо знать сие не положено ему по чину.
Роман сто долларов не дал, на том свидание и окончилось.
...Синяк объявился через два дня. На почти новенькой синей “ауди”, которую гнал на продажу.
Погудел у калитки — безрезультатно. Зашел на участок.
Военнослужащие недружественной армии тупо уставились на него. Из беззубого рта одного из воинов свисала долгая слюнная шлея.
— Как жизнь, мужики?! — гаркнул Синяк, несколько озадаченный их внешним видом и окружающей тишиной. — Херово?.. Знаю. Стронгу принять не откажетесь?..
— Не смей! — донесся из уборной знакомый голос. Засупониваясь на ходу, к нему спешил Роман. — Ты их опоишь — они товарищество разнесут со товарищи... Пройдите в хату, гражданин.
В кресле-качалке возле теплой печки Саша громко смотрела “Санту Барбару”, потому и не слышала, кто приехал.
— Во-овка! — заорала она, кидаясь на шею Синяку. — Где ты был? Почему так долго?!..
— Всего неделю, — опешил Синяк и добавил не очень уверенно: — Соскучилась?..
Может, и не очень стерва? — засомневался Роман. — Нет, просто чувствует, что Сикин с вещами на выход предполагается, и активно формирует местоблюстителя...
В окно, освещенное закатным солнцем, за содержимым домика сосредоточенно наблюдали приблизившиеся психи.
Синяк поставил Сашу на пол, замахал на дураков, чтобы сгинули.
— Идите к своему папе! Жирный, уводи бойцов! У нас сексчас.
Саша решительно задернула занавеску.
Дорога к родне была припорошена навозом. Илья Иванович начал потихоньку завозить с колхозных полей к себе удобрение.
Заслышав машину, он бойко прихромал к воротам. В разрозненном костюме, синем бабьем линялом берете, калошах. Без зубов.
— Дядил! Ты прям, как миротворец, — крикнул Синяк. — Голубой берет!..
— Стронг привез? — строго поинтересовался Илья Иванович. Синяк не успел ответить — из машины вышла Саша.
— Хто это? — осевшим голосом спросил Илья Иванович.
— Баба моя, — скромно сказал Синяк, обнимая старика. Илья Иванович, забыв отозваться на родственные чувства, вытянув шею, с трудом выглядывал над плечом Синяка.
— Врешь... Небось, Романова.
— Вашего, — кивнула, улыбаясь, Саша и представилась: — Саша.
— Илья, — хрипло пискнул старик, выкручиваясь из объятий племянника. — Пойду зубы надену.
— Ма-ма-ня! — заорал Синяк. — Выдь на Волгу!.. Воспомоществование привез! Стипендию ноябрьскую!..
Синяк каждый месяц давал матери пятьдесят долларов, которые она, разумеется, не тратила, прятала, а куда? — Илья Иванович не ведал и нервничал по этому поводу: помрет раньше его, где искать? И поинтересоваться не мог, так как они с сестрой не разговаривали уже лет двадцать. А всё из-за того, что Илья отписал свои пол-избы бабе из деревни Гомнино, которую, несмотря на преклонный возраст и клюку с хромотой, еще навещал.
— Мама-аня! — надрывался Синяк.
— За-анятая! — отозвался низкий голос, женский вариант Синякова баса. — Чеснок сажу!.. Роман тут?! Пусть в среду зайдет — стюдню дам.
— Ишь ты! — ехидно покачал головой Илья Иванович, — ни брату, ни сыну родному рожи не кажет, а чужому человеку — стюдню! Озорница!
— Спасибо, Татьяна Ивановна! — отозвался Роман. — Приду обязательно. — И повернулся к Синяку: — Ты бы ей психов моих арендовал. От давления.
— Не помрет! — Синяк таскал из багажника ящики: пиво, питва разнокалиберная, мясо, овощи. В Белоруссии по дешевке купил матери наперед копченого мяса, картошки отменной, сала... — У нас порода долгая. Прожиточный минимум 85 лет. Они с Ильей еще друг друга переживут, да, дядил?!
Илья Иванович не отвечал, он вил восьмерки вокруг Саши. Рассматривал, дотрагивался, как бы невзначай. Саша посмеивалась над липучим стариком, поворачивалась с поднятыми как на рентгене руками.
Роман потихоньку слинял на Синяковой машине на станцию встречать Таню.
Танечка прибыла точно по расписанию — такая же красивая, беззубая, с косой и, слава Богу, не в спецодежде, — в длинном джинсовом сарафане на водолазку. Барышня-крестьянка. Привезла целую сумку чеснока.
— Матушки! Чего ж я с ним делать буду? — обрадовался Роман.
— Посадим. Ты же говорил, что чеснок маринованный любишь.
