Церковь была на запоре до воскресенья, когда батюшка приезжал на службу. Роман, вспомнив религию, возмутился.
— Сегодня же суббота, всенощная. Батюшка должен быть.
Но оказалось, в связи с малочисленностью прихожан субботнюю всенощную молодой батюшка перенес на воскресенье и служил вместе с обедней для экономии времени.
Роман разошелся.
— Церква не театр! — орал он. — Богу служат, а не зрителям! Из Христа кормушку сделали!..
Но, как выяснилось из разъяснений сторожа, по благословению архиерея службы можно спарить. А у батюшки в Москве и без того много дел.
Назад Татьяну Ивановну не повезли, тем более, что кладбище с готовой могилой недалеко от церкви. Закопали под вечер. На обратном пути купили в круглосуточном магазинчике при церкви всё для поминок. Продавцом был церковный сторож.
К невеликим поминкам подоспел Франц Казимирович из Гомнина, принес Татьяне Ивановне молоко.
— Ишь ты! — озадачился он, узнав новость. — А куда ж мне теперь молоко девать, интересное дело?
Он пристроил велосипед к забору, закинул голову назад, чтобы тяжелые, как у Вия, веки не мешали зрению, и вошел на участок.
— У меня вот тоже... Лидка старшая, в прошлом... нет, в позапрошлом годе чего отчудила... Смеялась всё смеялась, потом купила ножик в Тучкове за тридцать тысяч. Сначала в Дорохове поехала, там ножей не было, там санитарный день был, она в Тучкове купила. Помылась, попарилась и зарезала себе живот, как японский янычар. А инсульт у вашей, это нормально. Это излияние мозгов. Бывает.
Ванька прыгнул выше головы. Разоблачительную справку на Сикина он рисовать не стал. Он сделал несоизмеримо больше: свел Романа с демократическим генералом ГБ, тем самым, с которым некогда познакомился на телевидении в совместной передаче и который ознакомил Ивана с его досье.
Генерал, разочаровавшись в наступившей демократии, порылся в своей генеалогии и добыл там одну шестнадцатую еврейской крови по материнской линии, как у Ленина. И теперь в скором времени отбывал на историческую родину.
— Озлобленный я становлюсь на нашу интеллигенцию. Думал, она бойчее, — сказал генерал, вручая Роману справку, подтверждающую сотрудничество Юрия Владимировича Сикина с органами.
Роман обомлел от подарка. В совершенно секретной паршивенькой бумажонке размером с телефонный счет с пометой наверху от руки “спец. учет” сообщалось, когда, где и кем был привлечен для сотрудничества Юрий Владимирович Сикин. Семейное положение, партийность, адрес... С каким отделом сотрудничает. Привлечен в качестве доверенного лица. Пункт 12. Псевдоним... Прочерк. Стало быть, не удостоился.
Роман сделал большую ксерокопию — с машинописную страницу — и помчался в КСП.
Саша была на месте.
— Сикин у себя? — спросил Роман как можно спокойнее.
— В Египте, — не отрываясь от компьютера, ответила она.
— У тебя кнопки есть?
Саша подвинула к нему коробочку с кнопками. Роман взял несколько штук.
Перед кабинетом Сурова он остановился, достал справку, разгладил ее и пришпилил на дверь директора. Отошел, поглядел: неплохо... Сзади раздался легкий звон колокольчика. Роман обернулся: по коридору навстречу ему шла колесом девочка, а может, и мальчик. Нет, девочка — косички развевались, на одной болтался колокольчик.
— Пол-то грязный, — восхищенно пробормотал Роман, уступая дорогу.
Девочка крутанулась еще раз и пошла на руках.
— Потом вымою, — напряженным баском ответила она снизу. — А где дядя Юра?
— Идет тропой Моисея.
Девочка остановилась.
— А тетя Саша?
— Тетя Саша здесь.
Девочка развернулась и на руках пошла обратно. Роман, заинтересовавшись, побрел следом.
Девочка перевернулась и отворила дверь к Саше.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — ответила Саша. — Иди, вымой руки.
Девочке было лет двенадцать.
Она вытерла руки о джинсы и направилась в уборную. Уши у нее были заткнуты магнитофонными затычками.
Роман, сам не зная зачем, ждал ее возвращения. Интересно все-таки. Не каждый день по учреждениям дети на руках ходят.
— Роман Львович, — представился он, когда девочка вернулась.
— Аня, — девочка подала ему руку, на которой было написано “Анюта”.
— Тушью? — заинтересовался Роман, разглядывая ее запястье.
— Спичками, — сказала девочка и свободной рукой потянулась за яблоком на столе. На этой руке было написано “Тоша”.
— Кавалер? — поинтересовался Роман.
— Гребем вместе, — кивнула Аня, впиваясь в яблоко. — Он на каноэ, я на байдарке. У меня и по акробатике первый разряд.
