Фабрис Колен - Синдром Годзиллы

По результатам опроса одного очень известного мужского еженедельника, она стала восьмой в рейтинге самых красивых женщин мира.

За ней ухаживали самые известные в мире режиссеры. Она была свободна настолько, что однажды даже отказалась сниматься у всемирно известного гения. Она, видите ли, попросила переписать в сценарии диалоги ее персонажа, а тип с мировым именем отказался.

Моя мать была еврейка. И одно время она относилась к этому очень серьезно: отыскала даже следы какого-то дядюшки, очень дальнего родственника, который погиб в концентрационном лагере. Дома было полно книг об Иерусалиме, она пыталась вникнуть в Каббалу, читала новости еврейской диаспоры. Но это у нее скоро прошло.

Сколько я себя помню, моя мать все время работала. За месяц до моего рождения она получила роль беременной женщины в популярном сериале, который шел с успехом уже шестой сезон, и выступила там в качестве приглашенной звезды, как гвоздь программы. Сразу после родов она прошла курс похудения и восстановления формы у одного знаменитого диетолога, по методу которого незадолго до этого одна модная поп-дива сбросила шестнадцать кило. Моя мать, как бы невзначай, стала подругой поп-дивы, они обменялись номерами телефонов. Мать всегда мечтала запеть, певица мечтала сняться в кино. Моя мать со свойственной ей маниакальной настойчивостью продолжила карьеру в шоу-бизнесе, а модная певичка вскоре совсем рассталась со своими кинематографическими амбициями.

Когда я родился, я весил, как слон, но на мне не было ни «перышка». Ни волосинки. Мама шутила, что я мог бы сделать неплохую карьеру в кино в качестве двойника одного знаменитого лысого актера, с которым одна ее очень близкая подруга переспала в восемнадцать лет по случаю первой любви. Этот тип, имя которого по вполне понятным причинам здесь упоминать не стоит, скончался от рака легких в тот же день, что и Орсон Уэллс. Тот самый Уэллс, который незадолго до своей смерти сказал, глядя в камеру: «Я мертв». Вскоре после того, как он скончался от инфаркта, клип с его последними словами крутили в качестве антитабачной рекламы.

Вскоре выяснилось, что у моего отца была приблизительно такая же реакция на мое появление на свет: «Тебе не кажется, что мы ошиблись, дорогая? По-моему, мы очень ошиблись. По-моему, этого ребенка подменили при родах: он занял не свое место, а его место занял кто-то другой».

И он не шутил.

У меня были маленькие пухлые ручки. Поэтому две недели кряду мать таскала меня на курсы талассотерапии. Она приставила ко мне дипломированных нянь и сиделок, которые пичкали меня обогащенными молочными смесями и прогуливали меня в ландо на гидравлической подвеске.

Мой отец потратил десять дней на то, чтобы разыскать своего новорожденного сына: он был занят на съемках в Южной Америке и узнал о моем рождении только благодаря средствам массовой информации. Он вылетел к нам первым же самолетом, естественно, в бешеном гневе на ту, которая не подавала никаких признаков жизни последние четыре месяца.

Мой отец был продюсер. Он встретился с матерью на съемках фильма о бейсболе, и познакомились они на светском рауте во время коктейля. Оба к тому времени были сыты по горло от недостатка взаимности. У обоих была передозировка.

Журналы того времени здорово поживились на романтической связи моих родителей. Отец и мать красовались на обложках всех возможных глянцевых изданий: нежно обнимающими друг друга на фоне филиппинского заката; или на палубе яхты, взятой на прокат у ближайшего друга миллиардера, где моя мать нежно втирала в спину отцу крем для загара. В начале отношений их совместные заявления были лишены и тени двусмысленности. «Мы встретили настоящую любовь, мы абсолютно счастливы». «Никогда бы не поверил, что такое счастье вообще возможно». «Конечно, мы собираемся скоро пожениться». «Да, непременно, у нас будут дети». «Много детей!» «Я планирую как минимум шестерых». «Я всегда мечтал (мечтала) о большой семье, о нескольких пухленьких ребятишках, которые будут возиться и гомонить в нашем саду, — я создан (создана) быть отцом (матерью)».

Влюбленность моих родителей продолжалась ровно два месяца. Мать забеременела, отец потребовал, чтобы она сделала аборт, мать отказалась, они расстались. Потом снова сошлись и снова расстались, и возненавидели друг друга и меня больше всех, хотя так никогда и не смогли себе в этом признаться. Они ненавидели меня за то, чем я был для них, неустранимый природный катаклизм, угрожающий навеки отравить их безоблачное доселе существования.