Роман взял у нее сумку, поцеловал.
— Работу прогуливаешь?
Таня засмеялась.
— Заявление подала по собственному желанию.
— В Музее Ленина? — Роман распахнул перед ней дверь.
— Какая машина красивая! Ты говорил, у тебя “жигули”.
— Это не моя, Синяк пригнал.
— А я замуж выхожу, — сказала Таня, — за капитана.
— “Выйти замуж за капитана” — фильм такой был. Плохой.
— Мы учились вместе. Он на Севере служил, теперь у нас в пожарной части. Непьющий. Правда, очень упрямый, во всем видит плохие происки... Леночка не против.
— А как у нее дела?
— Ой! Сочинение писала “Моя любимая книга”. Про “Квартеронку” Майн Рида. Учительница исправила на “Квартирантку”. И брюки “клеш” с мягким знаком сделала. Теперь хочет ей четверку вывести, а Леночке ведь медаль нужна. — И без перехода мягко продолжила: — Мы с тобой последний раз, наверное, видимся.
— Второй, — сказал Роман и добавил, — не так уж и мало, — большинство людей вообще ни разу не видится... За всю жизнь.
Илья Иванович за время отсутствия Романа индоселезня ликвидировал. Сейчас он стоял возле избы в окровавленном фартуке и поливал безголовую птицу кипятком, чтобы легче отходило перо.
Таня вышла из машины.
— Одна другой краше... — недовольно пробормотал старик, вытирая руки о фартук. — Где ж вы их чеканите?
— Здравствуйте, дедушка, — улыбнулась Таня.
— Какой я тебе дедушка! — обиделся старик, снова принимаясь за птицу, без рукопожатия, однако беззубость углядел. — Самой-то передок весь выставили... Выпивать-то будем когда? — пробурчал он в сторону племянника. — Вторую неделю не пивши...
— Не вижу логики, дядил, — сказал Синяк. — Чего ж ты всю помойку яблоками завалил? Нагнал бы вина отменного и пил-сосал с Францем втихаря. Он жив, кстати?
— Куда он, пропаяла, денется, — молоко должен принесть. А с яблоками я мудохаться не буду! — он вырвал последнее неподдающееся перо из бывшего врага. — Пропади они пропадом!..
Синяк принял ощипанную птицу и на пне в момент изрубил ее на шашлычные доли.
— Всё гот-о-ово-о! — протяжно крикнула Саша с крыльца. — Только рюмок не нашла!..
— Бокалы ставь! — грубо велел старик.
— Чашки, — перевел Синяк.
— У меня свой стопарь, — Илья Иванович достал из кармана неровно обрезанный коричневый конус из пластмассовой пивной бутыли с завернутой розовой крышкой.
— Дядил, ты мне все-таки объясни, — перебил его Синяк, — зачем ты яблони сажал, если яблоки тебе не нужны?
— Все сажали, — огрызнулся старик и, почувствовав, что сдает позиции, набросился на Романа: — Ты бороду-то сброй... Тебя по телевизеру показывали: уж ты чухался-чесался... То ли пьяный, не поймешь, то ли вшивый?..
— Точняк, — охотно подтвердил Синяк. — Жирный весной по телику бухой вылез.
— “Поле чудес” начинается! — известила Саша. — Кто хочет?
Синяк нацепил разрозненного индюка на шампуры и полил, чтобы не обгорал, зацветшей водой из бочки.
— Ты бы лучше из лужи, — посоветовал Роман, озираясь. — А куда, интересно, Таня подевалась? Татиа-ана!
— А вон она! — сказал Синяк навстречу Тане.
Таня вымыла руки в той самой бочке, из которой Синяк поливал шашлык.
— Я с бабушкой вашей познакомилась, — сообщила она — Нормальная такая приличная бабушка. На Володю очень похожа. Рома, мы чеснок посадили на твою долю. Бабушка за ним будет ухаживать. А я приеду на следующий год, замариную, как ты любишь.
Роман посмотрел на нее и сказал негромко, чтобы никто не услышал:
— Куда ты приедешь? Ты замуж поедешь. Забыла?
Таня кивнула.
— Забыла... А я недавно купила Сличенко и по-новому поняла Есенина...
— “Поле чудес” началось! — опять крикнула Саша.
Таня переполошилась, побежала в избу.
— Сегодня у Якубовича одна женщина должна быть из наших, из Владимира!
— ...а Солженицына вашего правильно сняли с передач, — договаривал свое Илья Иванович, хромая в избу, — только воду мутит. Земство ему подавай!
— Дядил! — крикнул со двора Синяк в открытое окно. — Развлекай женщин, ты ж у нас джентльмен, голубые яйца! Расскажи про Бухенвальд.