Роман выудил у нее из уха музыкальную затычку и, подув на нее, вставил в свое.
— Кто поет?
— Курт Кобейн. Он уже не поет. Он самоубился. А дядя Юра скоро приедет?
Саша, не отвечая, резко сунула Ане телефонную трубку.
— Позови Фируз по-английски.
Аня выплюнула недожеванное яблоко в ладонь, отдала Роману, взяла трубку и сказала:
— Хай! — И заверещала по-английски. Потом вдруг поскучнела, сказала вяло “ба-ай”, и положила трубку. — Он говорит: Фируз не хочет подходить.
Саша отвернулась к окну. Роман заметил, как у нее влажно заблестели глаза.
— А ты знаешь, Анна, — сказал Роман, — у тебя нос, как у целлулоидного пупса, из двух половинок склеен, посредине — рубезочка, шовчик...
Аня подошла к зеркалу, провела по носу пальцем.
— Очень некрасиво?
— Наоборот. Ни у кого нет, а у тебя есть. Ты кто дяде Юре будешь?
— Племянница.
— И какие трудности, племянница?
Аня достала из рюкзачка, исколотого разнокалиберными булавками, лист бумаги. На нем было написано:
“Уважаемые преподаватели! Если вас не затруднит, сообщите два-три слова об успехах (неуспехах) моей племянницы Анны Куликовой. Заранее благодарен. Юрий Суров”.
Внизу от руки было написано: “Хорошо”, кроме литературы”. И подпись.
— Та-ак... Читать, значит, не любишь? А “Сказку о царе Салтане” кто написал? — спросил Роман.
— Кто-то на “Ш”, кажется...
Роман погладил ее по голове.
— Умница. Пушкин. А кто эту бумагу придумал, дядя Юра?
Аня кивнула.
— Если нет троек, он мне двадцать долларов дает.
— А если есть?
— Всё равно дает.
— Лихо пристроилась, — усмехнулся Роман. — Любишь дядю?
— Ага... — Аня закинула рюкзачок за спину. — До свидания.
— Стоп. — Роман достал бумажник с меховым кенгуру.
— Можно погладить? — Девочка потянулась к бумажнику.
— Можно. Это друган мой школьный подарил. Синяк Владимир. Не слыхала? А зря. — Роман протянул девочке деньги. — На. Держи двадцать долларей и греби дальше. Тоше привет.
Девочка не поняла, что случилось, но проворно цапнула денежку и исчезла.
Зазвонил телефон, Саша подняла трубку.
— Але!.. Фируз?.. Салямат!.. Хэлло!.. Йес. — И вдруг перешла на русский. — Родила?.. Ты?!.. Кого?!.. От кого?!..
Роман подошел к двери. Да, ключ от “ауди” забыл отдать. Он положил ключ на стол перед Сашей.
— Документы в бардачке.
Несмотря на еще не оконченный рабочий день в Клубе, уборщица уже занялась мытьем полов. Сейчас она полы не мыла. Она стояла возле кабинета Сурова, с интересом изучая справку на двери.
Аня расположилась у окна, рассматривая на свет деньги.
— Не фальшивые? — спросил Роман.
— Вроде нет.
Роман подошел к уборщице.
— Впечатляет?
— Интересно, — кивнула женщина. В прошлой жизни она была кандидатом филологии. — Натюрель или самопал?
— Обижаете, — развел руками Роман. — Из архивной пучины.
Аня сложила доллары, сунула их в задний карман джинсов и направилась к выходу.
— А чего это вы читаете? — поинтересовалась она, проходя мимо кабинета Сурова.
Всё было нелепо. КСП, убитый в тюрьме Бошор, справка на двери казенного дятла и эта племянница, ходящая на руках Синяк, спьяну подаривший машину напарнице дятла, и ее дочка Фируз, сдуру, по всей вероятности, разродившаяся в раскаленном Кувейте на другом краю земли... Да-а... Линять отсюда надо, а не выводить дерьмо на чистую воду.
— Да так, ничего, бумажка, — ответил Роман Ане и сорвал справку с двери, остались лишь уголки под кнопками.
— Всё, — подмигнул он уборщице. — Хватит. Шутка такой. Писатели шуткуют.
Уборщица улыбнулась.
Роман начат возиться с кнопками, в кармане у него что-то запищало.
— У вас, наверное, пейджер сигналит? — вопросительно взглянула на Романа уборщица.
— Точно, — кивнул Роман.
Надпись гласила: “Жирный, верни пейджер. Мы с Иваном едем к тебе рисовать на стене Эдика из Музея Ленина. Подваливай быстрей. Синяк”.
— Без меня, гады, не жрите! — заорал Роман в пейджер, как в телефонную трубку.
Во дворе он догнал Аню.
— Ты до метра? Пошли вместе. Кстати, Аня, запомни: “метра” говорить нельзя, нужно — метро.