Тогда же мать решила, что будет воспитывать меня одна. Отец сначала поздравил себя с этим удачным решением, но в один прекрасный вечер он взял меня на руки и… в нем проснулось чувство собственности, его захлестнули отцовские эмоции. С той поры он резко поменял точку зрения на мое воспитание.

Отец захотел забрать меня к себе и тут же послал к матери своих адвокатов. Мать не полезла за словом в карман и прислала к нему в ответ своих блюстителей закона.

Они рвали друг друга на части, как два тигра, запертые в одну клетку, озверевшие от вынужденного соседства. Отец нанял детективов и устроил постоянную слежку за матерью. Мать подсылала к нему любовниц, а потом продавала компромат желтой прессе. Через своих умельцев-адвокатов мать потребовала от отца сногсшибательную сумму на мое содержание, превосходящую все разумные пределы, плюс половину его состояния, нажитого без нее, плюс его недвижимость на Восточном побережье, плюс немалый процент акций его продюсерской компании. Если бы это было возможно в тот момент, моя мать отравила бы жизнь отцу даже в аду.

Поняв, что не его взяла, отец бросил все сразу и бесповоротно, как выбрасывают балласт из корзины воздушного шара. Он бросил меня с матерью и укатил в Европу, а то, какая сумма была оставлена им моей матери на мое воспитание, до сих пор остается тайной за семью печатями.

Таким образом, вплоть до наступления моего сознательного возраста я оставался с матерью. Я рос в жаркой стране на берегу холодного океана. От этой печальной поры у меня не осталось почти никаких воспоминаний. Думаю, я был скорее несчастлив, чем наоборот».

«В нем есть широкие проспекты и подземные галереи, есть люди, которые без конца спешат, и машины, которые без конца сигналят; в нем есть гигантский собор и такое же огромное колесо обозрения, есть здания кубической формы и есть ажурные легкие мосты, в нем есть светящиеся яркие логотипы — в нем есть все, есть множество. Множество всего: множество людей — копошащееся, снующее, угрюмое и одновременно умиротворяющее. Все вместе это называется Токио. Токио — город моих снов и моего детства, вечный перекресток, на котором разбиваются несбыточные мечты, с которого взлетают беспилотные самолеты, Токио — точка отсчета всех самых неизведанных направлений. Здесь начинается бессчетное количество самых невероятных историй, которые можно погубить в зародыше без особых усилий, просто открыв рот. Здесь из зеркала ванной комнаты на вас смотрит другой, еще незнакомый вам Я. Здесь одновременно пытается жить столько жизней: современных, сложных, нелегких, порой настолько оторванных от реальности, что бесконечное количество новых людей и готово, и жаждет сменить вас на вашем месте и занять его. Вы никогда не думали об этом? Значит, теперь пришло время всерьез задуматься над этим. Может быть, вы мертвы, что вполне вероятно? Может быть, вы отсутствуете в реальной жизни? Может быть, вас занесло, а никто даже не подумал предупредить вас о последствиях, и вы до сих пор думаете, что у вас еще вся вечность впереди?»

Я запрокидываю голову. Это роскошный отель самого высшего международного уровня, цены здесь баснословны. Мои ноги ступают по мягкому ковровому покрытию нежно-кремового цвета. «Здравствуйте. Мне просто нужна комната. Нет, я не собираюсь останавливаться на ночь. Я хочу просто посмотреть на город».

Я хочу встать над городом в полный рост.

Я хочу видеть себя со стороны, я хочу проследить за собой взглядом. Если ваше существование перейдет мне дорогу, я заранее обещаю уступить.

Я сижу на своей кровати с ногами, прямо на покрывале. Передо мной огромное окно. Я на пятьдесят третьем этаже. Подо мной гигантский лабиринт из стекла и бетона. Надо мной голубое небо — чистый холст, натянутый каким-то сумасшедшим, нечеловечески упрямым художником.

И отовсюду по-прежнему звучит голос.

Мой голос.

«Когда мне исполнилось семь лет, мою мать убили.

Нет, она умерла не сразу. Она умирала четыре года. Это очень быстро и очень медленно одновременно. Быстро, потому что за это время все равно ничего еще не успеваешь понять, и медленно, потому что так долго не может длиться ни одно убийство.

Через месяц после убийства мать нащупала у себя за ухом маленький шарик. Потом такие же шарики появились у нее на шее. Она стала уставать. Она работала над музыкальной комедией, где исполняла главную роль. Песни к фильму она сочинила сама. Она пела там вживую. У нее уже вышло к тому времени два альбома. Ее дебютный диск был выпущен полуторамиллионным тиражом. Она была на пике своей славы.